Верша суд над собой, я был готов к смерти, но жить!.. Если бы можно было, действительно, начать новую жизнь без груза совести?..
Итак, Таня и Пашка, которым я сейчас необходим, чтобы жить, - это с одной стороны. И вся та кровь, которая окрашивает мои следы, - с другой.
Что еще? Что ещё можно поставить на чашу весов?
И я вспомнил. Вновь вспомнил крысиного короля. Вспомнил, как неожиданно кончился наш тогдашний бизнес и карьера убийцы нашего фаворита.
Однажды он исчез. Лишь недели через три появился вновь. Мы сидели в полном составе на своем обычном месте сбора, недалеко от старого судна, где и вершился эксперимент с крысиным королем, и где он пропал последний раз.
Не помню, кто его увидел первым... Наш Рембо, похудевший, но гордый, радостно попискивая, шел к нам. А за ним, пугливо, но подчиняясь главе, шло его новое семейство: изящная худенькая самочка и восемь маленьких глупых пацанов-крысят.
Так завершилась карьера Рембо, ибо, обзаведясь семейством, он отказался убивать. Превратился в рядовую, хоть и полуручную крысу.
В чем-то ведь мы похожи. И он, и я были брошены в нечеловеческие (если можно так сказать!) условия, созданные, впрочем, людьми. И он, и я стали лучше. А стать лучше в нашем нынешнем мире - это уметь лучше всех убивать, опережая других.
Но ведь сумела же простая крыса стать отличным семьянином и выйти из порочного круга преступлений!
Мне вдруг стало весело. Чтобы жить, мне надо убедить себя, что я могу быть не хуже крысы.
Я ухмыльнулся. И все-таки надо пустить себе пулю в лоб. Надо поставить точку, которая завершит повесть о Лютом и обо мне, стыдливо прятавшимся за раскол собственной личности.
Я оттянул затвор, прицелился и выстрелил. Пуля попала точно между глаз, и моё лицо в зеркале напротив рассыпалось, исчезло, умерло!
Я облегченно вздохнул и понял, что искус окончен.
Как просто! Как все оказалось просто! Достаточно было осознать... нет, осудить себя, сбросив тем самым тяжесть с плеч, о которой не хотел знать, думать, в реальность которой не верил. Поставленный диагноз уже давал надежду, что больше я не выпущу джина из бутылки - мой двойник умер навсегда!
Я встал, пошел к коридору и на пороге обернулся, с улыбкой оглядев место моего зарождения и символической казни.
Вот и все.
Выходя и закрывая на ключ дверь, я уже знал, что больше сюда не приду.
Я вышел из подъезда. Утро. В легкой синеве неба, ещё не потеплевшей после ночи, висели розовеющие с краю облака, и было что-то не по-земному изящное в их удлиненном очерке. Равномерные шорохи от размашистой метлы рачительного дворника особенно чисто звучали в пустынном воздухе, а за домом простуженно рычал и никак не мог прокашляться остывший за ночь автомобиль. Девочка в маленькой телогрейке, возможно, дочь дворника, автоматически орудующего метлой, прошла мимо, толкая перед собой тележку с большим ящиком для мусора: старая, вынянчившая, возможно, не одного младенца детская коляска, рассталась с качающейся колыбелью, а на оси её и был водружен ящик, олицетворяющий новую работу, новую заботу, новую жизнь.
С черных после дождя веток, покрытых глянцевыми мокрыми листьями, вспархивали с воздушным шорохом воробьи и садились на мокрый асфальт тротуара, торопясь выклевать что-то среди неубранного ещё мусора.
Я подошел к машине, открыл дверцу и сел на водительсткое сиденье. Не закрывая дверцу, чтобы прохладный чистый воздух свободно вливался в салон, я закурил.
Как же мне было хорошо!
Появились, хлопая дверьми подъездов, первые труженики. Розовый воздух. Дома казались новыми - чистыми, словно рисованными. И так же, как солнце постепенно поднималось выше, а тени постепенно укорачивались, чтобы исчезнуть в свое время, - точно так же, при этом трезвом свете, та жизнь, которой я жил последние дни, становилась тем, чем она и была, - далеким прошлым.
Я выбросил окурок и, заведя мотор, стронул машину с места. Как хорошо! Шины с мягким хрустом раскатились по асфальту, быстрее - я уже мчался домой, к Тане и Пашке, тоже участовавшим в моем ночном спасении.
Солнце поднималось все выше, равномерно озаряя город; улицы оживали, заполняясь машинами и людьми. Я ехал все быстрее, чувствуя себя обновленным, сильным, готовым на новую борьбу. И то, что я замечал с какой-то свежей любовью, - и постового милиционера на перекрестке, ежащегося от утренней прохлады в своем толстом мундире, и мгновенный золотой жар окна во встречном доме, и кошку, переходящую улицу строго по переходу, предупреждающе высоко подняв хвост, - все это и было тайным поворотом, пробуждением моим.
Я остановился у Пашкиного подъезда, заглушил мотор и вытащил пачку "Кэмел". Последняя сигарета. Закурил.
Я смотрел на голубое чистое легкое небо, на эту панельную пятиэтажку, которую больше не увижу никогда - и уже чувствовал с беспощадной ясностью, что кошмар кончился навсегда. Он длился всего несколько дней и всю мою жизнь, но теперь я до конца исчерпал и его, и воспоминания, до конца перегорел ими, и образ моего дикого детства ушел вместе с умершими, в мир теней, уже став сам воспоминанием.
Я поднялся наверх и, обнимая своих, обнимая Таню и Пашку, свою новую семью, наслаждался свободой, счастьем...
Кстати, они так и не сумели открыть тот чемодан, хорошие были в нем замки. Мы вместе открыли и там оказалось то, что я подсознательно ожидал: доллары в аккуратных пачках. Сто купюр по сто долларов в каждой пачке. Всего двадцать шесть миллионов долларов и ещё мешочек с фракцией их знаменитого наркотика в заваренном полиэтиленовом пакете впридачу.
Что еще?.. Свой "Мерседес" я оставил полковнику Сергееву, потому что продавать не было времени. Мы спешили уехать. Ему сдал и пакет с наркотиком. Пусть орден получит.
А чемодан с долларами, чтобы особенно не возиться, послали в подарок в Министерство финансов России, инкогнито, разумеется, и с припиской, что деньги надо справедливо распределить между членами руководящего кабинета.
Вот и все.
ЭПИЛОГ
Мы сняли виллу на берегу океана недалеко от Майами, штат Флорида. Сначала хотели поближе к цивилизации, но при ближайшем ознакомлении эту идею оставили; российский провинциализм, смущенный обилием этой самой цивилизации, потянул всех нас на символическую периферию, и вот, почти в шестидесяти километрах от места отдыха тутошних миллионеров, пятый месяц обитаем и мы.
Пока нам нравится... Пока. Здесь вокруг - и у пристани, и у виллы, растут пальмы. Они отражаются в воде, и кажется, что из моря выползают змеи.. А в тихую погоду, вдалеке, за волнами можно увидеть Кубу, словно большого альбатроса, сидящего на воде.
Так говорят местные на ломаной - испано-русско-английской - смеси, стараясь донести до нас свои сонные грезы.
Мы уже обжились, хотя лично мне до сих пор все здесь кажется слишком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60