Конечно, ее, только ее она имела в виду, когда сказала как-то Алин: «Что вы, маленькая девочка, знаете о любви русской женщины!» Поразило его тогда не то, каким старуха снисходительным тоном произнесла слова, которой и не понять настоящей любви, а горечь, прозвучавшая в ее голосе. Невольно сравнивала она чувство дочери к мужу и кокетливую, многословную и экзальтированную любовь Алии. Кто знает, может, гранд-мама в душе и простила своей единственной дочери, тосковала по ней, но сказать об этом вслух было выше ее сил. Она не могла быть неправой даже перед самой собой. Деда надломила эмиграция. Он заискивающе вытягивался перед каким-нибудь ничтожеством с деньгами. Но старенькая, сгорбленная, дурно одетая гранд-мама все еще говорила с апломбом, все видела себя прежней, знающей себе цену женщиной. И это несоответствие между тем, кем она была и кем считала себя, вызывало в нем глухое раздражение и жалость одновременно.
Старуха считала себя правой. А как же иначе она смогла бы жить, зная, что принесла столько страданий
дочери и своему горячо любимому внуку. А может, и жила она, мучаясь содеянным, и потому, не щадя себя и не думая о себе, все отдавала внуку...
О зяте она говорила с ненавистью, перекладывая всю вину свою на него. И уж, конечно, не считая и его своей жертвой... А он благодаря Сабинину попал в тюрьму...
После тюрьмы капитан где-то скрывался и жену взял с собой. В прежний свой дом они не вернулись и после прихода Красной Армии.
Перед отъездом на Дальний Восток Мария Ивановна дважды встречала Нюру. Первый раз та сообщила ей, что у Кошелевых родилась дочь — Наденька. И еще рассказывала она, что племянник Сабининых тогда обманул Лару. Кошелева он и не видел, смертный приговор вовсе не был отменен, ни о каком побеге на уходящий корабль с капитаном он не уславливался. Но Кошелеву действительно удалось бежать, только не с помощью этого белого офицера. Освободили матросы с «Цесаревича», когда капитана вели на расстрел вдоль кладбищенской стены.
Во вторую встречу Нюра сказала, что Лара болеет, а так как Владимир Иванович теперь в Военно-Морском Флоте тралит мины и часто уходит в море, то она, Нюра, взяла Лару с ребенком к себе. О том, что Лара умерла, и о гибели Владимира Ивановича Мария Ивановна услышала через много-много лет. Но жива ли их дочь Наденька и где она, так и не узнала. Никого из общих знакомых не осталось, а фамилии Нюры она никогда и не слышала...
Давно пора было уходить. Но Кошелев не находил в себе мужества подняться и поблагодарить хозяйку. Он все еще чего-то ждал, на что-то надеялся.
— Я злоупотребляю вашим гостеприимством, добрым ко мне отношением, правилами этикета, наконец...— несмело начал Кошелев.
— Этикет?! Забытое слово! — смеясь воскликнул Вавилон.
— Юра!—укоризненно остановила его Мария Ивановна и, обращаясь к Кошелеву, сказала: — Вы приехали домой, пусть на время, но домой. Не стесняйтесь, Сережа... Вот. И вообще... Я вас и в гостиницу не отпущу.
— Благодарю!.. От всей души благодарю, но я ни за что не решусь стеснить вас, как мне ни приятно и ваше общество, и ваш милый, благоуханный сад... Но раз уж
вы так добры ко мне, то поймите и простите мою назойливость. Я ведь не помню ни отца, ни матери... Совсем не помню...
— Да, да, я об этом не подумала...— Мария Ивановна помолчала, прикрыла глаза рукой, словно желая лучше представить себе тех, кого видела несколько десятков лет назад.— Капитан Кошелев... Какой-то был он... необычный; в чем-то очень серьезный, в чем-то совсем мальчишка. Возился с каким-то дребезжащим мотоциклетом, который никак не выезжал дальше их двора. Капитан, к ужасу гранд-мама, мог неожиданно войти при гостях перепачканным в масле, в копоти... Сознаюсь, девчонкой я была влюблена в него. В него и в Лару. Вернее, если так можно выразиться, в их романтическую любовь. Это бывает в юности. У Володи были очень светлые, слегка навыкате глаза. Ваши глаза, Сережа. Ну, конечно, вы унаследовали глаза его, рисунок бровей. Как это я сразу не обратила внимания? Только волосы у него были темнее. Почти черные. И сложение другое. Он был гораздо крепче, шире в плечах. И походка у него была своя, особая. Широкий, ровный шаг, голова чуть-чуть откинута назад, словно он что-то вдали увидел...
— Ты даже это запомнила? — не без лукавства вставил Вавилов.
— Запомнила... Я ведь сразу сказала, что была к нему неравнодушна. Такой молодой — и капитан. Не то что деды, приятели Евграфа, которые у нас собирались! И капитаном он стал благодаря какому-то таинственному родственнику, который помог ему выучиться и пожелал остаться неизвестным. И родственник прямо из книги — граф Монте-Кристо.
— Значит, фамилию этого родственника ты, тетя Маня, тоже не знаешь? — спросил Вавилов.
— Нет, конечно, хотя Володя и Лара пытались его разыскать, поблагодарить... Женился Владимир Иванович уже будучи капитаном. Я говорила, что Аглая Константиновна была недовольна этим браком, ведь прочила она Лару, кажется, за своего племянника, того самого офицера, который так подло поступил с Кошелевым и с самой Ларой.
— А ведь это тот же самый офицер, как я понимаю, о котором упоминал Кравченко. Помните, Сергей Владимирович?— воскликнул Вавилов, очень довольный своей проницательностью.
— Конечно! Отлично помню! Несомненно, это он участвовал в обыске на «Цесаревиче»,— согласился Кошелев и подумал, что постепенно, правда, еще едва приметно, но уже намечается известная цепочка: родственник гранд-мама играл определенную, далеко не благородную роль в судьбе Кошелевых.
— Он и о потоплении «Цесаревича» сообщил в Одессу, и о бегстве Кошелева,—увлеченно продолжал Вавилов.— И Саргана, которого искал, прилепил Кошелеву, чтобы того уже наверняка поставили к стенке... Все это дело его рук. И ревность, и бессильная злоба. Маловероятно, чтобы Сабинин, даже потеряв часть своего состояния, стал добиваться расстрела зятя, мужа своей дочери.
— Да, так оно, конечно, и было. Мамин этот кузен подло поступил и в Севастополе, и потом, при аресте отца,— согласился Кошелев. За границу родственник не попал, иначе бы он явился к гранд-мама. А то, что старики никогда о нем не вспоминали, свидетельствовало о том, что воспоминания о нем были им неприятны. А если и говорили когда-либо, то, очевидно, в отсутствие внука. Гранд-мама любила повторять: «Надо быть выше недостойных людей! Не замечать их!»
— Лару я помню в темно-темно-красном панбархатном платье,— продолжала Мария Ивановна.— В тот вечер, когда мы приходили прощаться, она первый раз его надела... Вышивка темным серебром... Лара сидела у рояля... Подождите!.. Да как же я могла это забыть!.. Ведь я еще раз видела ее... В последний раз... Все мне казалось, будто что-то от меня ускользает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Старуха считала себя правой. А как же иначе она смогла бы жить, зная, что принесла столько страданий
дочери и своему горячо любимому внуку. А может, и жила она, мучаясь содеянным, и потому, не щадя себя и не думая о себе, все отдавала внуку...
О зяте она говорила с ненавистью, перекладывая всю вину свою на него. И уж, конечно, не считая и его своей жертвой... А он благодаря Сабинину попал в тюрьму...
После тюрьмы капитан где-то скрывался и жену взял с собой. В прежний свой дом они не вернулись и после прихода Красной Армии.
Перед отъездом на Дальний Восток Мария Ивановна дважды встречала Нюру. Первый раз та сообщила ей, что у Кошелевых родилась дочь — Наденька. И еще рассказывала она, что племянник Сабининых тогда обманул Лару. Кошелева он и не видел, смертный приговор вовсе не был отменен, ни о каком побеге на уходящий корабль с капитаном он не уславливался. Но Кошелеву действительно удалось бежать, только не с помощью этого белого офицера. Освободили матросы с «Цесаревича», когда капитана вели на расстрел вдоль кладбищенской стены.
Во вторую встречу Нюра сказала, что Лара болеет, а так как Владимир Иванович теперь в Военно-Морском Флоте тралит мины и часто уходит в море, то она, Нюра, взяла Лару с ребенком к себе. О том, что Лара умерла, и о гибели Владимира Ивановича Мария Ивановна услышала через много-много лет. Но жива ли их дочь Наденька и где она, так и не узнала. Никого из общих знакомых не осталось, а фамилии Нюры она никогда и не слышала...
Давно пора было уходить. Но Кошелев не находил в себе мужества подняться и поблагодарить хозяйку. Он все еще чего-то ждал, на что-то надеялся.
— Я злоупотребляю вашим гостеприимством, добрым ко мне отношением, правилами этикета, наконец...— несмело начал Кошелев.
— Этикет?! Забытое слово! — смеясь воскликнул Вавилон.
— Юра!—укоризненно остановила его Мария Ивановна и, обращаясь к Кошелеву, сказала: — Вы приехали домой, пусть на время, но домой. Не стесняйтесь, Сережа... Вот. И вообще... Я вас и в гостиницу не отпущу.
— Благодарю!.. От всей души благодарю, но я ни за что не решусь стеснить вас, как мне ни приятно и ваше общество, и ваш милый, благоуханный сад... Но раз уж
вы так добры ко мне, то поймите и простите мою назойливость. Я ведь не помню ни отца, ни матери... Совсем не помню...
— Да, да, я об этом не подумала...— Мария Ивановна помолчала, прикрыла глаза рукой, словно желая лучше представить себе тех, кого видела несколько десятков лет назад.— Капитан Кошелев... Какой-то был он... необычный; в чем-то очень серьезный, в чем-то совсем мальчишка. Возился с каким-то дребезжащим мотоциклетом, который никак не выезжал дальше их двора. Капитан, к ужасу гранд-мама, мог неожиданно войти при гостях перепачканным в масле, в копоти... Сознаюсь, девчонкой я была влюблена в него. В него и в Лару. Вернее, если так можно выразиться, в их романтическую любовь. Это бывает в юности. У Володи были очень светлые, слегка навыкате глаза. Ваши глаза, Сережа. Ну, конечно, вы унаследовали глаза его, рисунок бровей. Как это я сразу не обратила внимания? Только волосы у него были темнее. Почти черные. И сложение другое. Он был гораздо крепче, шире в плечах. И походка у него была своя, особая. Широкий, ровный шаг, голова чуть-чуть откинута назад, словно он что-то вдали увидел...
— Ты даже это запомнила? — не без лукавства вставил Вавилов.
— Запомнила... Я ведь сразу сказала, что была к нему неравнодушна. Такой молодой — и капитан. Не то что деды, приятели Евграфа, которые у нас собирались! И капитаном он стал благодаря какому-то таинственному родственнику, который помог ему выучиться и пожелал остаться неизвестным. И родственник прямо из книги — граф Монте-Кристо.
— Значит, фамилию этого родственника ты, тетя Маня, тоже не знаешь? — спросил Вавилов.
— Нет, конечно, хотя Володя и Лара пытались его разыскать, поблагодарить... Женился Владимир Иванович уже будучи капитаном. Я говорила, что Аглая Константиновна была недовольна этим браком, ведь прочила она Лару, кажется, за своего племянника, того самого офицера, который так подло поступил с Кошелевым и с самой Ларой.
— А ведь это тот же самый офицер, как я понимаю, о котором упоминал Кравченко. Помните, Сергей Владимирович?— воскликнул Вавилов, очень довольный своей проницательностью.
— Конечно! Отлично помню! Несомненно, это он участвовал в обыске на «Цесаревиче»,— согласился Кошелев и подумал, что постепенно, правда, еще едва приметно, но уже намечается известная цепочка: родственник гранд-мама играл определенную, далеко не благородную роль в судьбе Кошелевых.
— Он и о потоплении «Цесаревича» сообщил в Одессу, и о бегстве Кошелева,—увлеченно продолжал Вавилов.— И Саргана, которого искал, прилепил Кошелеву, чтобы того уже наверняка поставили к стенке... Все это дело его рук. И ревность, и бессильная злоба. Маловероятно, чтобы Сабинин, даже потеряв часть своего состояния, стал добиваться расстрела зятя, мужа своей дочери.
— Да, так оно, конечно, и было. Мамин этот кузен подло поступил и в Севастополе, и потом, при аресте отца,— согласился Кошелев. За границу родственник не попал, иначе бы он явился к гранд-мама. А то, что старики никогда о нем не вспоминали, свидетельствовало о том, что воспоминания о нем были им неприятны. А если и говорили когда-либо, то, очевидно, в отсутствие внука. Гранд-мама любила повторять: «Надо быть выше недостойных людей! Не замечать их!»
— Лару я помню в темно-темно-красном панбархатном платье,— продолжала Мария Ивановна.— В тот вечер, когда мы приходили прощаться, она первый раз его надела... Вышивка темным серебром... Лара сидела у рояля... Подождите!.. Да как же я могла это забыть!.. Ведь я еще раз видела ее... В последний раз... Все мне казалось, будто что-то от меня ускользает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44