До этого мне не доводилось в других краях жить. Все боялась оказаться на чужбине в беспомощности. Не знаю, может, и ошибку совершила, тебе легче судить об этом, сама на чужбине живешь. Если бы мне тогда знать, что нашей Нарвы едва ли хватит еще на пятнадцать лет, а вовсе не до конца моей жизни,— возможно, махнула бы рукой и уехала бы с Рудольфом. Не могла представить себе такого. О Рудольфе потом мне приходилось слышать только обрывками, после войны, говорят, жил в Канаде, в Ванкувере, был бракером на лесной бирже, работал в доке. Мне он так ни разу и не написал, настолько обиделся.
Вот видишь, Юта, жизнь могла сложиться и по-другому Теперь уже все равно ничего не переделаешь
Ты что, задумалась о том, как бы могла по-другому сложиться твоя собственная жизнь?
Расскажи лучше, как дела у Лууле. По-моему, ты писала, дочь ее уже гимназию окончила?
Да, сама все увидишь. Не мне судить о том, как живут молодые. Будешь у Лууле ночевать, вот тогда и услышишь. Много ли я знаю или понимаю в ее жизни. Мы, старики, все пытаемся мерить на свой аршин, да и откуда нам взять другое мерило, однако же молодым это не нравится. Пусть себе живут как знают.
Откуда у Юты такое отчаяние?
Что ж, сама увижу, было же сказано. Могу я называть тебя тетей Зиной? Так ты мне ближе становишься. Страшно нуждаюсь в родственной душе, а то ведь столь неприкаянно живу. Да и легче будет обо всем тебе поведать. А рассказать есть что. Ты не представляешь себе, какой грудой нагромождается на душе у человека всякая всячина, ее хоть когда-нибудь необходимо выговорить, если ты день за днем на работе проводишь среди чужих людей, а дома всегда одна. С детских лет я была непоседой, с возрастом стала рассудительной, это верно, и все же у меня иногда возникает чувство, будто лишенные выхода, накопившиеся во мне смятение и отвращение с каждым днем поднимаются все ближе к опасной черте. Я словно сама не своя. Может, просто чересчур часто читаю статьи о стрессах и психозах? Они мне попадаются то и дело.
Речь Лууле была торопливой, словно у нас до расставания оставалось всего пять минут и она ужасно боялась, что не уложится в этот срок. На самом деле мы только что прибыли с вокзала к ней домой, и, хотя этот путь через полгорода тоже занял, пожалуй, не менее часа, я останусь у Лууле до самого завтрашнего вечера. Так что поговорить у нас время будет. Несмотря на это, ей не терпелось, даже дух не перевела, не глядя, наотмашь, кинула перчатки и шарф в сторону, шапка шлепнулась на телефон, пальто, пролетев через прихожую, зацепилось за вешалку. Лууле прямо-таки силой усадила меня в кресло, сама же плюхнулась напротив, на диван, чтобы, не тратя времени, начать изливать душу. Я бы не прочь была похвалить ее новую, очень чистую и милую квартиру, где не слышно даже городского шума. Но нет, что бы я ни произнесла, сейчас это ее не интересовало, она была переполнена сама собой, и я поняла, что так скоро я из моего положения не вырвусь.
Ну разумеется, называй меня тетей Зиной. Много ли там и на самом деле оставалось? Твоему покойному дяде я была Зинуля, для матери твоей с детских лет была просто Зиной, так что для тебя я вполне могу быть тетей Зиной, выстраивается вполне естественный ряд. Я все понимаю, и все равно в сердце кольнула непритупляющаяся заноза. Ведь в жизни я так ни для кого и не стала тетей, все врут календари.
Давай, девочка, выкладывай свои горести, подвинь какую-нибудь из них краешком и на мое плечо. У тебя, Лууле, было смешное, круглое, как луна, лицо, когда ты еще сидела в детской коляске и пыталась ухватить зубами большой палец на ноге. Сама ты, конечно, этого не знаешь; повзрослев, мы даже на свои детские фотографии смотрим отчужденно и чуточку стыдливо, будто на них запечатлены какие-то незнакомые нам ребятишки, с которыми нас сейчас пытаются связать. Может, так оно и есть. Возможно, мы, став взрослыми, и впрямь уже ничего не ведаем о тех ребятишках?
Нет-нет, я вовсе не погрузилась в раздумья, уже перестала. Рассказывай свою историю, я тебя слушаю.
С одной стороны, у меня, конечно, есть Пийа. Но с другой — в какой это мере взрослые дети вообще принадлежат еще своим родителям? Хорошо, если они хоть сами собой обладают, не канули в безвестность. В свое время я, ничего не говоря, ушла от матери, и я не знаю, поступали ли вы, ты и моя мама, когда-нибудь иначе. Время ко всему добавляет еще и свои оттенки. Сегодня каждый уже с ползункового возраста стремится обрести как можно более полную независимость. Пийа ничего не желает знать о моей жизни, я для нее не представляю интереса. Делит со мной квартиру, да и то только потому, что так дешевле. И только до тех пор, пока сама не встанет на ноги. Говорит, что здесь, у черта на куличках, живешь, как на необитаемом острове, никто из знакомых даже не подумает когда-нибудь заглянуть. Нет, ты что-нибудь подобное слышала? Всего двадцать минут езды в подземке — это! о им уже не одолеть, это уже у черта на куличках. Им, видишь ли, доставляй друзей и знакомых, словно утренний кофе, прямо в постель. Как только появится возможность, грозит перебраться в центр города. Пожалуй, так оно и будет, останусь одна-одинешенька.
Сказать по совести, не было у нее никакой необходимости выезжать с компанией на острова именно сегодня. По телефону я это тебе сказала для красного словца,— мол, у дочери счастье жизни поставлено на карту. Да самое обычное повседневное общение с парнями. Едва узнала, что ты заедешь к нам на день в ожидании таллиннского парохода, так ей сразу и приспичило. Когда ты прибыла в Швецию, я ведь сразу, прямо из порта, повезла тебя на поезд в Мальме. У дочки моей не нашлось свободной минутки, чтобы поехать со мной, помнишь. Ой, мама, у меня весь день прямо по часам расписан, она и теперь повторила слово в слово. Видишь ли, ее издерганные стрессами нервы не в состоянии выдержать целое воскресенье в нашем обществе: вдруг придется, скучая, слушать какие-то ветхие истории или слезливые воспоминания о тех далеких временах, когда ее бесценная особа еще не облагодетельствовала своим появлением сей грешный мир. Как давно все это было! До потопа! Трогательные детские байки из раннего каменного века. Она об этом знать ничего не хочет. Случившегося до нее все равно что и не было. Единственный достойный существования мир — это сегодняшний, ее собственный. Мне кажется, убийственное безразличие ко всему тому, что было до них и что будет после них, у этого поколения развивается еще с колыбели. Вот и живут, словно без корней и побегов. Именно без побегов, так как их собственные грядущие дети ни за что не станут относиться к ним по-другому, не с кого брать пример. Так отплатится той же монетой. И вовсе я не злорадствую, это ведь тоже невеселая перспектива. По-моему, они в этом смысле беднее нас, но поди растолкуй им это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85