Титу снял костюм, набросил на себя старый, потрепанный халат, надел разношенные шлепанцы, приготовил сигареты и погрузился в работу. В комнате было тепло. В чугунной печурке гудел огонь, он легко исписал несколько страниц, словно под чью-то диктовку. Мысли нанизывались одна на другую, как бусинки на нитку. Табачный дым окутал его голову ватным облачком, а окурки, разбросанные по всему полу, будто отмечали отточиями паузы его журналистского вдохновения. К пяти часам, когда начало смеркаться, Титу не хватало только эффектной концовки. Чтобы подогреть себя, он перечел всю статью, громко произнося то одну, то другую фразу, казавшуюся ему наиболее звонкой и удачной.
«Браво,— подумал он в заключение.— Безупречно. Если уж эта статья не произведет сенсации, то...»
Но эффектная концовка никак не приходила на ум. Неотрывно думая только об этом, Титу поднялся, взял с тумбочки лампу и поднес ее к столу, собираясь зажечь. Погруженный в свои мысли, он осторожно снял абажур, затем стекло и стал осматриваться в поисках спичек. Вдруг ему показалось, что в дверь робко постучали. Он успел только обернуться, как дверь приоткрылась.
— Танца? — изумленно воскликнул Титу и тут же устыдил-* ся своего тона.
Танца застыла на пороге, не сводя с него широко раскрытых глаз, словно попала в незнакомый дом.
— Ох, извини меня, Танцика! — пришел в себя Титу.— Я в таком виде!.. Все время работал, собирался зажечь свет и...— не закончил он и направился к девушке.
Но Танца остановила его инстинктивным жестом и, спустя несколько секунд, спросила шепотом:
— Ты кого-нибудь ждал?
Титу не успел ответить, а она, странно улыбаясь, задала новый вопрос:
— И меня не ждал?
Титу отрицательно покачал головой.
— Ая все-таки пришла,— тихо продолжала девушка, все так же странно глядя на него.
Закутанная в зимнюю шубку с лисьим воротником, в бархатной, низко надвинутой шапочке, девушка как будто излучала легкое сияние в комнате, где уже сгущались сумерки.
— Ты принесла радость в мою хмурую каморку!
Титу произнес эти слова с романтической дрожью в голосе, как-то театрально и неискренне, хотя в душе действительно обрадовался. Танца услышала только голос его сердца и признательно подошла ближе, протянув ему руки.
— Не буду тебе мешать... Мне достаточно быть около тебя и смотреть, как ты пишешь...
— Во всяком случае...— начал было Титу дрогнувшим голосом, но тут же осекся.
Близость девушки так взволновала его, что он не мог закончить фразу. Он взял ее руки в свои и прижал их к сердцу. Затем, не говоря ни слова, стянул с девушки шубку, пока сама она снимала шапочку.
Темнота медленно заполняла комнату. Вещи теряли свои четкие очертания, становились расплывчатыми, сливались. Лишь окошко, выходящее во двор, светлело неяркой белизною, а за ним вихрем мельтешили сверкающие снежинки, похожие на рой белых мотыльков, метавшихся в лихорадочпых поисках убежища от холода и тьмы.
— Куда мы сядем? — спросил Титу, обнимая девушку за талию.— Видишь, тут у меня негде даже сесть рядом...
Лицо Танцы освещала улыбка — чистая и счастливая. Сейчас ей все казалось прекрасным. Не отвечая, она присела на край постели, глядя на Титу, который подбросил в печурку два полена л повернул ключ в замке... Лишь после того, как он взял ее голову в свои руки и поцеловал в губы горячее, чем обычно, девушка вздрогнула и прошептала с неуверенной укоризной: — Зачем ты запер дверь?
Вопрос повис в воздухе, пропитанном табачным дымом. Титу мягко опустился на колени у ног девушки и зарылся лицом в подол платья, обнимая и лаская ее. Танцу встревожило то, что Титу не ответил на ее вопрос, и она нервно перебирала пальцами его волосы. Ее глаза рассеянно следили за пляской снежинок в окошке, она думала лишь о том, что дверь заперта и ей надо тотчас же уйти. Но губы Танцы машинально шептали:
— Титу, дорогой, сиди смирно, я прошу тебя... очень прошу... Будь послушным... слушайся меня... Ты мне обещаешь?.. Обещай мне!
Титу резко вскочил, точно пробудившись от сна, и воскликнул:
— Клянусь тебе!.. Клянусь!..
Он сел рядом с девушкой на край постели. Сейчас клятва показалась обоим какой-то преувеличенной. Она словно развеяла овладевшие ими чары. Почувствовав неловкость, Танца принялась объяснять, почему она пришла. Она не собиралась приходить сегодня. К чему это, если он не любит ее по-настоящему, от всего сердца. Но когда они увидела, что Ленуца и Женикэ пришли к ним в гости и просидят долго, она сообразила, что Титу, наверно, остался в доме один, и подумала, что он даже не понимает, как сильно она его любит, и потому недостаточно ценит ее любовь... Зачем же сидеть и слушать давно известные сплетни старых баб, когда ей так хочется с ним поговорить? А поскольку она давно обещала навестить одну из своих подруг, то быстро вышла и...
Все это она рассказала, не глядя на Титу, который слушал ее, не разбирая слов, и лишь прижимал девушку к себе крепче и крепче, все яснее слышал биение ее сердца и чувствовал, как по ее телу изредка пробегает дрожь. Вдруг Танца умолкла, словно чего-то испугавшись, и вскочила, пробормотав:
— Но сейчас я должна уйти... Прошу тебя, отпусти меня, Титу, дорогой... Куда ты дел мое пальто?
Титу оторопел. Ему причинила боль одна мысль, что он снова останется один, наедине с незаконченной статьей, в поисках эффектной концовки. Теперь главным для него была Танца, а все остальное не имело никакого значения. Ничто на свете не могло сейчас заменить ему то очарование, которое она внесла в его прокуренную комнатку. В эти минуты весь смысл и вся мудрость жизни сводились для него к зеленому теплу ее глаз, к ласковому тихому голосу, роняющему таинственные слова, к горячему, пугливо вздрагивающему телу. Охваченный отчаянием при мысли, что она вот-вот уйдет и он может ее потерять, Титу загородил Танце дорогу, крепко ее обнял и, заглядывая в глаза, хриплым голосом возразил:
— Нельзя, нельзя так уходить...
Ему тотчас стало стыдно собственных слов, но девушка, словно прислушиваясь к своему сердцу, ответила ему лишь удивленной улыбкой. Рука Титу замешкалась на ее тонкой, белой блузке, застегнутой спереди несколькими кнопками. Танца с той же удивленной улыбкой помогла ему расстегнуть блузку, укоризненно шепча, словно в каком-то забытьи:
— Оставь блузку, Титу... Нет, нет, не надо... прошу тебя... я должна уйти...
Титу пересохшим от волнения голосом тоже что-то говорил, не сознавая, что именно. Их слова сливались в радостное журчание.
Затем Танца неподвижно стояла в одной лишь коротенькой, выше колен, рубашонке, тесно прилегавшей к телу, как бесполезная защита. Ее скрещенные руки пытались спрятать грудь, чьи маленькие нежные соски казались единственной поддержкой соскальзывающей рубашке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142