- Ну разумеется, признаём, клянусь Зевсом.
- А прекрасное и доброе?
- Как же не признать?
- А тебе случалось хоть раз видеть что-нибудь по-
добное воочию?
- Конечно, нет, - сказал Симмий.
- Значит, ты постиг это с помощью какого-то иного
телесного чувства? Я говорю сейчас о вещах того же
рода - о величине, здоровье, силе и так далее - одним
словом, о том, что каждая из этих вещей представляет
собою по своей сущности. Так как же, самое истинное
в них мы обнаруживаем с помощью тела? Или же, на-
против, кто из нас всего тщательнее и настойчивее при-
учит себя размышлять о каждой вещи, которую он ис-
следует, тот всего ближе подойдет к ее истинному
познанию?
- Именно так.
- Но в таком случае самым безукоризненным обра-
зом разрешит эту задачу тот, кто подходит к каждой
вещи средствами одной лишь мысли (насколько это
возможно), не привлекая в ходе размышления ни зре-
ния, ни иного какого чувства и ни единого из них
не беря в спутники рассудку, кто пытается уловить
любую из сторон бытия самое по себе, во всей ее чи-
стоте, вооруженный лишь мыслью самой по себе, тоже
вполне чистой, и отрешившись как можно полнее от
собственных глаз, ушей и, вообще говоря, от всего сво-
его тела, ибо оно смущает душу всякий раз, как они
действуют совместно, и не дает ей обрести истину
и разумение. Разве не такой человек, Симмий, больше
всех преуспеет в исследовании бытия?
- Все, что ты говоришь, Сократ, - отвечал Сим-
мий, - совершенно верно.
- Да, - продолжал Сократ, - примерно такое убе-
ждение и должно составиться из всего этого у подлин-
ных философов, и вот что приблизительно могли бы
они сказать друг другу: "Словно какая-то тропа приво-
дит нас к мысли, что, пока мы обладаем телом и душа
наша неотделима от этого зла, нам не овладеть пол-
ностью предметом наших желаний. Предмет же этот, как
мы утверждаем, - истина. В самом деле, тело не только
доставляет нам тысячи хлопот - ведь ему необходимо
пропитание! - но вдобавок подвержено недугам, любой
из которых мешает нам улавливать бытие. Тело на-
полняет нас желаниями, страстями, страхами и такой
массою всевозможных вздорных призраков, что, верьте
слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно
о чем бы то ни было поразмыслить! А кто виновник
войн, мятежей и битв, как не тело и его страсти?
Ведь все войны происходят ради стяжания богатств,
а стяжать их нас заставляет тело, которому мы
по-рабски служим. Вот по всем этим причинам - по вине
тела - у нас и нет досуга для философии.
Но что всего хуже: если даже мы на какой-то срок
освобождаемся от заботы о теле, чтобы обратиться к ис-
следованию и размышлению, тело и тут всюду нас
путает, сбивает с толку, приводит в замешательство,
в смятение, так что из-за него мы оказываемся не в си-
лах разглядеть истину. И напротив, у нас есть неоспо-
римые доказательства, что достигнуть чистого знания
чего бы то ни было мы не можем иначе как отрешив-
шись от тела и созерцая вещи сами по себе самою по
себе душой. Тогда, конечно, у нас будет то, к чему мы
стремимся с пылом влюбленных, а именно разум, но
только после смерти, как обнаруживает наше рассужде-
ние, при жизни же - никоим образом. Ибо если, не рас-
ставшись с телом, невозможно достичь чистого знания,
то одно из двух: или знание вообще недостижимо,
или же достижимо только после смерти. Ну, конечно,
ведь только тогда, и никак не раньше, душа остается
сама по себе, без тела. А пока мы живы, мы, по-видимо-
му, тогда будем ближе всего к знанию, когда как можно
больше ограничим свою связь с телом и не будем зараже-
ны его природою, но сохраним себя в чистоте до той
поры, пока сам бог нас не освободит. Очистившись
таким образом и избавившись от безрассудства тела,
мы, по всей вероятности, объединимся с другими такими
же, как и мы, [чистыми сущностями] и собственными
силами познаем все чистое, а это, скорее всего, и есть
истина. А нечистому касаться чистого не дозволено".
Вот что, Симмий, мне кажется, непременно должны
говорить друг другу все подлинно стремящиеся к зна-
нию и такого должны держаться взгляда. Ты согласен
со мною?
- Совершенно согласен, Сократ.
- Если же это верно, друг, - продолжал Сократ, -
можно твердо надеяться, что там, куда я нынче отправ-
ляюсь, именно там, скорее, чем где-нибудь еще, мы
в полной мере достигнем цели, ради которой столько
трудились всю жизнь, так что назначенное мне путе-
шествие я начинаю с доброю надеждою, как и всякий
другой, кто верит, что очистил свой ум и этим привел
его в должную готовность.
- Да, это так, - сказал Симмий.
- А очищение - не в том ли оно состоит (как гово-
рилось прежде), чтобы как можно тщательнее отре-
шать душу от тела, приучать ее собираться из всех его
частей, сосредоточиваться самой по себе и жить, на-
сколько возможно, - и сейчас и в будущем - наедине
с собою, освободившись от тела, как от оков?
- Совершенно верно, - сказал Симмий.
- Но это как раз и называется смертью - освобо-
ждение и отделение души от тела?
- Да, бесспорно.
- Освободить же ее, - утверждаем мы, - постоян-
но и с величайшею настойчивостью желают лишь истин-
ные философы, в этом как раз и состоят философские
занятия - в освобождении и отделении души от тела.
Так или не так?
- Очевидно, так.
- Тогда мне остается повторить уже сказанное вна-
чале: человек всю жизнь приучал себя жить так, чтобы
быть как можно ближе к смерти, а потом, когда смерть
наконец приходит к нему, он негодует. Разве это не
смешно?
- Конечно, еще бы не смешно.
- Да и в самом деле, Симмий, - продолжал
Сократ, - истинные философы много думают о смерти,
и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди.
Суди сам. Если они непрестанно враждуют со своим
телом и хотят обособить от него душу, а когда это про-
исходит, трусят и досадуют, - ведь это же чистейшая
бессмыслица! Как не испытывать радости, отходя туда,
где надеешься найти то, что любил всю жизнь, -
любил же ты разумение, - и избавиться от общества
давнего своего врага! Немало людей жаждали сойти
в Аид после смерти любимого, супруги или же сына:
их вела надежда встретиться там со своими желанными
и больше с ними не разлучаться. А человек, который
на самом деле любит разумение и проникся уверен-
ностью, что нигде не приобщится к нему полностью,
кроме как в Аиде, - этот человек будет досадовать, ког-
да наступит смерть, и отойдет, полный печали?!
Вот как нам надо рассуждать, друг Симмий, если
мы говорим о настоящем философе, ибо он будет совер-
шенно уверен, что нигде в ином месте не приобщится
к разумению во всей его чистоте. Но когда так, повторяю,
разве это не чистейшая бессмыслица, чтобы такой чело-
век боялся смерти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23