— Садык засмеялся.— И выпил-то всего пиалку мусалласа.
— Пиалка-то пиалкой, а что после было? Забыл? На всю жизнь опозорился.
— Как же, помню. Очень лихо ты тогда опрокинул эту пиалку, а когда уходил, кормушку для скота за собаку принял. «Пошел!»— кричишь. Споткнулся, упал, как только ногу не сломал,— рассмеялся Садык.
— Тебе смешно. А мне каково было? Поди разбери в такую темень — кормушка это или собака. В общем, твой мусаллае сделал свое дело.
— А помнишь, ты мне не верил, что сумею сделать вино? Подзадоривал все—мол, мастерство винодела не про меня... Даст бог, кончится война, я такой мусаллас приготовлю, что ты на этот раз, отведав полпиалки, дорогу домой забудешь.
— Ну уж нет, слепой теряет свой посох лишь однажды!
— Ладно, тогда ты выпил в честь рождения моего сына. А сегодня что случилось?
— Сегодня тоже не грех выпить. Утром я уезжаю..,
Садык даже остановился.
— Куда уезжаешь? Зачем?
— Назначили на место Махсумова. Сегодня уже сдал дела. Дома познакомлю тебя с моим преемником.
— Вот как! А Махсумов?
— Я же говорил тебе: река рано или поздно выбрасывает мусор на берег. А жизнь, она тоже как река. Ну пошли?
Орлов дружески опустил руку на плечо Садыка. Подумал, что уезжает, не изловив дезертира Акбара, но вслух об этом не сказал.
Предутренний час. С высокого темного небосвода равнодушно смотрят на спящую землю далекие холодные звезды. В кишлаке по-ночному тихо, лишь иногда на окраине лениво подвывает собака.
Осторожно ведя коня в поводу, к дому Садыка подошел Акбар. Замер, чутко прислушался. Ночью даже обычные звуки настораживают, кажутся таинственными и непонятными. Зашелестел увядшими листьями ветерок, и по спине Акбара пробежала дрожь. Издалека снова донесся приглушенный вой собаки.
— Что ты все воешь?— вздрогнув, зло прошептал Акбар.— Чтобы эта беда пала на голову твоего хозяина!
Акбар, как и многие, верил, что, если собака воет, значит, предчувствует чью-то смерть. Он съежился не то от страха, не то от холода, залубеневшая от пота и грязи одежда коробилась на плечах. Сердце стучало неспокойно, на какое-то время он потерял самообладание, руки сильно тряслись. С большим трудом подавив' волнение, подвел коня вплотную к воротам, накинул повод на луку седла, а сам неслышно перелез через низенький дувал и оказался во дворе. Тихонько отодвинул засов, отвел одну створку ворот и оставил ее открытой. Конь, словно удивляясь поступкам человека, вскинул голову, навострил уши и, переступив несколько раз на месте, успокоился.
Пригнувшись и настороженно оглядываясь по сторонам, Акбар прокрался к дому, поднялся на айван, прижался к стене, постоял, вслушиваясь. Было тихо. Низко согнувшись, он скользнул мимо окна гостиной и оказался у двери, ведущей в спальню. Осторожно потянул за ручку, но дверь была заперта. Акбар вытащил из-за голенища нож, просунул лезвие в щель и бесшумно поднял крючок. Тихо скрипнув, дверь отворилась, и Акбар юркнул внутрь.
В комнате — хоть глаз выколи. Решившись, он чиркнул спичкой и сразу же задул ее. В неяркой вспышке света разглядел две постели. На одной спала тетушка Назокат с младшим внуком Салехом, на другой, прижавшись друг к другу, лежали Анвар и Самад. Акбар неслышно приблизился к их постели, осторожно снял ручонку Анвара с шеи Самада и, подняв спящего сына на руки, тенью выскользнул наружу.
До сих пор удача сопутствовала ему, но, когда он вышел во двор, задел пустое ведро, оно опрокинулось, покатилось, звякнуло обо что-то. Рядом в ветвях яблони суматошно захлопала крыльями горлинка.
Отворилась дверь гостиной, на айван вышел Садык. Акбар в страхе и нерешительности все еще стоял во дворе, крепко прижимая сына к груди. Но, увидев Садыка, метнулся к воротам.
Садык, как был босиком, бросился следом.
— Эй, кто там! Стой! Стой, говорю!
В темноте Садьж налетел на колоду, ушиб ногу, растянулся на земле, в кровь ободрал подбородок. Поднимаясь, услышал с улицы ржание коня и плач ребенка.
Прихрамывая, он бросился на улицу — вдали затихал топот коня. Кляня себя за нерасторопность, Садык подождал несколько мгновений и, поняв, в каком направлении удаляется конь, поспешил обратно во двор.
Тетушка Назокат молча стояла е лампой возле двери и так же молча, словно лишившись дара речи, показала ему на опустевшее место, где только что спал Анвар. Проснувшиеся дети терли кулачками глаза и дружно ревели.
«Это Акбар!»
Быстро натянув сапоги, прихрамывая, Садык поспешил к коновязи, накинул на коня уздечку и, не оседлывая, вывел его из ворот.
Конь мчался сквозь темноту ночи в сторону гор. Голова Садыка была непокрыта, ворот рубахи распахнут, а холодный встречный ветер вздувал ее за спиной пузырем. Второпях Садык забыл плетку. Он подгонял коня, все время подергивая повод.
Конь дышал с трудом. За все эти месяцы, что он носил Садыка, его никогда так не гоняли, не садился хозяин никогда на него и без седла. Раз хозяин поступил необычно, значит, случилось что-то неладное.
Выехав из кишлака, Садык резко повернул налево. Бешено мчавшийся конь закружил на месте, но Садык твердой рукой направил его на тропу, ведущую в горы, к роднику Сероб.
Глаза Садыка постепенно привыкли к темноте, однако пока он не слышал даже копыт лошади Акбара, Сжав в гневе зубы, повторял про себя: «Врешь, не уйдешь! Не уйдешь, негодяй!» Низко склонившись над гривой коня, все погонял его, а сам зорко вглядывался в ночь.
Подскакав к роднику, Садык натянул узду. Конь встал, навострил уши. Садык осмотрелся. Арчовые деревья казались огромными черными валунами. Таинственно журчал родник. Снизу послышалось тихое пение куропатки, где-то поблизости ей ответила другая,
Садык спешился, постоял немного, подумал и, приняв решение, повел коня под уздцы. Он привязал его среди кустов, а сам вернулся к роднику. Только сейчас он почувствовал, как холодна осенняя ночь. Из ущелья налетал ветер, лизал его обнаженную грудь, лицо и голову. Садык шагал не разбирая дороги, губы его непрерывно шептали:
— Врешь, не уйдешь!
У родника он укрылся за стволом высокой старой арчи. Ее ветки с тонкими, словно иглы, листьями спускались до самой земли. Чутье подсказывало Садыку, что скорее всего Акбар прячется где-то неподалеку. Прежде чем отправиться в дальний путь, он проведет ночь в какой-нибудь глухой пещере или под выступом скалы вблизи родника. Ночью не рискнет подниматься на коне в горы — дорога здесь опасная,— подождет до рассвета.
«Конечно, он мог отправиться и в другую сторону,— размышлял Садык, а потом решил:—Нет, что бы 1Щ ни было, до рассвета надо оставаться у родника. Утром отсюда будут видны многие тропинки в гору. Хорошо, что я оставил коня в ущелье, а меня он тут не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Пиалка-то пиалкой, а что после было? Забыл? На всю жизнь опозорился.
— Как же, помню. Очень лихо ты тогда опрокинул эту пиалку, а когда уходил, кормушку для скота за собаку принял. «Пошел!»— кричишь. Споткнулся, упал, как только ногу не сломал,— рассмеялся Садык.
— Тебе смешно. А мне каково было? Поди разбери в такую темень — кормушка это или собака. В общем, твой мусаллае сделал свое дело.
— А помнишь, ты мне не верил, что сумею сделать вино? Подзадоривал все—мол, мастерство винодела не про меня... Даст бог, кончится война, я такой мусаллас приготовлю, что ты на этот раз, отведав полпиалки, дорогу домой забудешь.
— Ну уж нет, слепой теряет свой посох лишь однажды!
— Ладно, тогда ты выпил в честь рождения моего сына. А сегодня что случилось?
— Сегодня тоже не грех выпить. Утром я уезжаю..,
Садык даже остановился.
— Куда уезжаешь? Зачем?
— Назначили на место Махсумова. Сегодня уже сдал дела. Дома познакомлю тебя с моим преемником.
— Вот как! А Махсумов?
— Я же говорил тебе: река рано или поздно выбрасывает мусор на берег. А жизнь, она тоже как река. Ну пошли?
Орлов дружески опустил руку на плечо Садыка. Подумал, что уезжает, не изловив дезертира Акбара, но вслух об этом не сказал.
Предутренний час. С высокого темного небосвода равнодушно смотрят на спящую землю далекие холодные звезды. В кишлаке по-ночному тихо, лишь иногда на окраине лениво подвывает собака.
Осторожно ведя коня в поводу, к дому Садыка подошел Акбар. Замер, чутко прислушался. Ночью даже обычные звуки настораживают, кажутся таинственными и непонятными. Зашелестел увядшими листьями ветерок, и по спине Акбара пробежала дрожь. Издалека снова донесся приглушенный вой собаки.
— Что ты все воешь?— вздрогнув, зло прошептал Акбар.— Чтобы эта беда пала на голову твоего хозяина!
Акбар, как и многие, верил, что, если собака воет, значит, предчувствует чью-то смерть. Он съежился не то от страха, не то от холода, залубеневшая от пота и грязи одежда коробилась на плечах. Сердце стучало неспокойно, на какое-то время он потерял самообладание, руки сильно тряслись. С большим трудом подавив' волнение, подвел коня вплотную к воротам, накинул повод на луку седла, а сам неслышно перелез через низенький дувал и оказался во дворе. Тихонько отодвинул засов, отвел одну створку ворот и оставил ее открытой. Конь, словно удивляясь поступкам человека, вскинул голову, навострил уши и, переступив несколько раз на месте, успокоился.
Пригнувшись и настороженно оглядываясь по сторонам, Акбар прокрался к дому, поднялся на айван, прижался к стене, постоял, вслушиваясь. Было тихо. Низко согнувшись, он скользнул мимо окна гостиной и оказался у двери, ведущей в спальню. Осторожно потянул за ручку, но дверь была заперта. Акбар вытащил из-за голенища нож, просунул лезвие в щель и бесшумно поднял крючок. Тихо скрипнув, дверь отворилась, и Акбар юркнул внутрь.
В комнате — хоть глаз выколи. Решившись, он чиркнул спичкой и сразу же задул ее. В неяркой вспышке света разглядел две постели. На одной спала тетушка Назокат с младшим внуком Салехом, на другой, прижавшись друг к другу, лежали Анвар и Самад. Акбар неслышно приблизился к их постели, осторожно снял ручонку Анвара с шеи Самада и, подняв спящего сына на руки, тенью выскользнул наружу.
До сих пор удача сопутствовала ему, но, когда он вышел во двор, задел пустое ведро, оно опрокинулось, покатилось, звякнуло обо что-то. Рядом в ветвях яблони суматошно захлопала крыльями горлинка.
Отворилась дверь гостиной, на айван вышел Садык. Акбар в страхе и нерешительности все еще стоял во дворе, крепко прижимая сына к груди. Но, увидев Садыка, метнулся к воротам.
Садык, как был босиком, бросился следом.
— Эй, кто там! Стой! Стой, говорю!
В темноте Садьж налетел на колоду, ушиб ногу, растянулся на земле, в кровь ободрал подбородок. Поднимаясь, услышал с улицы ржание коня и плач ребенка.
Прихрамывая, он бросился на улицу — вдали затихал топот коня. Кляня себя за нерасторопность, Садык подождал несколько мгновений и, поняв, в каком направлении удаляется конь, поспешил обратно во двор.
Тетушка Назокат молча стояла е лампой возле двери и так же молча, словно лишившись дара речи, показала ему на опустевшее место, где только что спал Анвар. Проснувшиеся дети терли кулачками глаза и дружно ревели.
«Это Акбар!»
Быстро натянув сапоги, прихрамывая, Садык поспешил к коновязи, накинул на коня уздечку и, не оседлывая, вывел его из ворот.
Конь мчался сквозь темноту ночи в сторону гор. Голова Садыка была непокрыта, ворот рубахи распахнут, а холодный встречный ветер вздувал ее за спиной пузырем. Второпях Садык забыл плетку. Он подгонял коня, все время подергивая повод.
Конь дышал с трудом. За все эти месяцы, что он носил Садыка, его никогда так не гоняли, не садился хозяин никогда на него и без седла. Раз хозяин поступил необычно, значит, случилось что-то неладное.
Выехав из кишлака, Садык резко повернул налево. Бешено мчавшийся конь закружил на месте, но Садык твердой рукой направил его на тропу, ведущую в горы, к роднику Сероб.
Глаза Садыка постепенно привыкли к темноте, однако пока он не слышал даже копыт лошади Акбара, Сжав в гневе зубы, повторял про себя: «Врешь, не уйдешь! Не уйдешь, негодяй!» Низко склонившись над гривой коня, все погонял его, а сам зорко вглядывался в ночь.
Подскакав к роднику, Садык натянул узду. Конь встал, навострил уши. Садык осмотрелся. Арчовые деревья казались огромными черными валунами. Таинственно журчал родник. Снизу послышалось тихое пение куропатки, где-то поблизости ей ответила другая,
Садык спешился, постоял немного, подумал и, приняв решение, повел коня под уздцы. Он привязал его среди кустов, а сам вернулся к роднику. Только сейчас он почувствовал, как холодна осенняя ночь. Из ущелья налетал ветер, лизал его обнаженную грудь, лицо и голову. Садык шагал не разбирая дороги, губы его непрерывно шептали:
— Врешь, не уйдешь!
У родника он укрылся за стволом высокой старой арчи. Ее ветки с тонкими, словно иглы, листьями спускались до самой земли. Чутье подсказывало Садыку, что скорее всего Акбар прячется где-то неподалеку. Прежде чем отправиться в дальний путь, он проведет ночь в какой-нибудь глухой пещере или под выступом скалы вблизи родника. Ночью не рискнет подниматься на коне в горы — дорога здесь опасная,— подождет до рассвета.
«Конечно, он мог отправиться и в другую сторону,— размышлял Садык, а потом решил:—Нет, что бы 1Щ ни было, до рассвета надо оставаться у родника. Утром отсюда будут видны многие тропинки в гору. Хорошо, что я оставил коня в ущелье, а меня он тут не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22