Заговорил снова: — Люди разные бывают... Тем, кто жил, как улитка на чужом теле, власть не по вкусу пришлась... подались за кордон. А простому люду чего не жить. Торговать? Добро пожаловать. Землю хочешь иметь? Бери. Работать хочешь на заводе? Работай. Только свою спину гни, а не чужую, своими руками деньги зарабатывай.
— А как насчет веры в Аллаха. Обычаи наших предков не забудутся, как при Амине?
— А ты послушай, что я тебе прочитаю.
Снял пальцами нагар со свечи, достал из-под халата небольшую красную книжицу. Полистал, уселся рядом с муллой.
— Вот главный документ правительства. Начинается он со слов: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»
— Не может быть! — удивился Хабибула.
— Может. Этот документ называется «Основные принципы Демократической Республики Афганистан».
— Э, это мне не понять... Какие-то принципы,— махнул безнадежно рукой мулла.— Слова не знаю. Ты мне о вере прочти, к ней как власть относится?
— Ну что ж, слушай! Статья пять: «В ДРА обеспечивается уважение и защита священной религии ислама; всем мусульманам гарантируется и обеспечивается свобода в отправлении религиозных обрядов ислама»,— читал Рамз.
— Обеспечивается свобода? — переспрашивает недоверчиво Хабибула, забыв, что его очередь пить чай.
Рамз утвердительно кивает головой и продолжает читать дальше:
— «Лица других вероисповеданий имеют полную свободу отправления своих религиозных обрядов, которые не угрожают общественному спокойствию и безопасности страны...»
Остановился, смотрит: понял ли смысл Хабибула... А тот головой одобрительно кивает, требует читать дальше.
— «Государство будет оказывать помощь и содействие патриотической деятельности духовенства и улемов в выполнении их долга и обязанностей. Никто не имеет права использовать религию с целью антинациональной и антинародной пропаганды и совершения иных действий, враждебных ДРА и народу Афганистана...»
— А разве есть такие люди? — искренне удивился мулла.
Оказалось, есть такие люди. Не в добрый час согласился мулла быть гостем своего спасителя. Можно бы отказаться, пройти стороной кишлак, но много ли кадамов сделаешь на пустой желудок, без одного афгани в кармане. Рамз обещал что-нибудь придумать, помочь всем миром снарядить Хабибулу для дальней дороги в Мекку... Да и обижать нельзя нового друга, он жизнь спас, в свой дом зовет, разве можно отказаться.
Ночевать им пришлось в пещере. К утру дождь прекратился, и они отправились дальше по размытой тропе. Вскоре, за поворотом, словно свитые птичьи гнезда, неведомо как прилипшие к отвесной скале, показались ханы кишлака.
— Вот мы и дома! — радостно сказал Рамз.— Люди в кишлаке добрые, последним куском хлеба поделятся. Сам убедишься. Гость — подарок Аллаха, с собой в дом одну радость приносит.
Но не радость, а горе принес с собой Хабибула. Не успели они к кишлаку спуститься, попали в засаду. Рамз даже автомат вскинуть не успел... Схватили в один миг, заломили больно руки за спину, стянули намертво капроновой веревкой...
...Они не считали себя душманами. Упаси Аллах сказать такое, нанесешь страшное оскорбление, и здесь же нуля в лоб.
— Мы ничего не имеем общего с теми, кто вас ограбил, почтенный мулла. Они действительно душманы, и их надо стрелять, как бешеных собак,— говорил вежливо начальник, к которому их привели на допрос.
Высокий, уже не молодой, с бегающими в разные стороны глазами, в защитной униформе без погон.
— Мы — повстанцы! Поднялись на священную борьбу во имя спасения ислама от неверных. Я — Али Шах, командир первой добровольческой дивизии! — не без гордости представился он пленникам и для большей достоверности сам себя стукнул кулаком в грудь.
Сидел Али Шах на срубленном пеньке, нога на ногу. В тени у самой стены мечети. Десяток вооруженных молодцов стояли рядом, давно не бритые, грязные, оборванные. Одеты кто во что, не солдаты добровольческой дивизии, а толпа настоящих голодранцев на базаре.
— Служители Аллаха — наши друзья,— продолжал между тем Али Шах.— Я дарю тебе свободу, мулла! Эй, развяжите ему руки,— приказывает он.— А ты, говоришь, подарок от правительства привез? Книгами кормить людей собрался? — зло спрашивает он Рамза.— библиотеку открывать надумал? Правоверных мусульман с истинного пути сбивать? Нет, не жди пощады, красный шакал!
— Брось пугать, начальник,— спокойно, с усмешкой отвечает библиотекарь.
У Хабибулы от этого спокойствия похолодело все внутри.
— Брось пугать,— повторяет Рамз.— Страшнее кошки звери есть!
— Что?
Али Шах срывается со своего места как ужаленный. Взвизгнув по-звериному, бьет по лицу со всей силы, потом в живот и снова по лицу. Пружинистые, профессиональные удары. Не удержался на ногах Рамз, обливаясь кровью, упал навзничь на землю, ударился головой. А тот его еще тупым носком тяжелого солдатского ботинка по ребрам, в пах, по голове. Улыбаются, одобрительно кивают его люди. Выдохся Али Шах, отошел от своей жертвы, закурил и тут же с какой-то непонятной радостью:
— А ну, ребята, тащите побольше хворосту, давайте сюда книги, подарок дьявола! Устроим огненную потеху! Представление начинается! Гони людей к мечети!
...В ярко вспыхнувший костер вместе с книгами бросили и тело несчастного библиотекаря. Аллах, видимо, сжалился над его судьбой. Он умер раньше, от удара в висок, прежде чем попал в огненные объятия. Хабибула онемел от страха. Рамз на его глазах превращался в пепел. Ад с неба спустился на землю. Но еще страшнее для муллы была толпа, которая стояла вокруг костра под дулами автоматов, покорная и безмолвная. Среди них были отец и мать, братья и сестры Рамза... Мулла не успел с ними познакомиться, но знал, что они здесь, на площади у мечети... Али Шах приказал согнать всех, кто мог двигаться, на огненную потеху.
Мечет искры в толпу жаркий костер, совершается убийство мусульманина перед всем миром родного кишлака, и никто даже голоса не подаст, не заплачет навзрыд, не бросится кровь за кровь пустить. Да что других хулить, когда сам Хабибула словно прирос к одному месту. Рамз спас ему жизнь, а он предал друга. Да, да, предал своей трусостью перед этим ничтожным человеком. Да кто он такой, собственно говоря, этот Али Шах? Кто дал ему право вершить тяжкий суд от имени Аллаха?
И вдруг вернулись силы к Хабибуле, воздел руки к небу, попятилась толпа, автоматы к земле потянулись... И услышал притихший кишлак одну из сур священного Корана:
— «И если кто убьет верующего умышленно, то воздаянием ему геенна для вечного пребывания там! И разгневался Аллах на него, и проклял его, и уготовил ему великое наказание!»
Рывком выхватил горящую головешку из костра и бросился к Али Шаху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— А как насчет веры в Аллаха. Обычаи наших предков не забудутся, как при Амине?
— А ты послушай, что я тебе прочитаю.
Снял пальцами нагар со свечи, достал из-под халата небольшую красную книжицу. Полистал, уселся рядом с муллой.
— Вот главный документ правительства. Начинается он со слов: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»
— Не может быть! — удивился Хабибула.
— Может. Этот документ называется «Основные принципы Демократической Республики Афганистан».
— Э, это мне не понять... Какие-то принципы,— махнул безнадежно рукой мулла.— Слова не знаю. Ты мне о вере прочти, к ней как власть относится?
— Ну что ж, слушай! Статья пять: «В ДРА обеспечивается уважение и защита священной религии ислама; всем мусульманам гарантируется и обеспечивается свобода в отправлении религиозных обрядов ислама»,— читал Рамз.
— Обеспечивается свобода? — переспрашивает недоверчиво Хабибула, забыв, что его очередь пить чай.
Рамз утвердительно кивает головой и продолжает читать дальше:
— «Лица других вероисповеданий имеют полную свободу отправления своих религиозных обрядов, которые не угрожают общественному спокойствию и безопасности страны...»
Остановился, смотрит: понял ли смысл Хабибула... А тот головой одобрительно кивает, требует читать дальше.
— «Государство будет оказывать помощь и содействие патриотической деятельности духовенства и улемов в выполнении их долга и обязанностей. Никто не имеет права использовать религию с целью антинациональной и антинародной пропаганды и совершения иных действий, враждебных ДРА и народу Афганистана...»
— А разве есть такие люди? — искренне удивился мулла.
Оказалось, есть такие люди. Не в добрый час согласился мулла быть гостем своего спасителя. Можно бы отказаться, пройти стороной кишлак, но много ли кадамов сделаешь на пустой желудок, без одного афгани в кармане. Рамз обещал что-нибудь придумать, помочь всем миром снарядить Хабибулу для дальней дороги в Мекку... Да и обижать нельзя нового друга, он жизнь спас, в свой дом зовет, разве можно отказаться.
Ночевать им пришлось в пещере. К утру дождь прекратился, и они отправились дальше по размытой тропе. Вскоре, за поворотом, словно свитые птичьи гнезда, неведомо как прилипшие к отвесной скале, показались ханы кишлака.
— Вот мы и дома! — радостно сказал Рамз.— Люди в кишлаке добрые, последним куском хлеба поделятся. Сам убедишься. Гость — подарок Аллаха, с собой в дом одну радость приносит.
Но не радость, а горе принес с собой Хабибула. Не успели они к кишлаку спуститься, попали в засаду. Рамз даже автомат вскинуть не успел... Схватили в один миг, заломили больно руки за спину, стянули намертво капроновой веревкой...
...Они не считали себя душманами. Упаси Аллах сказать такое, нанесешь страшное оскорбление, и здесь же нуля в лоб.
— Мы ничего не имеем общего с теми, кто вас ограбил, почтенный мулла. Они действительно душманы, и их надо стрелять, как бешеных собак,— говорил вежливо начальник, к которому их привели на допрос.
Высокий, уже не молодой, с бегающими в разные стороны глазами, в защитной униформе без погон.
— Мы — повстанцы! Поднялись на священную борьбу во имя спасения ислама от неверных. Я — Али Шах, командир первой добровольческой дивизии! — не без гордости представился он пленникам и для большей достоверности сам себя стукнул кулаком в грудь.
Сидел Али Шах на срубленном пеньке, нога на ногу. В тени у самой стены мечети. Десяток вооруженных молодцов стояли рядом, давно не бритые, грязные, оборванные. Одеты кто во что, не солдаты добровольческой дивизии, а толпа настоящих голодранцев на базаре.
— Служители Аллаха — наши друзья,— продолжал между тем Али Шах.— Я дарю тебе свободу, мулла! Эй, развяжите ему руки,— приказывает он.— А ты, говоришь, подарок от правительства привез? Книгами кормить людей собрался? — зло спрашивает он Рамза.— библиотеку открывать надумал? Правоверных мусульман с истинного пути сбивать? Нет, не жди пощады, красный шакал!
— Брось пугать, начальник,— спокойно, с усмешкой отвечает библиотекарь.
У Хабибулы от этого спокойствия похолодело все внутри.
— Брось пугать,— повторяет Рамз.— Страшнее кошки звери есть!
— Что?
Али Шах срывается со своего места как ужаленный. Взвизгнув по-звериному, бьет по лицу со всей силы, потом в живот и снова по лицу. Пружинистые, профессиональные удары. Не удержался на ногах Рамз, обливаясь кровью, упал навзничь на землю, ударился головой. А тот его еще тупым носком тяжелого солдатского ботинка по ребрам, в пах, по голове. Улыбаются, одобрительно кивают его люди. Выдохся Али Шах, отошел от своей жертвы, закурил и тут же с какой-то непонятной радостью:
— А ну, ребята, тащите побольше хворосту, давайте сюда книги, подарок дьявола! Устроим огненную потеху! Представление начинается! Гони людей к мечети!
...В ярко вспыхнувший костер вместе с книгами бросили и тело несчастного библиотекаря. Аллах, видимо, сжалился над его судьбой. Он умер раньше, от удара в висок, прежде чем попал в огненные объятия. Хабибула онемел от страха. Рамз на его глазах превращался в пепел. Ад с неба спустился на землю. Но еще страшнее для муллы была толпа, которая стояла вокруг костра под дулами автоматов, покорная и безмолвная. Среди них были отец и мать, братья и сестры Рамза... Мулла не успел с ними познакомиться, но знал, что они здесь, на площади у мечети... Али Шах приказал согнать всех, кто мог двигаться, на огненную потеху.
Мечет искры в толпу жаркий костер, совершается убийство мусульманина перед всем миром родного кишлака, и никто даже голоса не подаст, не заплачет навзрыд, не бросится кровь за кровь пустить. Да что других хулить, когда сам Хабибула словно прирос к одному месту. Рамз спас ему жизнь, а он предал друга. Да, да, предал своей трусостью перед этим ничтожным человеком. Да кто он такой, собственно говоря, этот Али Шах? Кто дал ему право вершить тяжкий суд от имени Аллаха?
И вдруг вернулись силы к Хабибуле, воздел руки к небу, попятилась толпа, автоматы к земле потянулись... И услышал притихший кишлак одну из сур священного Корана:
— «И если кто убьет верующего умышленно, то воздаянием ему геенна для вечного пребывания там! И разгневался Аллах на него, и проклял его, и уготовил ему великое наказание!»
Рывком выхватил горящую головешку из костра и бросился к Али Шаху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73