оборона противника прорвана, и
перед нами фактически не было сил, способных остановить наше продвижение
на север - немногочисленные королевские отряды, поддерживавшие порядок в
этих землях, заблаговременно ретировались при нашем приближении. Однако на
самом деле положение было не столь уж радужным, и я делал все, чтобы его
еще более ухудшить.
Стояла поздняя осень, никак не желавшая сменяться зимой. Постоянно
дувший холодный ветер вперемешку с мокрым снегом и мелким дождем не
прибавлял солдатам ни боевого духа, ни здоровья. Тяжелая осадная техника
увязала в грязи; люди и лошади выбивались из сил, вытаскивая из холодной
жижи стенобитные орудия и катапульты. То же, хотя и в меньшей степени,
касалось телег чрезмерно разросшегося обоза, перегруженного награбленным
добром. Вместо того, чтобы послать мобильные кавалерийские части вперед, я
держал их вместе с остальным войском, заставляя кавалеристов плестись с
той же скоростью, что и вязнущая в грязи тяжелая пехота. Все труднее
становилось с продовольствием: деревни были разграблены королевскими
войсками, и я вынужден был поощрять мародерство, что не создавало
предпосылок для пополнения численности армии за счет местных добровольцев.
Напротив, впервые за все время восстания началось дезертирство. Вообще
дисциплина падала, многие уже сожалели об уходе из Аллендера и говорили,
что Роррен сам должен решать свои проблемы.
Тем временем герцог, не теряя времени даром, бросил вперед свою
кавалерию, которая обошла нас с востока и стала поворачивать к западу,
отрезая нас от Роррена. Растянувшаяся на несколько миль повстанческая
армия, неповоротливая, едва прикрытая фланговыми разъездами, представляла
собой прекрасную мишень для внезапных кавалерийских атак небольших
отрядов, каковые и предпринимались не без успеха как герцогскими, так и
королевскими солдатами.
Пока на востоке от нас находились лишь кавалерия и небольшие части
легкой пехоты герцога, не представляло особого труда преодолеть их
сопротивление и свернуть к востоку, с тем чтобы подойти к армии Роррена с
тыла, и многие мои офицеры высказывались за это. Но я продолжал движение
на север и даже забирал западнее, объясняя это желанием осуществить
первоначальный план обхода противостоящих Роррену войск с фланга, с тем
чтобы заставить их сражаться на два фронта и воссоединиться лишь после
победы. Все это имело бы смысл, если бы армия продвигалась не так
медленно. Атаковавшие нас герцогские отряды преднамеренно не трогали обоз,
представлявший наиболее уязвимую добычу: их командиры понимали, что потеря
обоза добавила бы повстанцам мобильности.
Меж тем герцог бросил все силы на укрепление восточного коридора,
сняв даже войска с южного направления, словно приглашая нас двинуться
вспять. Я понял, что он стремится отрезать нашу армию не только от
Роррена, но и от королевских войск, дабы не делить победу с Гродрэдом.
Хотя полную картину знал только я, мои офицеры все же располагали
кое-какими сведениями, и возрастающая концентрация герцогских войск между
нами и Рорреном все сильнее их беспокоила. В то же время я заметил, что
Элдред Раттельберский слишком увлекся идеей не допустить нас на
северо-восток, поэтому южнее его позиции вытянулись в узкий коридор между
контролируемыми повстанцами территориями, по которому спешно и без должных
мер предосторожности перебрасывались войска. Конечно, слабые и
разрозненные повстанческие отряды на востоке, в тылу Роррена, не
представляли опасности для герцога, но наша армия, внезапно развернувшись
и двинувшись на юг, легко могла перерезать коридор и атаковать Элдреда с
тыла. Когда я высказал этот план, офицеры, вновь было начавшие смотреть на
меня косо, опять наполнились энтузиазмом. Однако с точки зрения интересов
восстания план этот имел существенные недостатки: воссоединение с Рорреном
отодвигалось на неопределенные времена, а нашей армии предстояло вновь
идти по территории, разграбленной уже дважды - сперва солдатами короля,
потом самими повстанцами. Мои люди понимали это, и мне стоило большого
труда сохранить дисциплину и повернуть армию на юг.
Однако уже на следующий день, когда посланные за продовольствием
команды вернулись практически ни с чем или, хуже того, не вернулись вовсе,
брожение среди повстанцев началось с новой силой. Ко мне являлись
делегации от батальонов и даже от одного полка, заявлявшие, что их части
больше не сделают ни шагу на юг.
- Хорошо, - заявил я в конце концов, - завтра мы дадим бой герцогу
здесь.
Место было не самое подходящее: низина, к юго-западу заболоченная, а
на востоке и юго-востоке заросшая лесом, хотя и сбросившим листья, но все
равно предоставлявшим герцогу хорошую возможность для скрытной переброски
войск. Армия встала лагерем; я позаботился о том, чтобы занятая позиция,
приемлемая для наступления, была совершенно непригодной для обороны от
внезапного удара с востока. Оставалось лишь позаботиться, чтобы герцог
нанес этот удар.
16
Прошло уже не меньше часа после отбоя. Я сидел в своей командирской
палатке, освещенной тусклым светом масляной плошки. Начали возвращаться
разведчики; я выслушивал их по одному и наносил на карту полученную
информацию. Наконец я отпустил последнего из них.
Настала пора действовать решительно. Эта ночь должна была стать
последней моей ночью в повстанческой армии. Генералу Риэлу следовало
бесследно исчезнуть, подобно многим легендарным вождям.
Я еще раз изучил позицию, а затем разорвал карту и сжег ее обрывки.
Каких-либо других документов, которые могли бы помочь повстанцам, не
существовало. Затем я отдал секретные приказы о снятии караулов на
наиболее опасных направлениях. Я заметил, что некоторые капралы,
выслушивавшие эти распоряжения, были удивлены как самими приказами, так и
запахом гари в моей палатке, но дисциплина, за которую я столь упорно
боролся, еще действовала, и все было исполнено беспрекословно. После этого
я отпустил часовых, стоявших у входа в палатку.
- Вам надо отдохнуть перед завтрашним боем, - напутствовал я их.
Я вернулся в палатку, задул светильник и некоторое время сидел в
темноте. Затем, когда глаза привыкли к мраку, я вышел наружу и пошел на
край лагеря, туда, где стояли лошади офицеров. Караульный солдат схватился
за меч при моем приближении, но, узнав своего командира, вытянулся и
отсалютовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
перед нами фактически не было сил, способных остановить наше продвижение
на север - немногочисленные королевские отряды, поддерживавшие порядок в
этих землях, заблаговременно ретировались при нашем приближении. Однако на
самом деле положение было не столь уж радужным, и я делал все, чтобы его
еще более ухудшить.
Стояла поздняя осень, никак не желавшая сменяться зимой. Постоянно
дувший холодный ветер вперемешку с мокрым снегом и мелким дождем не
прибавлял солдатам ни боевого духа, ни здоровья. Тяжелая осадная техника
увязала в грязи; люди и лошади выбивались из сил, вытаскивая из холодной
жижи стенобитные орудия и катапульты. То же, хотя и в меньшей степени,
касалось телег чрезмерно разросшегося обоза, перегруженного награбленным
добром. Вместо того, чтобы послать мобильные кавалерийские части вперед, я
держал их вместе с остальным войском, заставляя кавалеристов плестись с
той же скоростью, что и вязнущая в грязи тяжелая пехота. Все труднее
становилось с продовольствием: деревни были разграблены королевскими
войсками, и я вынужден был поощрять мародерство, что не создавало
предпосылок для пополнения численности армии за счет местных добровольцев.
Напротив, впервые за все время восстания началось дезертирство. Вообще
дисциплина падала, многие уже сожалели об уходе из Аллендера и говорили,
что Роррен сам должен решать свои проблемы.
Тем временем герцог, не теряя времени даром, бросил вперед свою
кавалерию, которая обошла нас с востока и стала поворачивать к западу,
отрезая нас от Роррена. Растянувшаяся на несколько миль повстанческая
армия, неповоротливая, едва прикрытая фланговыми разъездами, представляла
собой прекрасную мишень для внезапных кавалерийских атак небольших
отрядов, каковые и предпринимались не без успеха как герцогскими, так и
королевскими солдатами.
Пока на востоке от нас находились лишь кавалерия и небольшие части
легкой пехоты герцога, не представляло особого труда преодолеть их
сопротивление и свернуть к востоку, с тем чтобы подойти к армии Роррена с
тыла, и многие мои офицеры высказывались за это. Но я продолжал движение
на север и даже забирал западнее, объясняя это желанием осуществить
первоначальный план обхода противостоящих Роррену войск с фланга, с тем
чтобы заставить их сражаться на два фронта и воссоединиться лишь после
победы. Все это имело бы смысл, если бы армия продвигалась не так
медленно. Атаковавшие нас герцогские отряды преднамеренно не трогали обоз,
представлявший наиболее уязвимую добычу: их командиры понимали, что потеря
обоза добавила бы повстанцам мобильности.
Меж тем герцог бросил все силы на укрепление восточного коридора,
сняв даже войска с южного направления, словно приглашая нас двинуться
вспять. Я понял, что он стремится отрезать нашу армию не только от
Роррена, но и от королевских войск, дабы не делить победу с Гродрэдом.
Хотя полную картину знал только я, мои офицеры все же располагали
кое-какими сведениями, и возрастающая концентрация герцогских войск между
нами и Рорреном все сильнее их беспокоила. В то же время я заметил, что
Элдред Раттельберский слишком увлекся идеей не допустить нас на
северо-восток, поэтому южнее его позиции вытянулись в узкий коридор между
контролируемыми повстанцами территориями, по которому спешно и без должных
мер предосторожности перебрасывались войска. Конечно, слабые и
разрозненные повстанческие отряды на востоке, в тылу Роррена, не
представляли опасности для герцога, но наша армия, внезапно развернувшись
и двинувшись на юг, легко могла перерезать коридор и атаковать Элдреда с
тыла. Когда я высказал этот план, офицеры, вновь было начавшие смотреть на
меня косо, опять наполнились энтузиазмом. Однако с точки зрения интересов
восстания план этот имел существенные недостатки: воссоединение с Рорреном
отодвигалось на неопределенные времена, а нашей армии предстояло вновь
идти по территории, разграбленной уже дважды - сперва солдатами короля,
потом самими повстанцами. Мои люди понимали это, и мне стоило большого
труда сохранить дисциплину и повернуть армию на юг.
Однако уже на следующий день, когда посланные за продовольствием
команды вернулись практически ни с чем или, хуже того, не вернулись вовсе,
брожение среди повстанцев началось с новой силой. Ко мне являлись
делегации от батальонов и даже от одного полка, заявлявшие, что их части
больше не сделают ни шагу на юг.
- Хорошо, - заявил я в конце концов, - завтра мы дадим бой герцогу
здесь.
Место было не самое подходящее: низина, к юго-западу заболоченная, а
на востоке и юго-востоке заросшая лесом, хотя и сбросившим листья, но все
равно предоставлявшим герцогу хорошую возможность для скрытной переброски
войск. Армия встала лагерем; я позаботился о том, чтобы занятая позиция,
приемлемая для наступления, была совершенно непригодной для обороны от
внезапного удара с востока. Оставалось лишь позаботиться, чтобы герцог
нанес этот удар.
16
Прошло уже не меньше часа после отбоя. Я сидел в своей командирской
палатке, освещенной тусклым светом масляной плошки. Начали возвращаться
разведчики; я выслушивал их по одному и наносил на карту полученную
информацию. Наконец я отпустил последнего из них.
Настала пора действовать решительно. Эта ночь должна была стать
последней моей ночью в повстанческой армии. Генералу Риэлу следовало
бесследно исчезнуть, подобно многим легендарным вождям.
Я еще раз изучил позицию, а затем разорвал карту и сжег ее обрывки.
Каких-либо других документов, которые могли бы помочь повстанцам, не
существовало. Затем я отдал секретные приказы о снятии караулов на
наиболее опасных направлениях. Я заметил, что некоторые капралы,
выслушивавшие эти распоряжения, были удивлены как самими приказами, так и
запахом гари в моей палатке, но дисциплина, за которую я столь упорно
боролся, еще действовала, и все было исполнено беспрекословно. После этого
я отпустил часовых, стоявших у входа в палатку.
- Вам надо отдохнуть перед завтрашним боем, - напутствовал я их.
Я вернулся в палатку, задул светильник и некоторое время сидел в
темноте. Затем, когда глаза привыкли к мраку, я вышел наружу и пошел на
край лагеря, туда, где стояли лошади офицеров. Караульный солдат схватился
за меч при моем приближении, но, узнав своего командира, вытянулся и
отсалютовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70