мне кажется, вы не так
легко найдете человека, который сумел бы исполнить
эту задачу лучше вашего.
[Аргумент третий: самотождество идеи (эйдоса) души]
- Мы сделаем, Сократ, как ты говоришь, - сказал Кебет.
- Но вернемся к тому, от чего мы отвлеклись, если ты не
против.
- Нисколько не против, наоборот!
- Прекрасно.
- Вот какой вопрос нам нужно задать себе, по-мо-
ему, - сказал Сократ. - Чему свойственно испыты-
вать это состояние, то есть рассеиваться, и каким
вещам оно грозит, и за какие, напротив, можно не
опасаться? Потом нужно рассудить, куда отнести
душу, и уж в зависимости от этого страшиться за нашу
душу или быть за нее спокойным.
- Да, верно ты говоришь.
- Не правда ли, рассеянию подвержено все со-
ставное и сложное по природе - оно распадается таким
же образом, как прежде было составлено? И если
только вообще возможно этой участи избежать, то
лишь в одном случае: когда вещь оказывается не-
составной?
- Я думаю, так оно и есть, - сказал Кебет
- Скорее всего можно предполагать, что несо-
ставные вещи - это те, которые всегда постоянны и
неизменны, а те, что в разное время неодинаковы и неиз-
менностью вовсе не обладают, - те составные.
- По-моему, так.
- Тогда давай обратимся к тому, о чем мы гово-
рили раньше. Та сущность, бытие которой мы выясняем
в наших вопросах и ответах, - что же, она всегда не-
изменна и одинакова или в разное время иная? Может
ли равное само по себе, прекрасное само по себе, все
вообще существующее само по себе, то есть бытие,
претерпеть какую бы то ни было перемену? Или же
любая из этих вещей, единообразная и существующая
сама по себе, всегда неизменна и одинакова и никогда,
ни при каких условиях не подвержена ни малейшему
изменению?
- Они должны быть неизменны и одинаковы, Со-
крат, - отвечал Кебет.
- А что мы скажем о многих прекрасных вещах,
ну, допустим, о прекрасных людях, или конях, или
плащах, что мы скажем о любых других вещах, кото-
рые называют равными или прекрасными, короче го-
воря, обо всем, что одноименно упомянутым сущно-
стям? Они тоже неизменны или, в полную противопо-
ложность тем, первым, буквально ни на миг не остаются
неизменными ни по отношению к самим себе, ни по
отношению друг к другу?
- И снова ты прав, - ответил Кебет, - они все
время изменяются.
- Теперь скажи мне, ведь эти вещи ты можешь
ощупать, или увидеть, или ощутить с помощью ка-
кого-нибудь из чувств, а неизменные [сущности] можно
постигнуть только лишь с помощью размышления -
они безвидны и незримы?
- Да, ты совершенно прав!
- Итак, с твоего разрешения, мы установим два
вида сущего - зримое и безвидное.
- Согласен.
- Безвидное всегда неизменно, а зримое непре-
рывно изменяется?
- Примем и это, - согласился Кебет.
- Пойдем дальше, - сказал Сократ. - В нас самих
есть ли что-нибудь - тело или душа - отличное [от
этих двух видов]?
- Ничего нет.
- К какому же из двух видов [сущего] ближе тело?
- Каждому ясно, что к зримому.
- А душа? Зрима она или незрима?
- [Незрима], по крайней мере для людей.
- Да ведь мы все время говорим о том, что зримо
или незримо для человеческой природы! Или, может,
ты имеешь в виду другую [природу]?
- Нет, человеческую.
- Что же мы скажем о душе? Можно ее видеть
или нельзя?
- Нельзя.
- Значит, она безвидна?
- Да.
- Значит, в сравнении с телом душа ближе к без-
видному, а тело в сравнении с душой - к зримому?
- Несомненно, Сократ.
- А разве мы уже не говорили, что, когда душа
пользуется телом, исследуя что-либо с помощью зре-
ния, слуха или какого-нибудь иного чувства (ведь
исследовать с помощью тела и с помощью чувства -
это одно и то же!), тело влечет ее к вещам, непрерыв-
но изменяющимся, и от соприкосновения с ними душа
сбивается с пути, блуждает, испытывает замешатель-
ство и теряет равновесие, точно пьяная?
- Да, говорили.
- Когда же она ведет исследование сама по себе,
она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно
и неизменно, и так как она близка и сродни всему
этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только
остается наедине с собой и не встречает препятствий.
Здесь наступает конец ее блужданиям, и, в непрерыв-
ном соприкосновении с постоянным и неизменным, она
и сама обнаруживает те же свойства. Это ее состояние
мы называем разумением, правильно?
- Совершенно правильно, Сократ! Ты говоришь
замечательно!
- Итак, еще раз: к какому виду [сущего] ближе
душа, как ты рассудишь, помня и прежние доводы, и
эти, самые последние?
- Мне кажется, Сократ, - ответил Кебет, - лю-
бой, даже самый отъявленный тугодум, идя по этому
пути, признает, что душа решительно и безусловно
ближе к неизменному, чем к изменяющемуся.
- А тело?
- К изменяющемуся.
- Взгляни теперь еще вот с какой стороны. Когда
душа и тело соединены, природа велит телу подчи-
няться и быть рабом, а душе - властвовать и быть
госпожою. Приняв это в соображение, скажи, что из
них, по-твоему, ближе божественному и что смерт-
ному? Не кажется ли тебе, что божественное создано
для власти и руководительства, а смертное - для под-
чинения и рабства?
- Да, кажется.
- Так с чем же схожа душа?
- Ясно, Сократ: душа схожа с божественным, а
тело со смертным.
- Теперь подумай, Кебет, согласен ли ты, что из
всего сказанного следует такой вывод: божественному,
бессмертному, умопостигаемому, единообразному, не-
разложимому, постоянному и неизменному самому по
себе в высшей степени подобна наша душа, а человече-
скому, смертному, постигаемому не умом, многооб-
разному, разложимому и тленному, непостоянному и
несходному с самим собою подобно - и тоже в высшей
степени - наше тело. Можем мы сказать что-нибудь
вопреки этому, друг Кебет?
- Нет, не можем.
- А если так, то не подобает ли телу быстро раз-
рушаться, а душе быть вовсе неразрушимой или почти
неразрушимой?
- Как же иначе?
- Но ведь ты замечаешь, что, когда человек умирает,
видимая его часть - тело, принадлежащая к видимому,
или труп, как мы его называем, которому свой-
ственно разрушаться, распадаться, развеиваться, под-
вергается этой участи не вдруг, не сразу, но сохраняет-
ся довольно долгое время, если смерть застигнет тело
в удачном состоянии и в удачное время года. К тому
же тело усохшее и набальзамированное, как бальзами-
руют в Египте, может сохраняться чуть ли не без
конца. Но если даже тело и сгниет, некоторые его ча-
сти - кости, сухожилия и прочие им подобные, можно
сказать, бессмертны. Верно?
- Да.
- А душа, сама безвидная и удаляющаяся в места
славные, чистые и безвидные - поистине в Аид, к
благому и разумному богу, куда - если бог пожелает -
вскорости предстоит отойти и моей душе, - неужели
душа, чьи свойства и природу мы сейчас определили,
немедленно, едва расставшись с телом, рассеивается и
погибает, как судит большинство людей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
легко найдете человека, который сумел бы исполнить
эту задачу лучше вашего.
[Аргумент третий: самотождество идеи (эйдоса) души]
- Мы сделаем, Сократ, как ты говоришь, - сказал Кебет.
- Но вернемся к тому, от чего мы отвлеклись, если ты не
против.
- Нисколько не против, наоборот!
- Прекрасно.
- Вот какой вопрос нам нужно задать себе, по-мо-
ему, - сказал Сократ. - Чему свойственно испыты-
вать это состояние, то есть рассеиваться, и каким
вещам оно грозит, и за какие, напротив, можно не
опасаться? Потом нужно рассудить, куда отнести
душу, и уж в зависимости от этого страшиться за нашу
душу или быть за нее спокойным.
- Да, верно ты говоришь.
- Не правда ли, рассеянию подвержено все со-
ставное и сложное по природе - оно распадается таким
же образом, как прежде было составлено? И если
только вообще возможно этой участи избежать, то
лишь в одном случае: когда вещь оказывается не-
составной?
- Я думаю, так оно и есть, - сказал Кебет
- Скорее всего можно предполагать, что несо-
ставные вещи - это те, которые всегда постоянны и
неизменны, а те, что в разное время неодинаковы и неиз-
менностью вовсе не обладают, - те составные.
- По-моему, так.
- Тогда давай обратимся к тому, о чем мы гово-
рили раньше. Та сущность, бытие которой мы выясняем
в наших вопросах и ответах, - что же, она всегда не-
изменна и одинакова или в разное время иная? Может
ли равное само по себе, прекрасное само по себе, все
вообще существующее само по себе, то есть бытие,
претерпеть какую бы то ни было перемену? Или же
любая из этих вещей, единообразная и существующая
сама по себе, всегда неизменна и одинакова и никогда,
ни при каких условиях не подвержена ни малейшему
изменению?
- Они должны быть неизменны и одинаковы, Со-
крат, - отвечал Кебет.
- А что мы скажем о многих прекрасных вещах,
ну, допустим, о прекрасных людях, или конях, или
плащах, что мы скажем о любых других вещах, кото-
рые называют равными или прекрасными, короче го-
воря, обо всем, что одноименно упомянутым сущно-
стям? Они тоже неизменны или, в полную противопо-
ложность тем, первым, буквально ни на миг не остаются
неизменными ни по отношению к самим себе, ни по
отношению друг к другу?
- И снова ты прав, - ответил Кебет, - они все
время изменяются.
- Теперь скажи мне, ведь эти вещи ты можешь
ощупать, или увидеть, или ощутить с помощью ка-
кого-нибудь из чувств, а неизменные [сущности] можно
постигнуть только лишь с помощью размышления -
они безвидны и незримы?
- Да, ты совершенно прав!
- Итак, с твоего разрешения, мы установим два
вида сущего - зримое и безвидное.
- Согласен.
- Безвидное всегда неизменно, а зримое непре-
рывно изменяется?
- Примем и это, - согласился Кебет.
- Пойдем дальше, - сказал Сократ. - В нас самих
есть ли что-нибудь - тело или душа - отличное [от
этих двух видов]?
- Ничего нет.
- К какому же из двух видов [сущего] ближе тело?
- Каждому ясно, что к зримому.
- А душа? Зрима она или незрима?
- [Незрима], по крайней мере для людей.
- Да ведь мы все время говорим о том, что зримо
или незримо для человеческой природы! Или, может,
ты имеешь в виду другую [природу]?
- Нет, человеческую.
- Что же мы скажем о душе? Можно ее видеть
или нельзя?
- Нельзя.
- Значит, она безвидна?
- Да.
- Значит, в сравнении с телом душа ближе к без-
видному, а тело в сравнении с душой - к зримому?
- Несомненно, Сократ.
- А разве мы уже не говорили, что, когда душа
пользуется телом, исследуя что-либо с помощью зре-
ния, слуха или какого-нибудь иного чувства (ведь
исследовать с помощью тела и с помощью чувства -
это одно и то же!), тело влечет ее к вещам, непрерыв-
но изменяющимся, и от соприкосновения с ними душа
сбивается с пути, блуждает, испытывает замешатель-
ство и теряет равновесие, точно пьяная?
- Да, говорили.
- Когда же она ведет исследование сама по себе,
она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно
и неизменно, и так как она близка и сродни всему
этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только
остается наедине с собой и не встречает препятствий.
Здесь наступает конец ее блужданиям, и, в непрерыв-
ном соприкосновении с постоянным и неизменным, она
и сама обнаруживает те же свойства. Это ее состояние
мы называем разумением, правильно?
- Совершенно правильно, Сократ! Ты говоришь
замечательно!
- Итак, еще раз: к какому виду [сущего] ближе
душа, как ты рассудишь, помня и прежние доводы, и
эти, самые последние?
- Мне кажется, Сократ, - ответил Кебет, - лю-
бой, даже самый отъявленный тугодум, идя по этому
пути, признает, что душа решительно и безусловно
ближе к неизменному, чем к изменяющемуся.
- А тело?
- К изменяющемуся.
- Взгляни теперь еще вот с какой стороны. Когда
душа и тело соединены, природа велит телу подчи-
няться и быть рабом, а душе - властвовать и быть
госпожою. Приняв это в соображение, скажи, что из
них, по-твоему, ближе божественному и что смерт-
ному? Не кажется ли тебе, что божественное создано
для власти и руководительства, а смертное - для под-
чинения и рабства?
- Да, кажется.
- Так с чем же схожа душа?
- Ясно, Сократ: душа схожа с божественным, а
тело со смертным.
- Теперь подумай, Кебет, согласен ли ты, что из
всего сказанного следует такой вывод: божественному,
бессмертному, умопостигаемому, единообразному, не-
разложимому, постоянному и неизменному самому по
себе в высшей степени подобна наша душа, а человече-
скому, смертному, постигаемому не умом, многооб-
разному, разложимому и тленному, непостоянному и
несходному с самим собою подобно - и тоже в высшей
степени - наше тело. Можем мы сказать что-нибудь
вопреки этому, друг Кебет?
- Нет, не можем.
- А если так, то не подобает ли телу быстро раз-
рушаться, а душе быть вовсе неразрушимой или почти
неразрушимой?
- Как же иначе?
- Но ведь ты замечаешь, что, когда человек умирает,
видимая его часть - тело, принадлежащая к видимому,
или труп, как мы его называем, которому свой-
ственно разрушаться, распадаться, развеиваться, под-
вергается этой участи не вдруг, не сразу, но сохраняет-
ся довольно долгое время, если смерть застигнет тело
в удачном состоянии и в удачное время года. К тому
же тело усохшее и набальзамированное, как бальзами-
руют в Египте, может сохраняться чуть ли не без
конца. Но если даже тело и сгниет, некоторые его ча-
сти - кости, сухожилия и прочие им подобные, можно
сказать, бессмертны. Верно?
- Да.
- А душа, сама безвидная и удаляющаяся в места
славные, чистые и безвидные - поистине в Аид, к
благому и разумному богу, куда - если бог пожелает -
вскорости предстоит отойти и моей душе, - неужели
душа, чьи свойства и природу мы сейчас определили,
немедленно, едва расставшись с телом, рассеивается и
погибает, как судит большинство людей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23