Открыть предупредительный огонь они тоже не смогут. Сверхмалая высота, на которой Фрэд шёл, не давала русским возможности использовать «Гонтлит» или «Грайсон», а когда он окажется над палубой, его уже никто не успеет остановить.
Зайдя в корму «Варяга», лейтенант развернул «томкэт», да столь лихо, что едва не чиркнул крылом по гребню волны. Выровняв машину и полагаясь только на собственный глазомер, Кинг погнался за идущим в южном направлении крейсером. Удаление в начале траектории догона составляло двенадцать миль, и поскольку Фрэд снизил скорость до 400 узлов, то на этот раз у него ушло две минуты, чтобы оказаться в непосредственной близости от авианосца. В кабельтове от среза кормы Кинг потянул ручку управления на себя, намереваясь сделать «горку» и пройти над палубой. Элероны отклонились, два двигателя TF30-414A производства канадской компании «Пратт-Уитни» басовито взвыли, и самолёт рванул вперёд и вверх.
…И был встречен очередью из двадцати пяти 30-миллиметровых снарядов, с визгом разорвавших воздух над кормой. Два из этих снарядов попали в фюзеляж «томкэта» в районе хвостового оперения, выхватив изрядный кусок алюминиево-титановой обшивки. Истребитель тряхнуло и повело в сторону. Фрэд Кинг резко вдавил педаль, не давая своему самолёту потерять устойчивость по углу крена.
К чести лейтенанта надо сказать, что он отказался от своей авантюры в тот же самый момент, как почувствовал удар. Кинг остался на восходящей траектории, и это его спасло. Ревущие двигатели, развив тягу в 50 тысяч лошадиных сил, в течение нескольких секунд вынесли его на высоту в десять тысяч футов — за радиус действия артиллерийской установки.
* * *
— Есть попадание! — крикнул Василий Рушников. — Вы видели? Есть!
Над постом управления зенитным ракетным комплексом «Кинжал» разнеслось дружное «Ур-р-ра!»
* * *
Когда отметки, обозначающие на главном тактическом дисплее пару «хорнет»-"томкэт", стали наконец удаляться от стилизованного изображения русского авианосца, командир оперативной боевой части с шумом перевёл дыхание и промокнул платочком выступивший на лбу пот.
— Кто был в паре с кэптеном? — спросил контр-адмирал Эллисон. — Чей это позывной — Джокер?
— Лейтенант Кинг, сэр, — подсказал старший офицер. — Он возглавляет первую эскадрилью «котов».
— Он летал один? Без штурмана?
— Да, сэр, он всегда летает без штурмана.
— Когда вернётся, арестуйте его, — приказал Эллисон. — И в карцер. На трое суток!..
В то же самое время вице-адмирал Долгопрудный допрашивал командира БИП:
— Кто посмел стрелять без приказа?
— Лейтенант Рушников, товарищ вице-адмирал, — доложил Губанов, чувствуя, как намокает рубашка под кителем. — Командир расчёта кормовой ЗРУ «Кинжал».
— Арестуйте его, — распорядился Георгий Семёнович. — Пусть посидит на гауптвахте. Трое суток!..
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СМЕРТЬ СРЕДИ АЙСБЕРГОВ
(Экватор, Атлантика, июль 1945 года)
Капитан германской подводной лодки «U-977» Хайнц Шеффер аккуратно заточил карандаш, открыл бортовой журнал на чистой странице и сделал первую запись:
«Семьдесят девятый день похода. Координаты по секстану: 0(1(10( ю.ш., 6(12(40( з.д. Экватор. Температура наружного воздуха — 43( по шкале Цельсия. Стоит полный штиль. Облачность — ноль баллов. Идём в надводном положении. Скорость — 10 узлов».
Шеффер остановился, чтобы подточить карандаш: он любил, когда кончик грифеля остр, как игла, и не крошится при нажатии. Быть аккуратным во всём — обязанность капитана.
"В целях экономии топлива, я, посовещавшись с офицерами, принял решение под шнорхель не становиться, в течение десяти часов тёмного времени следовать в надводном положении под одним дизель-мотором с одновременным подзарядом аккумуляторных батарей, а остальные четырнадцать часов в сутки — под одним электромотором — в подводном положении. По моим расчётам, мы должны достигнуть берегов Антарктиды в середине августа и иметь при этом остаток топлива не менее семи тонн".
Шеффер снова остановился. Глядя на раскрытый журнал, он подумал, что, в сущности, занимается бесполезным делом. Этот журнал никто никогда не прочитает. Скорее всего, он оставит его там — среди льдов Антарктиды, вместе с обитым цинком ящиком, который хранится у него в сейфе. Однако Хайнца с детства учили, что порядок прежде всего, и Шеффер старался следовать этому принципу даже в мелочах, невзирая на то, нужно это кому-нибудь или нет. В конечном итоге, это было нужно ему самому, потому что определённая последовательность действий: будь то регламентные работы, разборка и чистка пистолета, или ведение корабельного журнала — отвлекало и занимало, не давая депрессии и страху взять верх.
«Экипаж отмечал День Нептуна, — записал капитан строчкой ниже. — В надводном положении. Роль Нептуна на этот раз исполнял я сам. Было очень весело».
Шеффер вспомнил, как всё это происходило, и улыбнулся. Жаль только праздник оказался сорван: в самый разгар театрализованного действа послышался гул самолётных двигателей, экипажу пришлось занять свои места и срочно готовить лодку к погружению. Самолёт так и не появился, оставшись где-то за горизонтом, но настроение у всех было испорчено напрочь, и финальное действо с купанием новичков в брезентовой ванне прошло чисто по инерции, без энтузиазма. Этот самолёт напомнил всем, что для них война ещё не закончилась, что будущее темно, а перспективы туманны.
В том, что корабельный журнал никто никогда не прочитает, была и своя прелесть. Шеффер мог позволить себе доверить этим страницам самые сокровенные мысли и чувства, чего никогда не сделаешь, ведя обычный журнал, который следует предъявлять по прибытии в порт. Таким образом, журнал стал для Шеффера чем-то большим, чем просто судовой документ — он приобретал значение мемуара.
К примеру, пролистав несколько страниц назад, можно было найти довольно обширную запись, посвящённую анализу причин поражения Третьего Рейха. Будучи человеком довольно широких взглядов и не считая вождей Партии богами, Хайнц видел причины в слабой продуманности идеологии. Непримиримость отдельных доктрин, позволение оправдывать любые преступления — всё это не могло вызвать сочувствия в странах, которые теоретически готовы были стать союзниками Рейха в его борьбе с большевизмом и сионизмом. А воевать со всем миром, на два, на три фронта — это безумие, и неудивительно, что очень скоро наступил крах. В журнале на примере подводного флота Шеффер указывал, что уже за два года «победной» войны армия оказалась совершенно обескровлена — профессиональные кадры, подготовленные ещё в 30-е годы, были выбиты, а обучение новых требовало времени. Будь идеология более гибкой, опирайся она на разум, а не на предрассудки — всё могло быть совсем по-другому, а война закончилась бы несколько лет назад полной победой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Зайдя в корму «Варяга», лейтенант развернул «томкэт», да столь лихо, что едва не чиркнул крылом по гребню волны. Выровняв машину и полагаясь только на собственный глазомер, Кинг погнался за идущим в южном направлении крейсером. Удаление в начале траектории догона составляло двенадцать миль, и поскольку Фрэд снизил скорость до 400 узлов, то на этот раз у него ушло две минуты, чтобы оказаться в непосредственной близости от авианосца. В кабельтове от среза кормы Кинг потянул ручку управления на себя, намереваясь сделать «горку» и пройти над палубой. Элероны отклонились, два двигателя TF30-414A производства канадской компании «Пратт-Уитни» басовито взвыли, и самолёт рванул вперёд и вверх.
…И был встречен очередью из двадцати пяти 30-миллиметровых снарядов, с визгом разорвавших воздух над кормой. Два из этих снарядов попали в фюзеляж «томкэта» в районе хвостового оперения, выхватив изрядный кусок алюминиево-титановой обшивки. Истребитель тряхнуло и повело в сторону. Фрэд Кинг резко вдавил педаль, не давая своему самолёту потерять устойчивость по углу крена.
К чести лейтенанта надо сказать, что он отказался от своей авантюры в тот же самый момент, как почувствовал удар. Кинг остался на восходящей траектории, и это его спасло. Ревущие двигатели, развив тягу в 50 тысяч лошадиных сил, в течение нескольких секунд вынесли его на высоту в десять тысяч футов — за радиус действия артиллерийской установки.
* * *
— Есть попадание! — крикнул Василий Рушников. — Вы видели? Есть!
Над постом управления зенитным ракетным комплексом «Кинжал» разнеслось дружное «Ур-р-ра!»
* * *
Когда отметки, обозначающие на главном тактическом дисплее пару «хорнет»-"томкэт", стали наконец удаляться от стилизованного изображения русского авианосца, командир оперативной боевой части с шумом перевёл дыхание и промокнул платочком выступивший на лбу пот.
— Кто был в паре с кэптеном? — спросил контр-адмирал Эллисон. — Чей это позывной — Джокер?
— Лейтенант Кинг, сэр, — подсказал старший офицер. — Он возглавляет первую эскадрилью «котов».
— Он летал один? Без штурмана?
— Да, сэр, он всегда летает без штурмана.
— Когда вернётся, арестуйте его, — приказал Эллисон. — И в карцер. На трое суток!..
В то же самое время вице-адмирал Долгопрудный допрашивал командира БИП:
— Кто посмел стрелять без приказа?
— Лейтенант Рушников, товарищ вице-адмирал, — доложил Губанов, чувствуя, как намокает рубашка под кителем. — Командир расчёта кормовой ЗРУ «Кинжал».
— Арестуйте его, — распорядился Георгий Семёнович. — Пусть посидит на гауптвахте. Трое суток!..
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СМЕРТЬ СРЕДИ АЙСБЕРГОВ
(Экватор, Атлантика, июль 1945 года)
Капитан германской подводной лодки «U-977» Хайнц Шеффер аккуратно заточил карандаш, открыл бортовой журнал на чистой странице и сделал первую запись:
«Семьдесят девятый день похода. Координаты по секстану: 0(1(10( ю.ш., 6(12(40( з.д. Экватор. Температура наружного воздуха — 43( по шкале Цельсия. Стоит полный штиль. Облачность — ноль баллов. Идём в надводном положении. Скорость — 10 узлов».
Шеффер остановился, чтобы подточить карандаш: он любил, когда кончик грифеля остр, как игла, и не крошится при нажатии. Быть аккуратным во всём — обязанность капитана.
"В целях экономии топлива, я, посовещавшись с офицерами, принял решение под шнорхель не становиться, в течение десяти часов тёмного времени следовать в надводном положении под одним дизель-мотором с одновременным подзарядом аккумуляторных батарей, а остальные четырнадцать часов в сутки — под одним электромотором — в подводном положении. По моим расчётам, мы должны достигнуть берегов Антарктиды в середине августа и иметь при этом остаток топлива не менее семи тонн".
Шеффер снова остановился. Глядя на раскрытый журнал, он подумал, что, в сущности, занимается бесполезным делом. Этот журнал никто никогда не прочитает. Скорее всего, он оставит его там — среди льдов Антарктиды, вместе с обитым цинком ящиком, который хранится у него в сейфе. Однако Хайнца с детства учили, что порядок прежде всего, и Шеффер старался следовать этому принципу даже в мелочах, невзирая на то, нужно это кому-нибудь или нет. В конечном итоге, это было нужно ему самому, потому что определённая последовательность действий: будь то регламентные работы, разборка и чистка пистолета, или ведение корабельного журнала — отвлекало и занимало, не давая депрессии и страху взять верх.
«Экипаж отмечал День Нептуна, — записал капитан строчкой ниже. — В надводном положении. Роль Нептуна на этот раз исполнял я сам. Было очень весело».
Шеффер вспомнил, как всё это происходило, и улыбнулся. Жаль только праздник оказался сорван: в самый разгар театрализованного действа послышался гул самолётных двигателей, экипажу пришлось занять свои места и срочно готовить лодку к погружению. Самолёт так и не появился, оставшись где-то за горизонтом, но настроение у всех было испорчено напрочь, и финальное действо с купанием новичков в брезентовой ванне прошло чисто по инерции, без энтузиазма. Этот самолёт напомнил всем, что для них война ещё не закончилась, что будущее темно, а перспективы туманны.
В том, что корабельный журнал никто никогда не прочитает, была и своя прелесть. Шеффер мог позволить себе доверить этим страницам самые сокровенные мысли и чувства, чего никогда не сделаешь, ведя обычный журнал, который следует предъявлять по прибытии в порт. Таким образом, журнал стал для Шеффера чем-то большим, чем просто судовой документ — он приобретал значение мемуара.
К примеру, пролистав несколько страниц назад, можно было найти довольно обширную запись, посвящённую анализу причин поражения Третьего Рейха. Будучи человеком довольно широких взглядов и не считая вождей Партии богами, Хайнц видел причины в слабой продуманности идеологии. Непримиримость отдельных доктрин, позволение оправдывать любые преступления — всё это не могло вызвать сочувствия в странах, которые теоретически готовы были стать союзниками Рейха в его борьбе с большевизмом и сионизмом. А воевать со всем миром, на два, на три фронта — это безумие, и неудивительно, что очень скоро наступил крах. В журнале на примере подводного флота Шеффер указывал, что уже за два года «победной» войны армия оказалась совершенно обескровлена — профессиональные кадры, подготовленные ещё в 30-е годы, были выбиты, а обучение новых требовало времени. Будь идеология более гибкой, опирайся она на разум, а не на предрассудки — всё могло быть совсем по-другому, а война закончилась бы несколько лет назад полной победой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95