не помогать им – и точка. Хотят строить аэродром – пусть сами возятся с этим вонючим делом.
– В войне я ничего не смыслю, но зато знаю, чего стоит в наши дни прокормиться и одеться, и вижу, как поступают другие, – сказала Карен. – Например, мусорщик или каменотес, что живет этажом ниже. Скоро все наши знакомые наймутся туда, да и кто станет отказываться от работы, раз за нее хорошо платят? Ты один, Якоб, воротишь нос и навредишь себе этим. Думаешь, немцы ничего не замечают?
– Не возьмусь я за эту работу, даже если нам придется голодать.
– Так, стало быть, ты допустишь, чтобы и дети наши голодали? – резко сказала Карен и выпрямилась.
– Да, – ответил Якоб.
– Скажи спасибо, что у меня есть работа и я могу вас всех содержать, – сказала Карен.
Мартин видел, что на лбу у отца бьется жилка, а его глаза потемнели от гнева. Карен молча вышла на кухню, но по тому, как она там двигала кастрюлями, было ясно, что и она еле сдерживается.
Якоб встал, отодвинув стул так резко, что он чуть не упал. Потом снял в прихожей кепку с крючка, набросил куртку и вышел, не простившись и так хлопнул дверью, что под обоями посыпалась штукатурка.
Вагн и Мартин притихли. Но им тоже досталось под горячую руку.
– Нечего прохлаждаться, идите занимайтесь своими делами! – в сердцах закричала мать.
* * *
В это утро было холодно. Промозглый ветер пощипывал кончик носа, уши и пальцы на руках и ногах. Было еще темно, но над фьордом уже брезжил слабый рассвет.
Мартин прохаживался по школьному двору и уныло думал о предстоящих уроках. Что в школе, что дома – одни неприятности. И все-таки Мартин обрадовался звонку – хорошо было очутиться наконец в тепле. Классный наставник Берге Хансен развесил на стене большую карту, хотя урока географии по расписанию не было.
– Кто из вас знает, что изображено на этой карте? – спросил Берге Хансен. Один только Мартин мог ответить, что это Тихий океан. Якоб часто рассказывал сыну о морях и странах, которые повидал в молодости.
Учитель с минуту рассматривал свои холеные ногти, покусал верхнюю губу, поправил очки, а потом сказал:
– Дело в том, дети, что нынче ночью, восемнадцатого декабря сорок первого года, Соединенные Штаты Америки объявили войну Германии и Японии. Я не стану высказывать свое мнение о происшедшем, а просто немного поясню события.
Все прекрасно поняли учителя – теперь приходилось держать язык за зубами и помалкивать насчет того, что думаешь. Берге Хансен рассказал ученикам о нападении японцев на Пирл-Харбор, о Филиппинах, о Китае, который вот уже много лет борется против японского угнетения. Берге Хансен водил указкой по карте, показывая, где, по его мнению, развернутся военные операции. Но он не мог скрыть свою радость по поводу того, что Америка вступила в войну.
– Таким образом, с сегодняшнего дня война стала мировой войной в самом прямом значении этого слова – она охватила весь земной шар, – сказал Берге Хансен. – Мы с вами, дети, очевидцы самой большой войны, какую знала история человечества.
Учитель произнес эти слова таким тоном, точно сделал комплимент всему классу.
* * *
Вечером, когда все члены семьи вернулись с работы, об утренней размолвке никто и не вспоминал. Якоб затопил печь, и холодная, застоявшаяся сырость медленно уползла из комнаты. Карен накрыла стол, поставила еду, зажгла все газовые горелки. Вагн напевал и насвистывал в комнате, облачаясь в свой лучший костюм. От Лауса пришло письмо.
Но самое приятное состояло, пожалуй, в том, что Якоб собирался мыться. Он был весь в грязи – и недаром: он целый день проработал на разгрузке кормов и получил дневную плату.
После ужина Карен позвала Мартина – она мыла на кухне посуду.
– Вечером тебе придется пойти на собрание в союз, – сказала она. – Тебе пришла повестка.
– Ой, мне не хочется, – захныкал сын.
– Сам виноват, записался туда против воли отца, а теперь терпи – нельзя иметь семь пятниц на неделе.
– Мне там скучно, не хочу я сидеть и читать молитвы, лучше я помогу тебе вытирать посуду.
– А я хочу, чтобы ты пошел на собрание. Собрание происходило в нижнем этаже приходского клуба.
– Здравствуй, Мартин, – сказал председатель, протягивая Мартину руку. – Что-то тебя давно не видно, ты пропустил уже несколько собраний. В чем дело, может, ты болел или дома что-нибудь стряслось?
Мартин замялся, он не решался выложить председателю всю правду, не хотелось его обижать – председатель славный человек и принимает союз всерьез. В конце концов, Мартину ничего не стоит посидеть на собрании – просто чтобы доставить председателю удовольствие. Зато Мартин терпеть не может его заместителя – долговязого тощего человека в толстых очках, который днем работает в сберкассе – вписывает цифры в пухлые книги. У него бледное злое лицо, и он все замечает – сыщик проклятый.
После того как собравшиеся спели псалом и выслушали всякие полезные наставления, председатель рассказал им об Иисусе и Варраве. Потом снова пели. А затем председатель погасил свет и рассказал страшную историю о мертвеце, который являлся за своей золотой рукой. Это было куда интересней всяких притч. На этом программа вечера была исчерпана, оставался последний номер – молитва. Но в эту минуту заместитель подошел к председателю и что-то тихо шепнул ему на ухо. Председатель кивнул и, подняв руку, чтобы водворить тишину, объявил:
– Дети, прежде чем окончить сегодняшний вечер, я должен сказать вам одну важную вещь, поэтому прошу вас сидеть тихо.
Когда мало-помалу мальчики стихли, он сказал:
– В последнее время в нашей стране какие-то люди стали устраивать взрывы на немецких и некоторых датских предприятиях. Кое-где эти взрывы повлекли за собой человеческие жертвы. Так вот, когда вы вернетесь домой, дети, передайте родителям, что молодые люди из порядочных семей, молодые христиане не могут иметь к этому никакого отношения. Эти диверсии – затея коммунистов.
– А теперь сложим руки и помолимся отцу небесному, – благочестиво возгласил заместитель.
* * *
Дни шли.
Лаус явился домой на побывку с двумя нашивками на рукаве – он получил чин капрала. Гудрун очень гордилась своим женихом. Сам Лаус тоже запел на новый лад – ему теперь уже не нравились насмешки над военной службой, он говорил о ней с гордостью и уважением. С восторгом сообщил он, что полковник и другие офицеры его полка записались в добровольческий корпус, который посылают на Восточный фронт сражаться с русскими.
– Черт бы побрал всех этих предателей! – воскликнул Вагн.
– Какие же они предатели, – возмутился Лаус. – Эти люди жизнью готовы пожертвовать ради своих убеждений. Таких героев надо уважать. И, кстати говоря, наше правительство совершенно открыто призвало всех датчан записываться в добровольческий корпус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– В войне я ничего не смыслю, но зато знаю, чего стоит в наши дни прокормиться и одеться, и вижу, как поступают другие, – сказала Карен. – Например, мусорщик или каменотес, что живет этажом ниже. Скоро все наши знакомые наймутся туда, да и кто станет отказываться от работы, раз за нее хорошо платят? Ты один, Якоб, воротишь нос и навредишь себе этим. Думаешь, немцы ничего не замечают?
– Не возьмусь я за эту работу, даже если нам придется голодать.
– Так, стало быть, ты допустишь, чтобы и дети наши голодали? – резко сказала Карен и выпрямилась.
– Да, – ответил Якоб.
– Скажи спасибо, что у меня есть работа и я могу вас всех содержать, – сказала Карен.
Мартин видел, что на лбу у отца бьется жилка, а его глаза потемнели от гнева. Карен молча вышла на кухню, но по тому, как она там двигала кастрюлями, было ясно, что и она еле сдерживается.
Якоб встал, отодвинув стул так резко, что он чуть не упал. Потом снял в прихожей кепку с крючка, набросил куртку и вышел, не простившись и так хлопнул дверью, что под обоями посыпалась штукатурка.
Вагн и Мартин притихли. Но им тоже досталось под горячую руку.
– Нечего прохлаждаться, идите занимайтесь своими делами! – в сердцах закричала мать.
* * *
В это утро было холодно. Промозглый ветер пощипывал кончик носа, уши и пальцы на руках и ногах. Было еще темно, но над фьордом уже брезжил слабый рассвет.
Мартин прохаживался по школьному двору и уныло думал о предстоящих уроках. Что в школе, что дома – одни неприятности. И все-таки Мартин обрадовался звонку – хорошо было очутиться наконец в тепле. Классный наставник Берге Хансен развесил на стене большую карту, хотя урока географии по расписанию не было.
– Кто из вас знает, что изображено на этой карте? – спросил Берге Хансен. Один только Мартин мог ответить, что это Тихий океан. Якоб часто рассказывал сыну о морях и странах, которые повидал в молодости.
Учитель с минуту рассматривал свои холеные ногти, покусал верхнюю губу, поправил очки, а потом сказал:
– Дело в том, дети, что нынче ночью, восемнадцатого декабря сорок первого года, Соединенные Штаты Америки объявили войну Германии и Японии. Я не стану высказывать свое мнение о происшедшем, а просто немного поясню события.
Все прекрасно поняли учителя – теперь приходилось держать язык за зубами и помалкивать насчет того, что думаешь. Берге Хансен рассказал ученикам о нападении японцев на Пирл-Харбор, о Филиппинах, о Китае, который вот уже много лет борется против японского угнетения. Берге Хансен водил указкой по карте, показывая, где, по его мнению, развернутся военные операции. Но он не мог скрыть свою радость по поводу того, что Америка вступила в войну.
– Таким образом, с сегодняшнего дня война стала мировой войной в самом прямом значении этого слова – она охватила весь земной шар, – сказал Берге Хансен. – Мы с вами, дети, очевидцы самой большой войны, какую знала история человечества.
Учитель произнес эти слова таким тоном, точно сделал комплимент всему классу.
* * *
Вечером, когда все члены семьи вернулись с работы, об утренней размолвке никто и не вспоминал. Якоб затопил печь, и холодная, застоявшаяся сырость медленно уползла из комнаты. Карен накрыла стол, поставила еду, зажгла все газовые горелки. Вагн напевал и насвистывал в комнате, облачаясь в свой лучший костюм. От Лауса пришло письмо.
Но самое приятное состояло, пожалуй, в том, что Якоб собирался мыться. Он был весь в грязи – и недаром: он целый день проработал на разгрузке кормов и получил дневную плату.
После ужина Карен позвала Мартина – она мыла на кухне посуду.
– Вечером тебе придется пойти на собрание в союз, – сказала она. – Тебе пришла повестка.
– Ой, мне не хочется, – захныкал сын.
– Сам виноват, записался туда против воли отца, а теперь терпи – нельзя иметь семь пятниц на неделе.
– Мне там скучно, не хочу я сидеть и читать молитвы, лучше я помогу тебе вытирать посуду.
– А я хочу, чтобы ты пошел на собрание. Собрание происходило в нижнем этаже приходского клуба.
– Здравствуй, Мартин, – сказал председатель, протягивая Мартину руку. – Что-то тебя давно не видно, ты пропустил уже несколько собраний. В чем дело, может, ты болел или дома что-нибудь стряслось?
Мартин замялся, он не решался выложить председателю всю правду, не хотелось его обижать – председатель славный человек и принимает союз всерьез. В конце концов, Мартину ничего не стоит посидеть на собрании – просто чтобы доставить председателю удовольствие. Зато Мартин терпеть не может его заместителя – долговязого тощего человека в толстых очках, который днем работает в сберкассе – вписывает цифры в пухлые книги. У него бледное злое лицо, и он все замечает – сыщик проклятый.
После того как собравшиеся спели псалом и выслушали всякие полезные наставления, председатель рассказал им об Иисусе и Варраве. Потом снова пели. А затем председатель погасил свет и рассказал страшную историю о мертвеце, который являлся за своей золотой рукой. Это было куда интересней всяких притч. На этом программа вечера была исчерпана, оставался последний номер – молитва. Но в эту минуту заместитель подошел к председателю и что-то тихо шепнул ему на ухо. Председатель кивнул и, подняв руку, чтобы водворить тишину, объявил:
– Дети, прежде чем окончить сегодняшний вечер, я должен сказать вам одну важную вещь, поэтому прошу вас сидеть тихо.
Когда мало-помалу мальчики стихли, он сказал:
– В последнее время в нашей стране какие-то люди стали устраивать взрывы на немецких и некоторых датских предприятиях. Кое-где эти взрывы повлекли за собой человеческие жертвы. Так вот, когда вы вернетесь домой, дети, передайте родителям, что молодые люди из порядочных семей, молодые христиане не могут иметь к этому никакого отношения. Эти диверсии – затея коммунистов.
– А теперь сложим руки и помолимся отцу небесному, – благочестиво возгласил заместитель.
* * *
Дни шли.
Лаус явился домой на побывку с двумя нашивками на рукаве – он получил чин капрала. Гудрун очень гордилась своим женихом. Сам Лаус тоже запел на новый лад – ему теперь уже не нравились насмешки над военной службой, он говорил о ней с гордостью и уважением. С восторгом сообщил он, что полковник и другие офицеры его полка записались в добровольческий корпус, который посылают на Восточный фронт сражаться с русскими.
– Черт бы побрал всех этих предателей! – воскликнул Вагн.
– Какие же они предатели, – возмутился Лаус. – Эти люди жизнью готовы пожертвовать ради своих убеждений. Таких героев надо уважать. И, кстати говоря, наше правительство совершенно открыто призвало всех датчан записываться в добровольческий корпус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55