В городках наподобие этого люди по-прежнему слышат воображаемый вой
стаи оборотней, тогда как остальной мир прислушивается к куда более
отвратительному звуку, который может оказаться предвестием громового
раската атомной гибели. И мне почудилось, что из этих двух звуков вой
оборотней может оказаться гораздо более естественным для слуха. Ибо если
провинциализм таких маленьких городков и был безумием, то безумием мягким,
даже приятным, в то время как сумасшествие внешнего мира было лишено какой
бы то ни было доброты.
Вскоре приедет Кэти - по крайней мере, я на это надеялся. Если она не
появится, это будет вполне объяснимо. Мне не следовало обольщаться:
пообещав примчаться сюда, она по зрелом размышлении могла передумать. Я
припомнил, с каким недоверием сам отнесся поначалу к запискам моего
старого друга, хотя у меня было тогда уже гораздо больше причин поверить в
истинность его умозаключений, чем сейчас у Кэти.
И что мне делать, если она не появится? Похоже, мне останется лишь
вернуться в Пайлот-Ноб, собрать вещи и отправиться в Вашингтон. Причем я
понятия не имел, куда там обращаться. В ФБР или в ЦРУ? И - к кому? У кого
достанет внимания выслушать мой рассказ и не отвергнуть его, как бред
сумасшедшего?
Я стоял, прислонясь к стене здания, в котором располагался бар, глядя
вдоль улицы и надеясь, что вскоре появится Кэти, когда заметил рысившего
по дороге волка.
Есть в человеке какой-то глубинный инстинкт, уходящий корнями в
далекое прошлое и заставляющий при виде волка испытывать смертельный ужас.
Он проявляется в первый же миг при встрече с этим неумолимым врагом,
убийцей столь же безжалостным и ужасным, как сам человек. В этом убийце
нет ничего благородного. Он хитер, коварен, безжалостен и неумолим. Между
ним и человеком невозможны никакие компромиссы, ибо слишком уж древней
является эта вражда.
Глядя на появившегося из темноты зверя, я почувствовал, как по коже
пробегает озноб, а волосы на голове становятся дыбом.
Волк приближался самоуверенно и деловито, нимало не таясь и не
отвлекаясь по пустякам. Огромный и черный - или, по крайней мере,
казавшийся черным в ночи - он вместе с тем производил впечатление
изможденного и голодного.
Я шагнул от стены, и в этот момент краем глаза заметил предмет,
способный послужить оружием, - лежавшую на скамейке бейсбольную биту,
брошенную барменом. Нагнувшись, я подобрал ее. Она оказалась довольно
увесистой и хорошо сбалансированной.
Когда я снова посмотрел вдоль улицы, волков стало уже трое - они
вышагивали один за другим с раздражающей самоуверенностью.
Я стоял на тротуаре, сжимая биту в руке. Поравнявшись со мной, первый
волк остановился и повернулся ко мне.
Вероятно, я мог закричать, разбудить горожан, позвать на помощь.
Однако эта мысль даже не пришла мне в голову. Это дело касалось лишь меня
и троих волков - нет, не троих, ибо из мрака выступали на улицу все новые
и новые.
Я понимал, что они не могут быть волками - настоящими, честными
волками, родившимися и выросшими на этой честной земле. Они ничуть не
реальнее, чем пойманный мною на удочку морской змей. Это были те самые
создания, о которых я узнал из рассказа Линды Бейли; те, чей вой донесся
до меня прошлой ночью, когда я вышел подышать перед сном. Линда Бейли
называла их собаками, но собаками они не были. Они являлись древним
страхом, уходившим корнями в первобытные времена, ужасом, который, пройдя
сквозь бесчисленные столетия, материализовался и обрел плоть.
Отлично вымуштрованные, волки четко производили хорошо отработанный
маневр: они подходили и, поравнявшись с первым, поворачивались мордами ко
мне. Когда к ним присоединился последний, они уселись - как по команде, в
ряд, в одинаковых позах, прямо, но удобно, аккуратно выставив лапы перед
собой. Высунутые из полуоткрытых пастей языки свисали набок, и мне было
отчетливо слышно негромкое, ровное дыхание. И все они пристально
разглядывали меня.
Я пересчитал - их была ровно дюжина.
Я поудобнее перехватил биту, хотя и понимал, что шансов у меня не
слишком много. Если они кинутся на меня - то разом, все вместе, как делали
они вместе и все остальное. Бейсбольная бита, если ею хорошенько
размахнуться, - оружие смертоносное, и я знал, что прикончу нескольких, но
никак не всех. Возможно, я сумел бы подпрыгнуть и ухватиться за
металлический кронштейн, на котором раскачивалась вывеска, но я не был
уверен, выдержит ли он мой вес. Он и так уже наклонился, и вполне
возможно, что удерживающие его болты или шурупы вырвутся из прогнившего
дерева даже при незначительной дополнительной нагрузке.
Оставалось лишь одно - держаться уверенно и не дать себя запугать.
Рассматривая кронштейн, я на мгновение выпустил из виду волков, а
когда снова взглянул на них, то увидел перед их строем маленького
остроголового уродца.
- Мне следовало бы напустить их на вас, - пропищал он. - Незачем было
вам там, на реке, бить меня веслом.
- А если ты не заткнешься сейчас, то получишь этой битой!
- Какая неблагодарность! - Он даже принялся подпрыгивать от ярости. -
Если бы не правила...
- Какие правила? - спросил я.
- Вам ли не знать! - гневно пропищал он. - Это же вы, люди,
установили их.
И тут меня стукнуло.
- Ты подразумеваешь, что три - волшебное число?
- К несчастью, - проскрипел он, - именно это я и подразумеваю.
- После того как вы, парни, трижды кряду сели в лужу, я сорвался с
крючка?
- Именно так.
Я посмотрел на волков. Они сидели, свесив языки и улыбчиво скалились
мне. Я чувствовал, что им было все равно - броситься на меня или
удалиться.
- Но есть еще кое-что, - проскрипел уродец.
- Ты имеешь в виду ту плюху?
- О нет, с этим покончено, - сказал он. - Тут дело благородного
рыцарства.
Я удивился, при чем тут рыцарство, однако спрашивать не стал,
понимая, что он и так все скажет. Уродец ждал, что я примусь
расспрашивать; его все еще жег тот удар гребком, и он был готов на все,
лишь бы я как следует попался на удочку.
Он уставился на меня из-под своей волосяной шляпы и ждал. В свою
очередь, я тоже ждал, покрепче стиснув рукоять биты. Необыкновенно
довольные волки молча сидели и улыбались.
Наконец уродец не выдержал.
- Вам трижды удалось вывернуться. Но есть некто, еще ни разу не
пробовавший.
Он оставил меня в дураках и понимал это, и его счастье, что он
находился вне пределов досягаемости бейсбольной биты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52