много солнца, красок, лени и нестерпимой неги, если можно так сказать.
Иногда мы втроем выходим в море. Тане все нравится на этом вечном курорте, а уж о Пашке и речи нет - вытянулся, загорел и под тонкой кожей гладкой волной уже бродят мышцы.
Лодка иглой врезается в волны, горизонт уходит все дальше, а из воды там и сям высовываются акульи морды и хвосты. В тихой воде, под тихим небом акулы кажутся безобидными, словно наши дельфины.
Солнце раскаленным свинцом заливает окрестности, все выжигая вокруг нашей усадьбы. Мелкая живность, задыхаясь от зноя, выползает подышать на песок пляжа, поросший давным-давно высохшей травой. Местные мальчишки ловят их, швыряют с пристани и хохочут по-латиноамерикански, глядя как мыши и ящерицы падают в чистую сине-зеленую воду, прозрачную до той глубины, где фосфоресцирует затаившийся гигантский кальмар, и откуда медленно всплывают акулы.
Здесь есть два-три негра, которые устраивают бой с акулой. Не за деньги, а просто так. Брать за это деньги - плохая примета, они и так перед прыжком сереют от сосредоточенности и страха и ещё сильнее по-негритянски пахнут. Говорят, перед этим запахом не может устоять ни одна белая женщина, но Таня искренне воротит от них свой расистский носик.
Зрелище - лучше не придумаешь. Негры и акулы, окруженные алмазами пузырьков, скользят в изумрудно-жемчужной воде совсем рядом - руку протяни, - и никогда не касаются друг друга. Иногда акула, словно бы на арене, разворачивается, нервно подхлестывая себя хвостом, и кидается в атаку. Темное рыбье туловище двигается как-то тупо по сравнению с лакированными черными телами, и, зачарованный зрелищем, Пашка все порывается сигануть в глубину к сверкающим танцорам.
Иной раз я и сам замечаю, как сводит зубы от желания самому броситься вниз, - пусть даже кровь, но лишь бы разорвать это гладкое напряжение внизу. Но, точно выбирая момент, выныривают и начинают сверкать белыми зубами негры, а одураченные рыбы кидаются из стороны в сторону, прочерчивая пенную спираль, и медленно тонут в темнеющей бездне.
По вечерам местные, черно-белой толпой (тела сливаются с густым тропическим мраком, лишь сверкают зубы, да белки глаз) приходят к щедрым миллионерам, то бишь к нам и, если мы не прочь, устраивают гитарные посиделки. Таня уже ловко пляшет разные дикие танцы, а возле Пашки вовсю крутятся малолетние девичьи личики. Он на диво вытянулся, от солнца и здешних витаминов как-то сразу повзрослел, и девчонки уже тащат его в ближайшие рощи, как я подозреваю, на постель из листьев и тьмы, источающей пот и воду.
А возвращаясь к недавнему прошлому, хочу сказать, что главной сложностью оказалось как-то оформить Пашку. Пришлось нам с Таней его быстро-быстро усыновлять, самим быстро-быстро жениться, и уже через неделю мы летели в Гватемалу, а оттуда, через Мексику, в Майами.
Кружной путь оказался самым коротким.
И конечно же, все, что касается посылки чемодана с долларами в Минфин, есть веселая шутка.
Пусть дураки жертвуют свои деньги.
Когда самолет взлетел из Шереметьево, и облака надолго скрыли землю, я со злобой (тогда ещё у меня оставалась злоба) подумал: "Будь оно все проклято!"
Я не знаю, что? Я не знаю, что я имел тогда в виду?
А теперь забыл окончательно, потому что за эти месяцы банальнейшая русская хандра, ещё точечно, разведкой, начинает прощупывать мои нервы. Да что там, иной раз даже в самые неподходящие минуты ловлю себя на этом самом мурлыканье "...во поле березонька стояла...", ещё там какие-то русские поля!.. И думается мне, не пора ли домой? Ведь дел непочатый край! Да и разобраться кое с кем не мешает.
Может быть, может быть...
Я поднимаю голову. Ярко сияет семизвездный треугольник Большой Медведицы. И все небо усыпано огромными нерусскими звездами. Кто-то ловит мой взгляд и путанно объясняет, что там, наверху, вечно мчатся огненные колесницы по бесконечным дорогам, опоясывающим землю.
КОНЕЦ
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Иногда мы втроем выходим в море. Тане все нравится на этом вечном курорте, а уж о Пашке и речи нет - вытянулся, загорел и под тонкой кожей гладкой волной уже бродят мышцы.
Лодка иглой врезается в волны, горизонт уходит все дальше, а из воды там и сям высовываются акульи морды и хвосты. В тихой воде, под тихим небом акулы кажутся безобидными, словно наши дельфины.
Солнце раскаленным свинцом заливает окрестности, все выжигая вокруг нашей усадьбы. Мелкая живность, задыхаясь от зноя, выползает подышать на песок пляжа, поросший давным-давно высохшей травой. Местные мальчишки ловят их, швыряют с пристани и хохочут по-латиноамерикански, глядя как мыши и ящерицы падают в чистую сине-зеленую воду, прозрачную до той глубины, где фосфоресцирует затаившийся гигантский кальмар, и откуда медленно всплывают акулы.
Здесь есть два-три негра, которые устраивают бой с акулой. Не за деньги, а просто так. Брать за это деньги - плохая примета, они и так перед прыжком сереют от сосредоточенности и страха и ещё сильнее по-негритянски пахнут. Говорят, перед этим запахом не может устоять ни одна белая женщина, но Таня искренне воротит от них свой расистский носик.
Зрелище - лучше не придумаешь. Негры и акулы, окруженные алмазами пузырьков, скользят в изумрудно-жемчужной воде совсем рядом - руку протяни, - и никогда не касаются друг друга. Иногда акула, словно бы на арене, разворачивается, нервно подхлестывая себя хвостом, и кидается в атаку. Темное рыбье туловище двигается как-то тупо по сравнению с лакированными черными телами, и, зачарованный зрелищем, Пашка все порывается сигануть в глубину к сверкающим танцорам.
Иной раз я и сам замечаю, как сводит зубы от желания самому броситься вниз, - пусть даже кровь, но лишь бы разорвать это гладкое напряжение внизу. Но, точно выбирая момент, выныривают и начинают сверкать белыми зубами негры, а одураченные рыбы кидаются из стороны в сторону, прочерчивая пенную спираль, и медленно тонут в темнеющей бездне.
По вечерам местные, черно-белой толпой (тела сливаются с густым тропическим мраком, лишь сверкают зубы, да белки глаз) приходят к щедрым миллионерам, то бишь к нам и, если мы не прочь, устраивают гитарные посиделки. Таня уже ловко пляшет разные дикие танцы, а возле Пашки вовсю крутятся малолетние девичьи личики. Он на диво вытянулся, от солнца и здешних витаминов как-то сразу повзрослел, и девчонки уже тащат его в ближайшие рощи, как я подозреваю, на постель из листьев и тьмы, источающей пот и воду.
А возвращаясь к недавнему прошлому, хочу сказать, что главной сложностью оказалось как-то оформить Пашку. Пришлось нам с Таней его быстро-быстро усыновлять, самим быстро-быстро жениться, и уже через неделю мы летели в Гватемалу, а оттуда, через Мексику, в Майами.
Кружной путь оказался самым коротким.
И конечно же, все, что касается посылки чемодана с долларами в Минфин, есть веселая шутка.
Пусть дураки жертвуют свои деньги.
Когда самолет взлетел из Шереметьево, и облака надолго скрыли землю, я со злобой (тогда ещё у меня оставалась злоба) подумал: "Будь оно все проклято!"
Я не знаю, что? Я не знаю, что я имел тогда в виду?
А теперь забыл окончательно, потому что за эти месяцы банальнейшая русская хандра, ещё точечно, разведкой, начинает прощупывать мои нервы. Да что там, иной раз даже в самые неподходящие минуты ловлю себя на этом самом мурлыканье "...во поле березонька стояла...", ещё там какие-то русские поля!.. И думается мне, не пора ли домой? Ведь дел непочатый край! Да и разобраться кое с кем не мешает.
Может быть, может быть...
Я поднимаю голову. Ярко сияет семизвездный треугольник Большой Медведицы. И все небо усыпано огромными нерусскими звездами. Кто-то ловит мой взгляд и путанно объясняет, что там, наверху, вечно мчатся огненные колесницы по бесконечным дорогам, опоясывающим землю.
КОНЕЦ
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60