Хорошо, если бы они проявляли серьезный интерес хотя бы к своему собственному миру.
Прошу тебя, не принимай это близко к сердцу. Не ты виной. Года два тому назад, перед окончанием школы, у нее появилась привычка бродить повсюду с наушниками на голове и с кассетником в кармане, его здесь уокменом называют. Дома, на улице, в школе. Они все тогда болели этой болезнью. Просто диву даюсь, как они не угождали под машину, а может, и попадали, кому под силу вести учет всем этим происшествиям. Не знаю, снимали они хоть на уроках свои наушники или же эта музыка беспрестанно дубасила по их барабанным перепонкам, в то время как сами они безучастно следили за учителем, который безмолвно, будто рыба, раскрывал рот и что-то чертил на доске. Они таким образом полностью исключали из своего сознания по крайней мере одно измерение окружающей среды — слуховое. По их мнению, миру не сказать им ничего интересного либо существенного. Так они и слонялись, будто под наркозом, порой дергались, словно хворые, в такт бьющейся в наушниках музыке. Мне было жутко смотреть на это. Допустимо ли, чтобы человек шумом и грохотом забивал себе мозги? Теперь эта мода, к счастью, прошла, как проходят все поветрия. Только вот на ухо она с тех пор туга стала, в последнее время говорит слишком громко. Уокмен предъявил свой счет — пришлось платить!
А ты, тетя Зина, не печалься, вдвоем нам даже лучше. По совести сказать, наверное, мне следовало с самого начала называть тебя тетей. Хотя бы из-за дяди Яана. Я столько слышала о нем от мамы, в моем представлении его окружает какое-то совершенно необычное сияние. А уж о тебе и говорить нечего. В самом деле, я даже не знаю, что выше — так называемый зов крови, любовь сестры к брату, или любовь женщины к мужчине. Мне, собственно, не довелось испытать в полной мере ни то, ни другое. Не делай такие удивленные глазки, это тебе совершенно не идет. Конечно, я побывала замужем, как и большинство из нас, и доказательством тому моя Пийа. Но это совсем другой разговор и иная история. Разве каждую женщину, которой ныне посчастливится выйти замуж, сразу оделяют полагающейся ей порцией любви?
Это здорово, что мама наконец решилась послать тебе приглашение, честное слово, я так рада! Самой бы мне до этого додуматься, но знаешь, у меня собственная жизнь шла сикось-накось, не до этого было. Сейчас мы разопьем с тобой на двоих бутылочку красного вина, ты же пьешь вино? В молодости мама за праздничным столом частенько повторяла: у нарв-ских девчонок не было обычая отфыркиваться от рюмочки. Я в этом смысле в маму. Эти красные испанские вина из Риохи просветляют голову и высвобождают чувства. Посидим, потолкуем. Обещаю тебе, что и тебе дам немного поговорить. Только совсем немножко. Потом, ладно? Похоже, ты нико!да не была так измучена молчанием, как я, попробуй представить себя в моей шкуре. Моя речь обрушивается на тебя, наверное, как наш нарвский водопад.
Ах да, ты ведь писала однажды, что водопада больше нет. Вот этого я совершенно не в состоянии себе представить. Он всегда там был, как же это вдруг его больше нет? Ну, да все равно, я не присутствовала при его конце, в моих ушах он ШУМИТ по-прежнему
Добро пожаловать! Не удивляйся, у меня сегодня на самом деле праздник. Иногда появляется неодолимое желание выпить вина, расслабиться чуточку, но Пийа моя вина не пьет. Пожмет себе плечами: хочешь, пей, сама знаешь, что тебе делать. До того я еще не опустилась, чтобы в одиночку прикладываться. Так что добро пожаловать, тетя Зина. Наверное, думаешь, ну что могла запомнить девчушка в свои десять лет, но, возможно, во всей последующей жизни у меня не было более ярких воспоминаний, чем те, с которыми я покинула Нарву. Ни одно позднейшее событие не смогло их заглушить.
Я болтаю обо всем вразброс, ты уж постарайся сама связать и разобраться, что к чему. Поди, немало в жизни повидала, справишься. Все эти годы, особенно после отъезда из Эстонии, когда я уже стала повзрос-лее, мама мне рассказывала о тебе, о твоей находчивости удивительные истории. О детских годах на Кренгольме, но больше все-таки о революции, когда вы вместе ходили через немецкие посты навещать дядю Яана.
Да что ты говоришь? Что моя благоразумная и добропорядочная мамочка в то время заглядывалась на твоего брата Виллу? Нет, об этом моя благонравная мама ни звука не проронила, наверное, боялась испортить меня. Послушай, значит, мы с тобой вообще вдоль и поперек породненные, по крайней мере могли стать, если бы не война. Он что, погиб?.. Вот как, только в последнюю войну? Ну конечно, так уж на роду написано, остался в России, там женился. Конечно, не в монахи же ему было постригаться. И только после всего этого явился мой отец? Так вот из-за чего я такой поздний ребенок! И то ладно, хоть и небольшая, однако же польза — на сегодняшний день я чуточку моложе, чем могла бы быть.
Еще раз добро пожаловать! Как здорово все же, что мать послала тебе приглашение хотя бы сейчас, когда после смерти отца и сама вышла на пенсию. Знаешь, она у меня, между нами говоря, заячья душа. Неужели израсходовала весь запас своей храбрости в восемнадцатом году? Пока ходила на работу, очень старалась быть на хорошем счету, боялась, чтобы на нее косо не посмотрели, если обнаружится, что у нее имеются связи с Россией. Чего тут только о России не говорят! Нет такой глупости, которую бы сочли невероятной. Но ведь у нас на пенсию выходят ужасно поздно. Поэтому мама все откладывала из года в год приглашение тебе, я знаю. Десять лет тому назад нам было бы гораздо веселее — еще был в живых отец, да и у меня обитал мужчина. Покатали бы тебя на машине. Швецию показали бы. В летнюю пору она довольно недурно выглядит, по большей части ухоженная и покрашенная. Теперь мы уже не ездоки, машина и та давно продана.
С моим мужем все обстояло проще простого. Я уже говорила тебе, что большую любовь мне не дано было испытать. Просто Раймунд встретился очень кстати и в нужном месте. Человек весьма общительный, учился в то время в университете, прекрасно танцевал на вечеринках и вел умные разговоры, был по-своему начитан, чем и производил впечатление. Много ли нужно девчонке, когда парень к тому же видный и обходительный? Не такой-то богатый у нас был выбор. Все же свой, эстонец, это казалось самым существенным, за шведа выходить не хотелось, лучше уж остаться век вековать. Первые десять — двенадцать лет мы здесь жили очень замкнуто, обособленно, знакомых не было, не умели как следует и говорить по-шведски, вполне естественно, что искали общения среди своих же эстонцев. А много ли нас было? Так что не торопись осуждать, это была большая радость, если встретился жених не последнего десяткл
Отец Раймунда всю свою жизнь был коммивояжером, вечно в разъездах, со стопкой на «ты», что ни остановка, то очередная милашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Прошу тебя, не принимай это близко к сердцу. Не ты виной. Года два тому назад, перед окончанием школы, у нее появилась привычка бродить повсюду с наушниками на голове и с кассетником в кармане, его здесь уокменом называют. Дома, на улице, в школе. Они все тогда болели этой болезнью. Просто диву даюсь, как они не угождали под машину, а может, и попадали, кому под силу вести учет всем этим происшествиям. Не знаю, снимали они хоть на уроках свои наушники или же эта музыка беспрестанно дубасила по их барабанным перепонкам, в то время как сами они безучастно следили за учителем, который безмолвно, будто рыба, раскрывал рот и что-то чертил на доске. Они таким образом полностью исключали из своего сознания по крайней мере одно измерение окружающей среды — слуховое. По их мнению, миру не сказать им ничего интересного либо существенного. Так они и слонялись, будто под наркозом, порой дергались, словно хворые, в такт бьющейся в наушниках музыке. Мне было жутко смотреть на это. Допустимо ли, чтобы человек шумом и грохотом забивал себе мозги? Теперь эта мода, к счастью, прошла, как проходят все поветрия. Только вот на ухо она с тех пор туга стала, в последнее время говорит слишком громко. Уокмен предъявил свой счет — пришлось платить!
А ты, тетя Зина, не печалься, вдвоем нам даже лучше. По совести сказать, наверное, мне следовало с самого начала называть тебя тетей. Хотя бы из-за дяди Яана. Я столько слышала о нем от мамы, в моем представлении его окружает какое-то совершенно необычное сияние. А уж о тебе и говорить нечего. В самом деле, я даже не знаю, что выше — так называемый зов крови, любовь сестры к брату, или любовь женщины к мужчине. Мне, собственно, не довелось испытать в полной мере ни то, ни другое. Не делай такие удивленные глазки, это тебе совершенно не идет. Конечно, я побывала замужем, как и большинство из нас, и доказательством тому моя Пийа. Но это совсем другой разговор и иная история. Разве каждую женщину, которой ныне посчастливится выйти замуж, сразу оделяют полагающейся ей порцией любви?
Это здорово, что мама наконец решилась послать тебе приглашение, честное слово, я так рада! Самой бы мне до этого додуматься, но знаешь, у меня собственная жизнь шла сикось-накось, не до этого было. Сейчас мы разопьем с тобой на двоих бутылочку красного вина, ты же пьешь вино? В молодости мама за праздничным столом частенько повторяла: у нарв-ских девчонок не было обычая отфыркиваться от рюмочки. Я в этом смысле в маму. Эти красные испанские вина из Риохи просветляют голову и высвобождают чувства. Посидим, потолкуем. Обещаю тебе, что и тебе дам немного поговорить. Только совсем немножко. Потом, ладно? Похоже, ты нико!да не была так измучена молчанием, как я, попробуй представить себя в моей шкуре. Моя речь обрушивается на тебя, наверное, как наш нарвский водопад.
Ах да, ты ведь писала однажды, что водопада больше нет. Вот этого я совершенно не в состоянии себе представить. Он всегда там был, как же это вдруг его больше нет? Ну, да все равно, я не присутствовала при его конце, в моих ушах он ШУМИТ по-прежнему
Добро пожаловать! Не удивляйся, у меня сегодня на самом деле праздник. Иногда появляется неодолимое желание выпить вина, расслабиться чуточку, но Пийа моя вина не пьет. Пожмет себе плечами: хочешь, пей, сама знаешь, что тебе делать. До того я еще не опустилась, чтобы в одиночку прикладываться. Так что добро пожаловать, тетя Зина. Наверное, думаешь, ну что могла запомнить девчушка в свои десять лет, но, возможно, во всей последующей жизни у меня не было более ярких воспоминаний, чем те, с которыми я покинула Нарву. Ни одно позднейшее событие не смогло их заглушить.
Я болтаю обо всем вразброс, ты уж постарайся сама связать и разобраться, что к чему. Поди, немало в жизни повидала, справишься. Все эти годы, особенно после отъезда из Эстонии, когда я уже стала повзрос-лее, мама мне рассказывала о тебе, о твоей находчивости удивительные истории. О детских годах на Кренгольме, но больше все-таки о революции, когда вы вместе ходили через немецкие посты навещать дядю Яана.
Да что ты говоришь? Что моя благоразумная и добропорядочная мамочка в то время заглядывалась на твоего брата Виллу? Нет, об этом моя благонравная мама ни звука не проронила, наверное, боялась испортить меня. Послушай, значит, мы с тобой вообще вдоль и поперек породненные, по крайней мере могли стать, если бы не война. Он что, погиб?.. Вот как, только в последнюю войну? Ну конечно, так уж на роду написано, остался в России, там женился. Конечно, не в монахи же ему было постригаться. И только после всего этого явился мой отец? Так вот из-за чего я такой поздний ребенок! И то ладно, хоть и небольшая, однако же польза — на сегодняшний день я чуточку моложе, чем могла бы быть.
Еще раз добро пожаловать! Как здорово все же, что мать послала тебе приглашение хотя бы сейчас, когда после смерти отца и сама вышла на пенсию. Знаешь, она у меня, между нами говоря, заячья душа. Неужели израсходовала весь запас своей храбрости в восемнадцатом году? Пока ходила на работу, очень старалась быть на хорошем счету, боялась, чтобы на нее косо не посмотрели, если обнаружится, что у нее имеются связи с Россией. Чего тут только о России не говорят! Нет такой глупости, которую бы сочли невероятной. Но ведь у нас на пенсию выходят ужасно поздно. Поэтому мама все откладывала из года в год приглашение тебе, я знаю. Десять лет тому назад нам было бы гораздо веселее — еще был в живых отец, да и у меня обитал мужчина. Покатали бы тебя на машине. Швецию показали бы. В летнюю пору она довольно недурно выглядит, по большей части ухоженная и покрашенная. Теперь мы уже не ездоки, машина и та давно продана.
С моим мужем все обстояло проще простого. Я уже говорила тебе, что большую любовь мне не дано было испытать. Просто Раймунд встретился очень кстати и в нужном месте. Человек весьма общительный, учился в то время в университете, прекрасно танцевал на вечеринках и вел умные разговоры, был по-своему начитан, чем и производил впечатление. Много ли нужно девчонке, когда парень к тому же видный и обходительный? Не такой-то богатый у нас был выбор. Все же свой, эстонец, это казалось самым существенным, за шведа выходить не хотелось, лучше уж остаться век вековать. Первые десять — двенадцать лет мы здесь жили очень замкнуто, обособленно, знакомых не было, не умели как следует и говорить по-шведски, вполне естественно, что искали общения среди своих же эстонцев. А много ли нас было? Так что не торопись осуждать, это была большая радость, если встретился жених не последнего десяткл
Отец Раймунда всю свою жизнь был коммивояжером, вечно в разъездах, со стопкой на «ты», что ни остановка, то очередная милашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85