— Ты — единственный, кому удалось победить меня.
Я уже понял, куда он клонит, и подумал, что мне будет предложен далеко не самый худший в создавшейся ситуации вариант.
— Никакого труда это не составило. Я знаю десять или пятнадцать людей, которым такое точно по силам, да и пять-шесть инопланетян.
— Мы это увидим! — взревел он. — Последние десять лет я мечтал о том дне, когда мы встретимся и я смогу потребовать реванша.
— Ты снова проиграешь.
Тут он просто обезумел. Начал скакать, метаться из стороны в сторону, речь его стала нечленораздельной, во всяком случае транслейтор не мог перевести его слов.
Наконец он чуть успокоился, наклонился вперед, едва не коснувшись моего шлема своим.
— Тебе разрешат оставить оружие, если ты дашь слово не использовать его против моих соратников.
— Если они не будут стрелять в меня, я не буду стрелять в них, — ответил я.
Он повернулся к пришельцам.
— Под страхом смерти не вмешивайтесь. — Вновь посмотрел на меня: — Мы встретимся, когда солнце будет в зените. В этот период видимость чуть получше.
— Где? — спросил я.
Он указал налево.
— Вон там, в полумиле отсюда, двенадцать Куполов, в которых базируется наш гарнизон. Мы встретимся на нейтральной территории, на полпути между твоим кораблем и Куполами.
— Логично, — кивнул я. — И когда солнце будет в зените?
— Примерно через час. Не опаздывай. В следующий раз зенита оно достигнет только через две тысячи пятьсот часов.
С этим он повернулся и увел пришельцев к Куполам. Я потерял их из виду, едва расстояние между нами достигло каких-то пятидесяти ярдов.
Поскольку до поединка оставался час, я побродил по округе, знакомясь с местностью. Минут через двадцать наткнулся на корабль пришельцев, мысленно запомнил, где он находится, и зашагал к «Главной улице», так я назвал место, где предстояло сразиться с Серой Саламандрой.
Он, возможно, мог застрелить меня до того, как я заметил его, зрение у него, особенно в том супе, который на Генрихе VIII считался атмосферой, было куда острее, чем у людей, но гордость не позволила расправиться со мной исподтишка, он появился из тумана и двинулся на меня.
— Как давно я ждал этого дня! — воскликнул он, когда нас разделяло двадцать ярдов.
— Я не знал, что тебе так хочется умереть, а не то выследил бы гораздо раньше, — ответил я.
Он потянулся за лучевиком, но в силу моего опыта на планетах с повышенной силой тяжести я обладал неоспоримыми преимуществами. Так что выхватил глушак первым, а мгновением позже шлем Серой Саламандры разлетелся на куски, и он умер. Я подумал, а не получить ли за него вознаграждение, но голова Серой Саламандры превратилась в бесформенное месиво и я засомневался, что кто-либо сумеет его опознать.
Я обещал ему не стрелять в пришельцев и сдержал слово. Вернулся к их кораблю, вывел из строя системы жизнеобеспечения и стартер, после чего пошел к своему кораблю. Если у них не закончился воздух, они до сих пор на Генрихе VIII… и останутся там до официального окончания войны.
* * *
— Но, если он провел на Генрихе VIII больше времени, чем ты, как вышло, что он не приспособился к повышенной гравитации? — спросила Силиконовая Карни.
— Он, конечно, приспособился, — ответил Могильщик, — но оружие — особое дело. Тут срабатывает рефлекс. Когда он потянулся за лучевиком, повышенная сила тяжести привела к тому, что его рука опустилась на полфута ниже.
Ураган Смит внимательно изучал настенные часы.
— Неужели такая скучная история? — спросил Гейнс.
— История отличная, — ответил Смит, — но она напомнила мне о Шебе.
— Почему? — полюбопытствовал Бейкер.
— Она на Аделаиде Лувайн с ограниченным запасом воздуха. Я должен вылететь к ней через несколько минут.
— Есть время еще для одного стаканчика? — спросил Бейкер. — Я угощаю.
Смит опять глянул на часы, висевшие левее портрета Шестиглазой Салли.
— Да, пожалуй.
Могильщик повернулся к Барду.
— Так ты включишь мою историю в свою книгу?
— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул тот. — Прямо-таки перестрелка на Диком Западе. Благодаря мне она станет такой же известной, как те, в которых участвовали Билли Кид* и Джесси Джеймс* . — Он помолчал. — Пожалуй, твои слова о гравитации приводить не буду.
— Почему? — спросил Гейнс.
— Людям нужны герои, а не научные объяснения, — ответил Бард. — С историей та же ситуация.
— Я думал, истории нужны факты.
— История истолковывает факты, — ответил Бард. — Это в корне меняет дело.
— И помогает тебе соскочить с крючка, — сухо заметил Макс.
— Нет, если я неправильно их истолковываю.
— Теперь ты запутал даже меня, — продолжил Макс. — Если ты истолковываешь факты вместо того, чтобы сообщать о них, как ты можешь неправильно их истолковать?
— Ты никогда не слышал, чтобы кто-то что-то истолковывал неправильно?
— Да… но происходило это при мне и я мог указать на ошибку. А по прошествии сотни лет кто будет знать о том, правильно или неправильно Вилли истолковывал факты?
— Если я истолкую их неправильно, никто об этом не узнает, потому что ни у кого не возникнет желания раскрыть мою книгу, — терпеливо объяснил Бард. — Работа летописца заключается в том, чтобы история казалась живой для тех, кто не присутствовал при описываемых событиях. При неправильном толковании она куда больше напоминает мертвую рыбу.
— Я думал, работа летописца — как можно точнее описывать происходящее, — вставил Ураган Смит.
— Самая великая летопись — Книга Добра, которую преподобный Билли Карма таскает в кармане, — ответил Бард. — Как ты думаешь, насколько она точна?
— Достаточно точна для того, чтобы узнать факты.
— Иногда, чтобы докопаться до истины, надо отмести факты в сторону.
— Я думал, что факты и истина — одно и то же, — удивился Бейкер.
Бард покачал головой.
— Если я что-то и почерпнул, выслушивая истории «Аванпоста», то лишь одно: зачастую факты — враги Истины. И я говорю про истину с большой буквы.
— Ты хочешь сказать, что я могу и дальше рассказывать свои истории, а ты будешь переписывать их, чтобы они соответствовали твоему видению истины? — спросил Бейкер.
— Я тебе уже говорил: я не переписываю, я приукрашиваю.
— Какая разница?
— Я сохраняю каркас ваших историй: кто, что, где, когда, с кем. Но я стараюсь сделать их более значимыми, чтобы будущие поколения понимали величие того, что вершилось сейчас.
— А если ничего великого не вершилось? — спросил Макс.
— Они все равно проникнутся гордостью за ваши достижения, какими бы тривиальными они сейчас ни казались, — ответил Бард. — Разве это грешно?
— Я и не говорил, что грешно, — напомнил Макс. — Просто нечестно.
— Ну почему мне не удается доказать тебе, что есть разница между ложью и приукрашиванием? — В голосе Барда слышалось раздражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91