Нехорошо, когда мертвец смотрит с упреком, пусть даже и не на тебя, а в непроглядное небо – все равно спиной тот взгляд чувствуется.
Семен поднялся с колена, подошел к вороту и снова взялся за рукоять. Сотник Тэхэ возился с трупом Кудо, пытаясь вытащить нож-хутуг, застрявший под лопаткой мертвеца в ремне нагрудного панциря.
– Давай помогай, черт немытый, – прошипел Семен. – Чего там ковырялся так долго? Я те когда твой нож в окошко подбросил?
Тэхэ подошел и тоже схватился за рукоятку ворота. Медленно крутить тяжелый ворот так, чтоб не скрипели петли и механизм, требовало больших усилий.
– Так до той ножа еще дотянуться надо было, – прошептал он. – И веревка пилить. Еще хорошо, что охрана вчера воевать убежал. Ты зачем так поздно нож бросал?
– Затем, – буркнул Семен. – На стене сторожей снял?
– Снял.
– Тогда давай ручку верти!
Ворота крепости медленно разъезжались в стороны. В образовавшуюся щель сперва проскользнули считаные тени, вскоре сменившиеся черным, сплошным людским потоком.
Над городом занимался мутно-багровый рассвет…
* * *
Если бы человек мог подобно птице воспарить над землею, его глазам открылась бы многое. Могучие леса, благодатные поля, быстрые реки и величественные озера, в безупречной глади которых отражается вечное синее небо. Но обрадовался бы тот человек при виде всего этого великолепия? Вряд ли…
Ибо среди той первозданной красоты на земле порой творится такое, на что невозможно смотреть ни людям, ни даже Богу, который так часто заслоняет свой светлый лик облаками и тучами, проливая дожди слез над тем, что своими руками творят его создания. Может, потому Он и не дает людям крыльев…
Над городом разносился равномерный звук, какой случается, когда десятки людей с утробным хеканьем валят лес, вырубая огнище для пожига и последующей распашки. Но не поле для благословенного зерна ныне готовили люди.
Сейчас они убивали других людей, скучно и монотонно делая привычную работу и лишь порой досадливо кривясь, если в той работе возникали препоны…
Кузнец Иван взмахнул молотом. В перерывах между ордынскими штурмами требовалось многое – правились затупленные и выщербленные клинки, чинилась порванная оковка щитов, латались кольчуги. Иван работал истово, порой забывая о сне и еде. Спасибо, что после гибели подмастерья Левки дед Евсей взялся помогать в кузне. Он и сейчас, покряхтывая при каждом ударе кузнеца, держался за рукоять лежащего на наковальне меча, который Иван взялся подправить вхолодную – не до хорошего, делали что могли. Кузнецов мало, а вот ущербных мечей после прошлого штурма – чуть не каждый второй…
Жалобно взвизгнув, шмякнулась об косяк дверь – и повисла на одной петле. Иван и дед разом обернулись. И, увидев то, что лезло в дверной проем, раздумывали недолго.
Странно, но одинаковые лица, выглядывающие из железной чешуи, почему-то не казались людскими. Первое из них легко смялось в кашу из окровавленных костей и железа – разогретое работой тело кузнеца само повторило предыдущий удар. Только пришелся он не по лежащему на наковальне клинку, а по ордынскому шлему. Второе лицо распалось наискось, перечеркнутое мелькнувшей на мгновение светлой молнией – дед Евсей с годами не утратил ратной сноровки, а меч, похоже, и в холодную отковали на славу.
Те, кто лез следом, попятились, что-то истошно вереща по-своему.
– Ну что, дед, пошли, что ли? – спросил Иван, нехорошо ухмыляясь. С молота, привычного к мирной работе, на пол кузницы медленно стекала серо-красная каша.
– Погоди, сынок, – сказал Евсей. Перехватив меч в левую руку, дед из кучи железа выдернул кривой засапожный нож без рукояти и метнул его в дверной проем. За порогом, гремя доспехом, упало еще одно тело.
Угрожающие крики стали громче.
– А то ж замахнуться как следует не дадут, – пояснил дед. – Ну, теперь пошли…
Но замахнуться как следует им не дали.
Наученные предыдущим опытом, кешиктены встали полукругом около выхода из кузницы, держа наготове снаряженные луки.
Кузнец с дедом ринулись было на толпу врагов, но ордынские луки зазвенели одновременно, посылая оперенную смерть в не защищенные бронею тела. Да и какая броня спасет от прямого удара стрелы, пущенной с десяти шагов?..
Сухое тело деда Евсея четыре стрелы прошили насквозь. Но он успел еще дотянуться острием своего клинка до горла ближайшего лучника, прежде чем его добили мечами…
Две стрелы ударили в плечо и в грудь кузнеца, но он, словно не чувствуя боли, продолжал бежать вперед, занося молот над головой.
– За Левку!!!
Стрелки вновь вскинули луки, но какой-то сноровистый всадник, пролетая мимо, метнул через головы лучников аркан, перехвативший шею кузнеца. Всадник торжествующе закричал, ударил коня пятками в бока – и вдруг, выдернутый неведомой силой из седла, грохнулся о землю. Шлем всадника покатился по земле, а хозяин шлема, сбив с ног одного из лучников, поволокся по грязи, не догадываясь отпустить намотанный на руку аркан.
Отбросив молот, Иван мощными рывками тащил к себе кешиктена. Пораженные увиденным, лучники не сразу сообразили, что происходит, и на мгновение замешкались.
Того мгновения Ивану хватило.
Подтянув к себе извивающееся тело, он просто ударил ногой сверху вниз, как добивают мальчишки изловленную на веревочку крысу. Череп кешиктена противно хрустнул, тело забилось сильнее, но уже в агонии.
Опомнившиеся лучники завизжали. В воздухе просвистело несколько стрел, отбросивших кузнеца назад и пригвоздивших к бревнам его руки. И долго еще стрелами и копьями распинали ордынцы на стене кузницы мощное тело Ивана, не решаясь подойти и добить…
Узкий, прямой меч плавно разрезал пространство. Истинный воин никогда не бьется с врагами – он просто восстанавливает равновесие.
Древние учили, что вселенная есть не что иное, как пустота, состоящая из двух начал – темного и светлого. И пока нерушимо их равновесие, будет существовать этот мир.
Но Ли уже давно сомневался в том, что со вселенной все в порядке. Он видел – темного вокруг было гораздо больше. И если его родовой меч мог внести в мир толику света, он никогда не запрещал ему этого. Ведь единство и согласие между воином и его мечом – это тоже элемент равновесия…
Со стороны это было похоже на смазанный человеческий силуэт, гонящий перед собой черную чешуйчатую волну. Невозможно рубить одновременно во всех направлениях, но силуэт делал именно это. Лучники метали в него стрелы и попадали либо в воздух, либо в своих. Ошметки волосяных арканов, не долетая до цели, разлетались в стороны. Люди же, попадавшиеся на пути силуэта, просто переставали быть людьми – в изуродованных кусках окровавленного мяса оставалось слишком мало человеческого…
Ли знал, что доброта вселенной небесконечна и что древняя техника боя исчезнувшего народа чжурчженей скоро выпьет до дна его жизненные силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Семен поднялся с колена, подошел к вороту и снова взялся за рукоять. Сотник Тэхэ возился с трупом Кудо, пытаясь вытащить нож-хутуг, застрявший под лопаткой мертвеца в ремне нагрудного панциря.
– Давай помогай, черт немытый, – прошипел Семен. – Чего там ковырялся так долго? Я те когда твой нож в окошко подбросил?
Тэхэ подошел и тоже схватился за рукоятку ворота. Медленно крутить тяжелый ворот так, чтоб не скрипели петли и механизм, требовало больших усилий.
– Так до той ножа еще дотянуться надо было, – прошептал он. – И веревка пилить. Еще хорошо, что охрана вчера воевать убежал. Ты зачем так поздно нож бросал?
– Затем, – буркнул Семен. – На стене сторожей снял?
– Снял.
– Тогда давай ручку верти!
Ворота крепости медленно разъезжались в стороны. В образовавшуюся щель сперва проскользнули считаные тени, вскоре сменившиеся черным, сплошным людским потоком.
Над городом занимался мутно-багровый рассвет…
* * *
Если бы человек мог подобно птице воспарить над землею, его глазам открылась бы многое. Могучие леса, благодатные поля, быстрые реки и величественные озера, в безупречной глади которых отражается вечное синее небо. Но обрадовался бы тот человек при виде всего этого великолепия? Вряд ли…
Ибо среди той первозданной красоты на земле порой творится такое, на что невозможно смотреть ни людям, ни даже Богу, который так часто заслоняет свой светлый лик облаками и тучами, проливая дожди слез над тем, что своими руками творят его создания. Может, потому Он и не дает людям крыльев…
Над городом разносился равномерный звук, какой случается, когда десятки людей с утробным хеканьем валят лес, вырубая огнище для пожига и последующей распашки. Но не поле для благословенного зерна ныне готовили люди.
Сейчас они убивали других людей, скучно и монотонно делая привычную работу и лишь порой досадливо кривясь, если в той работе возникали препоны…
Кузнец Иван взмахнул молотом. В перерывах между ордынскими штурмами требовалось многое – правились затупленные и выщербленные клинки, чинилась порванная оковка щитов, латались кольчуги. Иван работал истово, порой забывая о сне и еде. Спасибо, что после гибели подмастерья Левки дед Евсей взялся помогать в кузне. Он и сейчас, покряхтывая при каждом ударе кузнеца, держался за рукоять лежащего на наковальне меча, который Иван взялся подправить вхолодную – не до хорошего, делали что могли. Кузнецов мало, а вот ущербных мечей после прошлого штурма – чуть не каждый второй…
Жалобно взвизгнув, шмякнулась об косяк дверь – и повисла на одной петле. Иван и дед разом обернулись. И, увидев то, что лезло в дверной проем, раздумывали недолго.
Странно, но одинаковые лица, выглядывающие из железной чешуи, почему-то не казались людскими. Первое из них легко смялось в кашу из окровавленных костей и железа – разогретое работой тело кузнеца само повторило предыдущий удар. Только пришелся он не по лежащему на наковальне клинку, а по ордынскому шлему. Второе лицо распалось наискось, перечеркнутое мелькнувшей на мгновение светлой молнией – дед Евсей с годами не утратил ратной сноровки, а меч, похоже, и в холодную отковали на славу.
Те, кто лез следом, попятились, что-то истошно вереща по-своему.
– Ну что, дед, пошли, что ли? – спросил Иван, нехорошо ухмыляясь. С молота, привычного к мирной работе, на пол кузницы медленно стекала серо-красная каша.
– Погоди, сынок, – сказал Евсей. Перехватив меч в левую руку, дед из кучи железа выдернул кривой засапожный нож без рукояти и метнул его в дверной проем. За порогом, гремя доспехом, упало еще одно тело.
Угрожающие крики стали громче.
– А то ж замахнуться как следует не дадут, – пояснил дед. – Ну, теперь пошли…
Но замахнуться как следует им не дали.
Наученные предыдущим опытом, кешиктены встали полукругом около выхода из кузницы, держа наготове снаряженные луки.
Кузнец с дедом ринулись было на толпу врагов, но ордынские луки зазвенели одновременно, посылая оперенную смерть в не защищенные бронею тела. Да и какая броня спасет от прямого удара стрелы, пущенной с десяти шагов?..
Сухое тело деда Евсея четыре стрелы прошили насквозь. Но он успел еще дотянуться острием своего клинка до горла ближайшего лучника, прежде чем его добили мечами…
Две стрелы ударили в плечо и в грудь кузнеца, но он, словно не чувствуя боли, продолжал бежать вперед, занося молот над головой.
– За Левку!!!
Стрелки вновь вскинули луки, но какой-то сноровистый всадник, пролетая мимо, метнул через головы лучников аркан, перехвативший шею кузнеца. Всадник торжествующе закричал, ударил коня пятками в бока – и вдруг, выдернутый неведомой силой из седла, грохнулся о землю. Шлем всадника покатился по земле, а хозяин шлема, сбив с ног одного из лучников, поволокся по грязи, не догадываясь отпустить намотанный на руку аркан.
Отбросив молот, Иван мощными рывками тащил к себе кешиктена. Пораженные увиденным, лучники не сразу сообразили, что происходит, и на мгновение замешкались.
Того мгновения Ивану хватило.
Подтянув к себе извивающееся тело, он просто ударил ногой сверху вниз, как добивают мальчишки изловленную на веревочку крысу. Череп кешиктена противно хрустнул, тело забилось сильнее, но уже в агонии.
Опомнившиеся лучники завизжали. В воздухе просвистело несколько стрел, отбросивших кузнеца назад и пригвоздивших к бревнам его руки. И долго еще стрелами и копьями распинали ордынцы на стене кузницы мощное тело Ивана, не решаясь подойти и добить…
Узкий, прямой меч плавно разрезал пространство. Истинный воин никогда не бьется с врагами – он просто восстанавливает равновесие.
Древние учили, что вселенная есть не что иное, как пустота, состоящая из двух начал – темного и светлого. И пока нерушимо их равновесие, будет существовать этот мир.
Но Ли уже давно сомневался в том, что со вселенной все в порядке. Он видел – темного вокруг было гораздо больше. И если его родовой меч мог внести в мир толику света, он никогда не запрещал ему этого. Ведь единство и согласие между воином и его мечом – это тоже элемент равновесия…
Со стороны это было похоже на смазанный человеческий силуэт, гонящий перед собой черную чешуйчатую волну. Невозможно рубить одновременно во всех направлениях, но силуэт делал именно это. Лучники метали в него стрелы и попадали либо в воздух, либо в своих. Ошметки волосяных арканов, не долетая до цели, разлетались в стороны. Люди же, попадавшиеся на пути силуэта, просто переставали быть людьми – в изуродованных кусках окровавленного мяса оставалось слишком мало человеческого…
Ли знал, что доброта вселенной небесконечна и что древняя техника боя исчезнувшего народа чжурчженей скоро выпьет до дна его жизненные силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100