Исходит ли это кожанки и маузера в деревянной кобуре?
Конечно, Оллины аусвайсы сразу же вызвали у него подозрение. Ворох измятых бумажек в его глазах вдруг зашуршал и стал расползаться наподобие змеиного выводка. Откуда это у тебя в таком количестве и на все случаи жизни? Не сама же ты их варганишь? Значит, тебя ими снабжают немцы. Тогда вполне очевидно, что они ждут от тебя и соответствующей мзды. Какое такое задание получила? Не может быть, чтобы никакого! Это нелогично, раскинь-ка сама мозгами. Чего это ты со всеми бумагами прешь через фронт, кто тебя где ждет, к кому направлялась?
Форменный допрос. Но из Олли и капли не выжмешь, ее бесхитростная душа чиста и прозрачна, словно стеклышко. Без принуждения уже выложила нам все начисто, выговорилась до конца. Только этим ведь Авлоя но убедишь, нечего и пытаться Для него столь простых вещей не бывает. По его мнению, как мне представляется, мир скроен сплошь из заговоров и происков.
Теперь я уже ничем не могу помочь Олли, хотя по-человечески мне ее' жаль. Перевожу взгляд в потолок, на левый угол, где просочившаяся под стрехой вода оставила густые подтеки на бледных сероватых обоях, которыми оклеены стены. Мы нашли прибежище в почти совсем еще новом доме поселенца; хозяин отстроил его всего за несколько лет до начала войны, оттого и эти современные городские обои на стенах. В начале войны хозяина взяли под ружье, жена осталась одна с малым ребенком, мучилась и чахла, подорвала непосильной работой здоровье, пока в прошлую зиму вместе с дитем не умерла от тифа. К нашему приходу двери и окна были уже заколочены досками, все находилось в запустении, мебель и домашняя утварь в большинстве оказались растащенными. Поэтому у нас так голо, спим вповалку на полу на почерневшей прошлогодней соломе. Но не беда, скоро подоспеет свежее сено.
Я вглядываюсь в коричневатые то светлые, то темные разводы на сероватой бумаге с тонким узором, будто ищу там ответа на вопросы. Перед глазами расстилается карта какой-то неведомой страны, я не в состоянии определить по ней верное направление, не нахожу точки опоры. Где я пребываю? Куда мне следует держать направление?
Вдруг прямо под открытым окном раздается громкое и требовательное мычание. Я вздрагиваю, вздрагивает и Авлой, Олли взвизгивает, для нее деревенские звуки совсем уже диковина. Что это, неужели у нас по дому разгуливают коровы? Мгновение спустя меня начинает слегка трясти от сдавленного смеха. Ну конечно, это же знаменитый Мандат, истинный страх и божья кара для деревенских баб,— смышленый и хитрый бычок, который без конца бродит по деревне, отыскивая возможность ухватить где-нибудь нечто лакомое. Иногда удовольствия ради начинает бодать любой покосившийся кол в ограде, пока не повалит его,— не иначе чешет пробивающиеся рога. Характер у Мандата скорее подлый, он частенько пытается задираться, и единственный способ в таком случае от него избавиться — это сунуть ему что-нибудь. Для угощения годится все, что он съедобным. Мандат особенно обожает горбушки, за них он позволяет даже почесать себя между рогами, а иначе лучше не трогай. Когда Мандат в очередной раз проголодается и когда на него найдет, он при виде первого встречного наклоняет голову, роет копытом землю и всем своим существом показывает, что спасения от такого, как он, нет. Тогда лучше заскакивай за первые попавшиеся ворота или ищи в кармане гостинец. Некоторые деревенские бабы, выходя из дому, постоянно носят в кармане передника про запас для Мандата высушенные корки хлеба. Ни одна веревка его не держит, он отменно наловчился перетирать веревку о привязь, а затем рывком обрывать, потому у него всегда, когда он бродит по деревне, словно мочало болтается на шее.
Я спросил у хозяина бычка, одноглазого инвалида войны Кирилла Кротова, с чего это он нарек животное таким необычным прозвищем. Мужичонка хитро прищурил свой единственный глаз и с готовностью пояснил.
Да понимаешь, у него от роду такой паршивый характер; раз уж чего захотел, то ну орать да бодаться, пока не добьет с я своего теленком у старухи несколько раз подойник из рук выбивал, когда ему на рев не сразу успевала молочка налить. Ну, я и подумал: вот ведь какой неуемный, что твой уполномоченный с мандатом. Сам знаешь, по нынешним временам все кругом запружено всяким разным начальством, у любого в кармане мандат — у одного с такой, у другого с сякой печатью, и все шибко командуют: давай то-то и делай то-то, не то я тебе такое устрою, что не возрадуешься. А чем же мой бычок хуже? Пусть себе будет Мандатом, хоть кому-то страху напустит. Чего ж в прозвище дурного, а?
Наши ребята потехи ради да от нечего делать постарались всякими подачками привадить Мандата, он чувствует себя у нас хозяином; видать, посчитал себя вправе опять за чем-нибудь заявиться. Вижу, как багровеет шея Авлоя. Теперь добра не жди.
Так оно и есть. Злость, порожденная скрытым испугом, обрушивается на Олли. Чтоб была отправлена вместе с остальными задержанными в Ямбург, там все выяснят и накажут! В тамошней старой уездной тюрьме уже сидит несколько десятков подозрительных субъектов в ожидании решения своей участи. Сидят себе посиживают. Каждый день к ним кого-то подсаживают. Поди, в штабе у Даумана это не единственная забота. Спекулянты так и прут гурьбой со своей поклажей через границу, у каждого своя корысть, тут уже не зевай, ставь заслон. От безделья ребята режутся в карты на деньги, командиры не успевают отбирать колоды, не помогают политбеседы на тему того, что азартные игры — это мерзкий пережиток старого мира, подлежащий искоренению. Самогонки, правда, в обращении пока немного, только по случаю. Хуже станет, если придется задержаться до осени, пойдут зерно нового урожая да картофель, в теплую погоду любо-дорого гнать в глуши это зелье, сейчас самогон дороже денег стоит. А когда из трубочки закапало, то и жаждущие найдутся.
Одна надежда, что к осени части Красной Армии будут всюду сформированы и твердый порядок установлен. Иначе и быть не может. Уже приступили к выдаче обмундирования, помаленьку все и наладится.
Аунвярк отводит Олли в амбар, где мы за неимением лучшего содержим под замком своих клиентов. У Авлоя, как видно, что-то еще на душе.
Командир, у тебя тут что, отряд Красной гвардии или разгульная ватага анархистов? Да нет, я не о том, что к тебе прямо в штаб забредают коровы! Сам ведаешь, с кем обитаешь, да и не с руки тебе деревенского пастуха играть! Только вот пошел я наряды проверять — постовых и след простыл. Вдруг эдакий разбойничий свист с дерева: стой, кто идет? Часовой — и на тебе, на дереве! Ты только представь себе. Кругом мальчишество да партизанщина!
Собственно, мы и есть партизаны, до сих пор нас так называют, в недалеком будущем нас, по слухам, только еще начнут записывать в Тартуский полк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Конечно, Оллины аусвайсы сразу же вызвали у него подозрение. Ворох измятых бумажек в его глазах вдруг зашуршал и стал расползаться наподобие змеиного выводка. Откуда это у тебя в таком количестве и на все случаи жизни? Не сама же ты их варганишь? Значит, тебя ими снабжают немцы. Тогда вполне очевидно, что они ждут от тебя и соответствующей мзды. Какое такое задание получила? Не может быть, чтобы никакого! Это нелогично, раскинь-ка сама мозгами. Чего это ты со всеми бумагами прешь через фронт, кто тебя где ждет, к кому направлялась?
Форменный допрос. Но из Олли и капли не выжмешь, ее бесхитростная душа чиста и прозрачна, словно стеклышко. Без принуждения уже выложила нам все начисто, выговорилась до конца. Только этим ведь Авлоя но убедишь, нечего и пытаться Для него столь простых вещей не бывает. По его мнению, как мне представляется, мир скроен сплошь из заговоров и происков.
Теперь я уже ничем не могу помочь Олли, хотя по-человечески мне ее' жаль. Перевожу взгляд в потолок, на левый угол, где просочившаяся под стрехой вода оставила густые подтеки на бледных сероватых обоях, которыми оклеены стены. Мы нашли прибежище в почти совсем еще новом доме поселенца; хозяин отстроил его всего за несколько лет до начала войны, оттого и эти современные городские обои на стенах. В начале войны хозяина взяли под ружье, жена осталась одна с малым ребенком, мучилась и чахла, подорвала непосильной работой здоровье, пока в прошлую зиму вместе с дитем не умерла от тифа. К нашему приходу двери и окна были уже заколочены досками, все находилось в запустении, мебель и домашняя утварь в большинстве оказались растащенными. Поэтому у нас так голо, спим вповалку на полу на почерневшей прошлогодней соломе. Но не беда, скоро подоспеет свежее сено.
Я вглядываюсь в коричневатые то светлые, то темные разводы на сероватой бумаге с тонким узором, будто ищу там ответа на вопросы. Перед глазами расстилается карта какой-то неведомой страны, я не в состоянии определить по ней верное направление, не нахожу точки опоры. Где я пребываю? Куда мне следует держать направление?
Вдруг прямо под открытым окном раздается громкое и требовательное мычание. Я вздрагиваю, вздрагивает и Авлой, Олли взвизгивает, для нее деревенские звуки совсем уже диковина. Что это, неужели у нас по дому разгуливают коровы? Мгновение спустя меня начинает слегка трясти от сдавленного смеха. Ну конечно, это же знаменитый Мандат, истинный страх и божья кара для деревенских баб,— смышленый и хитрый бычок, который без конца бродит по деревне, отыскивая возможность ухватить где-нибудь нечто лакомое. Иногда удовольствия ради начинает бодать любой покосившийся кол в ограде, пока не повалит его,— не иначе чешет пробивающиеся рога. Характер у Мандата скорее подлый, он частенько пытается задираться, и единственный способ в таком случае от него избавиться — это сунуть ему что-нибудь. Для угощения годится все, что он съедобным. Мандат особенно обожает горбушки, за них он позволяет даже почесать себя между рогами, а иначе лучше не трогай. Когда Мандат в очередной раз проголодается и когда на него найдет, он при виде первого встречного наклоняет голову, роет копытом землю и всем своим существом показывает, что спасения от такого, как он, нет. Тогда лучше заскакивай за первые попавшиеся ворота или ищи в кармане гостинец. Некоторые деревенские бабы, выходя из дому, постоянно носят в кармане передника про запас для Мандата высушенные корки хлеба. Ни одна веревка его не держит, он отменно наловчился перетирать веревку о привязь, а затем рывком обрывать, потому у него всегда, когда он бродит по деревне, словно мочало болтается на шее.
Я спросил у хозяина бычка, одноглазого инвалида войны Кирилла Кротова, с чего это он нарек животное таким необычным прозвищем. Мужичонка хитро прищурил свой единственный глаз и с готовностью пояснил.
Да понимаешь, у него от роду такой паршивый характер; раз уж чего захотел, то ну орать да бодаться, пока не добьет с я своего теленком у старухи несколько раз подойник из рук выбивал, когда ему на рев не сразу успевала молочка налить. Ну, я и подумал: вот ведь какой неуемный, что твой уполномоченный с мандатом. Сам знаешь, по нынешним временам все кругом запружено всяким разным начальством, у любого в кармане мандат — у одного с такой, у другого с сякой печатью, и все шибко командуют: давай то-то и делай то-то, не то я тебе такое устрою, что не возрадуешься. А чем же мой бычок хуже? Пусть себе будет Мандатом, хоть кому-то страху напустит. Чего ж в прозвище дурного, а?
Наши ребята потехи ради да от нечего делать постарались всякими подачками привадить Мандата, он чувствует себя у нас хозяином; видать, посчитал себя вправе опять за чем-нибудь заявиться. Вижу, как багровеет шея Авлоя. Теперь добра не жди.
Так оно и есть. Злость, порожденная скрытым испугом, обрушивается на Олли. Чтоб была отправлена вместе с остальными задержанными в Ямбург, там все выяснят и накажут! В тамошней старой уездной тюрьме уже сидит несколько десятков подозрительных субъектов в ожидании решения своей участи. Сидят себе посиживают. Каждый день к ним кого-то подсаживают. Поди, в штабе у Даумана это не единственная забота. Спекулянты так и прут гурьбой со своей поклажей через границу, у каждого своя корысть, тут уже не зевай, ставь заслон. От безделья ребята режутся в карты на деньги, командиры не успевают отбирать колоды, не помогают политбеседы на тему того, что азартные игры — это мерзкий пережиток старого мира, подлежащий искоренению. Самогонки, правда, в обращении пока немного, только по случаю. Хуже станет, если придется задержаться до осени, пойдут зерно нового урожая да картофель, в теплую погоду любо-дорого гнать в глуши это зелье, сейчас самогон дороже денег стоит. А когда из трубочки закапало, то и жаждущие найдутся.
Одна надежда, что к осени части Красной Армии будут всюду сформированы и твердый порядок установлен. Иначе и быть не может. Уже приступили к выдаче обмундирования, помаленьку все и наладится.
Аунвярк отводит Олли в амбар, где мы за неимением лучшего содержим под замком своих клиентов. У Авлоя, как видно, что-то еще на душе.
Командир, у тебя тут что, отряд Красной гвардии или разгульная ватага анархистов? Да нет, я не о том, что к тебе прямо в штаб забредают коровы! Сам ведаешь, с кем обитаешь, да и не с руки тебе деревенского пастуха играть! Только вот пошел я наряды проверять — постовых и след простыл. Вдруг эдакий разбойничий свист с дерева: стой, кто идет? Часовой — и на тебе, на дереве! Ты только представь себе. Кругом мальчишество да партизанщина!
Собственно, мы и есть партизаны, до сих пор нас так называют, в недалеком будущем нас, по слухам, только еще начнут записывать в Тартуский полк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85