— Убил! Убил! — заголосила Любовь, отшатнувшись, ударившись плечом о косяк и почувствовав боль.
Петр сделал шаг, глянул женщине в глаза, положил руку на плечо.
— Что ты? — сказал он.
Любовь, ощущавшая в теле и в душе кликушеские позывы, вдруг ослабла, приникла головой к груди Петра.
— Что ты? Что ты? — говорил Петр, не говоря ничего более, гладя женщину по голове.
Ах, как хорошо стало о. Сергию! Высшая любовь, где нет женщин и мужчин, а есть один любвеобильный свет, пригрезилась и открылась ему — и вот тут-то он поверил в Петра окончательно и бесповоротно.
Внимательный человек заметит и скажет: но ведь о. Сергий уже поверил один раз окончательно и бесповоротно, как же он может сделать это вторично? Два раза не рождаются, два раза не умирают — так и тут. Но, во-первых, родиться можно дважды — сначала телом, а потом душой, например, — и умереть тоже — в соответствии хотя бы с новейшими достижениями медицины, реанимацию имея в виду. Поэтому о. Сергий сперва — да, подумал, что поверил окончательно и бесповоротно, но это оказалось лишь черновой верой; он понял это, когда поверил вторично, на самом же деле, по-настоящему, — впервые.
Все-таки они остались дома в эту ночь. Легли поздно, вернее, рано утром. Угощались умеренно водочкой, Петр рассказывал о. Сергию об Иване Захаровиче, о многих других совпадениях в своей биографии с биографией Христа. И вот мне открылось, сказал он, что я это он и есть. Я как вспомнил все. Понимаешь?
Дрожь пробрала о. Сергия.
— И Голгофу помнишь? — спросил он. Петр засучил рукава и показал две метины на запястьях, похожие на родимые пятна.
— На ногах такие же. Показать?
— Не надо! Верую! — поспешно сказал о. Сергий, но Петр видел его глубоко.
— Хочется ведь? — спросил ласково.
— Прости... — прошептал поп. Петр разулся, приподнял штаны. О. Сергий жадно посмотрел.
— Да... — сказал он.
И вся его ученость словно пропала, наивно и житейски он спросил:
— Что ж ты делал все эти две тысячи лет?
— Две тысячи лет? Один миг! — укоризненно сказал Петр. — Или не знаешь?
— Знаю, конечно...
Много, много вопросов еще было у о. Сергия, но он сдержался. Но один все-таки задал:
— Кого вторым возьмем?
— Да вот хоть дьякона твоего, — сказал Петр.
О. Сергий изумился: дьякон и пьющ, и курящ, да и вообще, кажется, втайне атеист.
— Ну и что? — ответил его мыслям Петр. — Пьет да курит — это еще ничего. А вот был у нас в части один непьющий и некурящий капитан. Вежливый прям до тошноты, — и чего ж ты думаешь? Накрыли его, так его так, как он молоденького солдатика в ленкомнате жал!
— Ах, содомит!
— Какой содомит? Гомик!
— Ну да, ну да...
10
Дьякон Диомид, едва продрав глаза после вчерашнего, долго чистил зубы «Поморином»: скоро идти служить обедню, а Серега, как он мысленно называл о. Сергия, все строже косится на него, когда чует запах перегара. Зубная паста —это, конечно, для поверхностной свежести, потом он еще лаврушечки пожует.
И вдруг увидел в окно самого о. Сергия — с Петром.
Удивился.
О. Сергий приступил к делу не мешкая:
— Веришь ли, Диомид, в воскресение Сына Божьего?
— Ну, верю.
— Вот он, — кратко сказал о. Сергий и отступил в сторонку.
Петр смотрел на Диомида просто и прямо.
Диомид соображал.
Так, думал он, ясно. Петруша Салабонов — псих естественный, уже весь Полынск об этом говорит, такие способности нормальным людям не даются. А теперь, значит, и Серега, склонный к экзальтированному служению, съехал с ума. Что ж. Сейчас жгучая нехватка кадров в церквах по всему региону, и очень даже просто его, Диомида, могут рукоположить в священники — пусть у него и нет специального образования. Такие случаи уже бывали. В наследство от умалишенного отца Сергия (а о его сумасшествии епархиальному управлению будет известно сегодня же: долго ль по телефону позвонить?) Диомиду достается уютный дом батюшки о трех комнатах с садиком, да и жалованье побольше, и обещают прислать старенький легковой автомобиль, в общем, куда ни глянь — выгода.
— Не просчитайся, дьякон! — сказал вдруг Петр.
— Не бойсь, не в бухгалтерии, — успокоил его Диомид. Он, положим, несколько оторопел от проницательности Петра, но виду не подал. Ну, пусть этот Салабонов вдобавок к тому, что лечит болезни одними касаниями, еще и мысли умеет читать. Ничего особенного. Телепатия. Бывает.
О. Сергий напряженно глядел то на одного, то на другого — словно пытался постичь суть их безмолвного диалога.
— Пойдем отсюда, Сергий, — сказал Петр. — Тут толку не будет. Он, так его так, непробиваемый. Окостеневший он.
И пожалел Диомида мягким взглядом.
Диомида задел этот взгляд. Его задело и слово Петра об окостенелости. Он-то как раз считает себя весьма широким человеком как в нравственном, так и в интеллектуальном измерении. Ему досадно стало, что его смеет жалеть этот дебиловатый парень, не читавший и десятой доли книг, которые читал Диомид, бывши Алексеем, не смотревший (а видел бы — не понял бы ни хрена, орясина, деревенщина!) ни одного фильма из тех, что так любил эстетствующий в свободное от эстрады время Алексей, не познавший ни одной из тех женщин, любовь к которым, по известному выражению, равна гуманитарному образованию, а Алексей был образован неоднократно, гурмански и даже до усталости.
Но не успел — и это все в какое-то мгновенье — он подосадовать на взгляд Петра, как тут же ему стало почему-то жаль, так жаль себя, как жаль было маленьким мальчиком, жестоко обиженным родителями; брошенным, сиротой он вдруг почувствовал себя — и захотелось ни к отцу, ни к матери, ни к бывшей жене, ни к какой-нибудь из гуманитарных женщин, а хотелось подставить Петру, как старшему брату, голову, чтобы он ее погладил.
Но слишком упрям был внутренний характер Диомида-Алексея.
— Стой! — сказал он Петру, повернувшемуся было, чтобы уйти. — Ладно. Допустим, ты — он. А доказательства?
— По вере твоей и доказательства, — вмешался о. Сергий.
— Старые штучки! — парировал Диомид. — А если я, допустим, такой вот простой? Знамения хочу! Чуда хочу — настоящего!
— А что ты считаешь настоящим чудом? — спросил Петр.
Диомид выглянул в окно, увидел скучный мартовский пейзаж.
— Пусть гром грянет. Среди ясного неба.
— Нет, — сказал Петр. — Не грянет.
— Но ты же все можешь! — сказал Диомид.
— Я не знаю, что я могу, — ответил Петр. — Я знаю, что гром небесный ради тебя одного греметь не будет. Зачем? На твое место другой найдется, который без знамений всяких поверит и пойдет со мной.
— Ну, и ищи дураков! — отрезал Диомид.
О. Сергий не вмешивался. Странно, но строптивость Диомида его даже утешала. Вот оно, начинается, думал он. То самое: нет пророка в своем отечестве, требование знамений и тому подобное. Все как и было.
— Тратим время, — позвал его Петр от порога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54