— Этот уже не вернется.
Алуэтта узнала голос. Заранее предчувствуя, она повернулась лицом к своим нежданным помощникам.
— Я… должна поблагодарить вас…
— Да уж! — отозвалась Ртуть. — А почему «должна»? Раз такое дело, можно было просто начать с благодарности.
— Ну что ты набросилась на бедную девушку, — вмешалась Корделия. — Ей и так уже досталось со всех сторон. Видишь, какая шишка вскочила на голове? И рука у нее болтается — точно плеть. Так недолго остаться на всю жизнь калекой, не правда ли? — участливо говорила Корделия. — Кто ж потом возьмет такую замуж?
Это была месть. Тонкая, расчетливая женская месть, которая может надевать маску жалости, участливости, чего угодно. Женщины веками оттачивали свое оружие, и оно у них куда острее и пронзительнее, чем обычное, которым пользуются в бою мужчины.
— Дай-ка я посмотрю, что у тебя с рукой…
Алуэтта только вздохнула.
— Похоже на растяжение, — заметила Корделия, — немного разбухла локтевая связка… Держись, Алуэтта. Постой-ка! — она стала рассматривать локоть.
Интересно получается, Корделия назвала ее по имени, а вот Ртуть — только «сестрицей». Видимо, не простила. Впрочем, бывших киллеров-ассасинов никогда не жаловали в их новых семьях.
Выпустив ее руку, Корделия отступила назад.
— Ничего, до свадьбы заживет.
— С-спасибо, — выдавила Алуэтта. — Какими судьбами вы оказались здесь? Неужели… вы шли меня спасать… — она не выговорила: «после всего, что случилось» — всем и так было понятно.
— Скоро мы станем членами одной семьи, — изрекла Ртуть, дернув плечом. — А это значит «один за всех — и все за одного».
— Когда-нибудь и я надеюсь оказать вам эту услугу, — пылко сказала Алуэтта. — Подарить жизнь.
— Успеешь, с-сестрица… Если не жизнь, то, по крайней мере, свободу, — ехидно прошипела Ртуть.
— Я обязана тебе большим.
— Не сомневаюсь, мы собрались в добрый час и вовремя подоспели, — Ртуть хмуро оглядела лагерь. — Как ты оказалась здесь, в такой компании?
— Мы с Грегори узнали от одной крестьянской семьи, что три огра при невыясненных обстоятельствах вынырнули из странного тумана, — объяснила Алуэтта.
— Надеюсь, это были всего лишь кочки ведьминого лишайника? — поинтересовалась Корделия.
— Да, мы обратили их в слизь, из которой они и возникли.
Ртуть брезгливо хмыкнула:
— И это называется поединком? С кем? С какой-то неодушевленной слякотью?
— Ну и что? — перебила ее Корделия. — Удалось вам выследить, где они там прячутся в тумане и откуда приходят?
— Да, но при этом мы залезли по уши в болото.
Ртуть осклабилась.
Алуэтта зарделась:
— Ваши женихи вытащили нас оттуда.
Ртуть и Корделия обменялись удивленными взорами.
— Значит, мы их опередили?
— Если с ними чего-нибудь не стряслось, — нахмурилась снова Ртуть. — Они же умеют следить мыслью?
— Меня им было не выследить, — сказала Алуэтта. — Горцы стукнули меня по голове, завязали челюсти узлом, вбили кляп в горло — так что я не могла подать им сигнала. Горцы лишили меня сил и способностей.
Ртуть вскинула брови.
— Может они просто отволокли тебя в сторону, слишком далеко от торной дороги, — предположила Корделия. — Так ты, говоришь, была без сознания?
— Да, несколько часов я пролежала сама не своя.
— Порядочное время, — сухо сказала Ртуть. И тут лицо ее помрачнело:
— Что они с тобой сделали?
— Всего лишь взяли в заложницы, — поспешила уверить ее Алуэтта. — Потом они напились так, что сомневаюсь, что были на что-то способны.
— Ну и, — озорно блеснули глаза молодой разбойницы, — за кубком ведь чего только не выболтаешь — может, они рассказали тебе поподробнее о своих планах?
— Похоже, их кто-то нанял для этого дела. — Отозвалась Алуэтта. — Какой-то колдун по имени Занплока.
Ртуть прищурилась на Корделию, которая отвечала таким же задумчивым взором.
— Никогда не слышала такого имени.
— Я тоже, — призналась Корделия.
— Странно, — подала голос Алуэтта, — но кто бы это ни был — он или она, этот человек использует горцев в своих интересах" Они считают, что делают это ради спасения собственного народа. Судя по разговорам налетчиков, я поняла, что они хотят очистить земли от равнинных жителей и жить, как в прошлом, вольным горным племенем.
— Очистить от равнинных жителей? — изумилась Ртуть.
Ей, разбойнице, не могли даже прийти в голову такие глобальные перспективы вольной жизни.
— Да. Оттуда начнет свое движение армия колдуна, — отозвалась Алуэтта. — И когда она уйдет на завоевание остальных земель, равнина останется горцам — так им обещал колдун. А они говорят, что издревле этой землей владели их предки.
Ртуть пожала плечами:
— Может оно и так — не в первый раз мирные поселяне бунтуют и готовы встать под любые знамена, когда речь заходит о таких вопросах, как отцовские земли.
— Возможно, — откликнулась Корделия, — но они глупцы, если думают, что армия победителя вернет им эту территорию. Не для того начинаются войны, чтобы потом раздавать завоеванные земли направо и налево.
Все новое подгребет под себя новый властитель края.
Так уж повелось.
— Это уж точно, — Ртуть обернулась к Алуэтте и вкрадчиво спросила:
— Но ты же была атаманшей этой шпионской организации убийц — как же ты могла этим не воспользоваться? Такой случай упустила!
Гнев закипел в груди Алуэтты:
— Я больше не имею с ними ничего общего. И кем бы я ни была, простолюдином или родственницей дворянина, я буду сражаться за то, что принадлежит мне по праву!
— Верно сказано! — одобрила Ртуть. — А что, если собственность, которую ты так горячо отстаиваешь, украдена?
— Что если в самом деле", — парировала Алуэтта, — ты к тому же бывшая атаманша разбойников?
Ртуть показала ей все свои белоснежные зубы.
— Но тебе и в тысячу лет не нажить того, чего добилась я!
— Всего-то в тысячу? — откликнулась Алуэтта. — Я надеюсь прожить гораздо больше. Когда на свете не станет уже многих… — тут у нее заныл низ живота, она почувствовала, что теряет самообладание, и их хрупкое перемирие под угрозой — но гордость не позволяла идти на попятный.
Ртуть только плечами пожала.
— Сотню — может быть. Я не доживу, чтобы увидеть это. Пусть мои дети сражаются за то, что завоевала их мать!
Алуэтта уставилась на нее, как завороженная. Как хорошо эта Ртуть умела держать себя в руках!
— А что если у них не будет прав — отстаивать свое? — вмешалась Корделия.
— Да ну? — фыркнула Ртуть. — Мы же говорим об армии завоевателей, леди! Зачем им ваши права?
Алуэтта кивнула.
— Права определяют завоеватели. Они оставляют их тем, кто не принял участия в сражении или слишком поздно пришел к дележу.
Корделия поежилась:
— Увы — бедная земля и несчастные горцы, которых так жестоко подставляют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Алуэтта узнала голос. Заранее предчувствуя, она повернулась лицом к своим нежданным помощникам.
— Я… должна поблагодарить вас…
— Да уж! — отозвалась Ртуть. — А почему «должна»? Раз такое дело, можно было просто начать с благодарности.
— Ну что ты набросилась на бедную девушку, — вмешалась Корделия. — Ей и так уже досталось со всех сторон. Видишь, какая шишка вскочила на голове? И рука у нее болтается — точно плеть. Так недолго остаться на всю жизнь калекой, не правда ли? — участливо говорила Корделия. — Кто ж потом возьмет такую замуж?
Это была месть. Тонкая, расчетливая женская месть, которая может надевать маску жалости, участливости, чего угодно. Женщины веками оттачивали свое оружие, и оно у них куда острее и пронзительнее, чем обычное, которым пользуются в бою мужчины.
— Дай-ка я посмотрю, что у тебя с рукой…
Алуэтта только вздохнула.
— Похоже на растяжение, — заметила Корделия, — немного разбухла локтевая связка… Держись, Алуэтта. Постой-ка! — она стала рассматривать локоть.
Интересно получается, Корделия назвала ее по имени, а вот Ртуть — только «сестрицей». Видимо, не простила. Впрочем, бывших киллеров-ассасинов никогда не жаловали в их новых семьях.
Выпустив ее руку, Корделия отступила назад.
— Ничего, до свадьбы заживет.
— С-спасибо, — выдавила Алуэтта. — Какими судьбами вы оказались здесь? Неужели… вы шли меня спасать… — она не выговорила: «после всего, что случилось» — всем и так было понятно.
— Скоро мы станем членами одной семьи, — изрекла Ртуть, дернув плечом. — А это значит «один за всех — и все за одного».
— Когда-нибудь и я надеюсь оказать вам эту услугу, — пылко сказала Алуэтта. — Подарить жизнь.
— Успеешь, с-сестрица… Если не жизнь, то, по крайней мере, свободу, — ехидно прошипела Ртуть.
— Я обязана тебе большим.
— Не сомневаюсь, мы собрались в добрый час и вовремя подоспели, — Ртуть хмуро оглядела лагерь. — Как ты оказалась здесь, в такой компании?
— Мы с Грегори узнали от одной крестьянской семьи, что три огра при невыясненных обстоятельствах вынырнули из странного тумана, — объяснила Алуэтта.
— Надеюсь, это были всего лишь кочки ведьминого лишайника? — поинтересовалась Корделия.
— Да, мы обратили их в слизь, из которой они и возникли.
Ртуть брезгливо хмыкнула:
— И это называется поединком? С кем? С какой-то неодушевленной слякотью?
— Ну и что? — перебила ее Корделия. — Удалось вам выследить, где они там прячутся в тумане и откуда приходят?
— Да, но при этом мы залезли по уши в болото.
Ртуть осклабилась.
Алуэтта зарделась:
— Ваши женихи вытащили нас оттуда.
Ртуть и Корделия обменялись удивленными взорами.
— Значит, мы их опередили?
— Если с ними чего-нибудь не стряслось, — нахмурилась снова Ртуть. — Они же умеют следить мыслью?
— Меня им было не выследить, — сказала Алуэтта. — Горцы стукнули меня по голове, завязали челюсти узлом, вбили кляп в горло — так что я не могла подать им сигнала. Горцы лишили меня сил и способностей.
Ртуть вскинула брови.
— Может они просто отволокли тебя в сторону, слишком далеко от торной дороги, — предположила Корделия. — Так ты, говоришь, была без сознания?
— Да, несколько часов я пролежала сама не своя.
— Порядочное время, — сухо сказала Ртуть. И тут лицо ее помрачнело:
— Что они с тобой сделали?
— Всего лишь взяли в заложницы, — поспешила уверить ее Алуэтта. — Потом они напились так, что сомневаюсь, что были на что-то способны.
— Ну и, — озорно блеснули глаза молодой разбойницы, — за кубком ведь чего только не выболтаешь — может, они рассказали тебе поподробнее о своих планах?
— Похоже, их кто-то нанял для этого дела. — Отозвалась Алуэтта. — Какой-то колдун по имени Занплока.
Ртуть прищурилась на Корделию, которая отвечала таким же задумчивым взором.
— Никогда не слышала такого имени.
— Я тоже, — призналась Корделия.
— Странно, — подала голос Алуэтта, — но кто бы это ни был — он или она, этот человек использует горцев в своих интересах" Они считают, что делают это ради спасения собственного народа. Судя по разговорам налетчиков, я поняла, что они хотят очистить земли от равнинных жителей и жить, как в прошлом, вольным горным племенем.
— Очистить от равнинных жителей? — изумилась Ртуть.
Ей, разбойнице, не могли даже прийти в голову такие глобальные перспективы вольной жизни.
— Да. Оттуда начнет свое движение армия колдуна, — отозвалась Алуэтта. — И когда она уйдет на завоевание остальных земель, равнина останется горцам — так им обещал колдун. А они говорят, что издревле этой землей владели их предки.
Ртуть пожала плечами:
— Может оно и так — не в первый раз мирные поселяне бунтуют и готовы встать под любые знамена, когда речь заходит о таких вопросах, как отцовские земли.
— Возможно, — откликнулась Корделия, — но они глупцы, если думают, что армия победителя вернет им эту территорию. Не для того начинаются войны, чтобы потом раздавать завоеванные земли направо и налево.
Все новое подгребет под себя новый властитель края.
Так уж повелось.
— Это уж точно, — Ртуть обернулась к Алуэтте и вкрадчиво спросила:
— Но ты же была атаманшей этой шпионской организации убийц — как же ты могла этим не воспользоваться? Такой случай упустила!
Гнев закипел в груди Алуэтты:
— Я больше не имею с ними ничего общего. И кем бы я ни была, простолюдином или родственницей дворянина, я буду сражаться за то, что принадлежит мне по праву!
— Верно сказано! — одобрила Ртуть. — А что, если собственность, которую ты так горячо отстаиваешь, украдена?
— Что если в самом деле", — парировала Алуэтта, — ты к тому же бывшая атаманша разбойников?
Ртуть показала ей все свои белоснежные зубы.
— Но тебе и в тысячу лет не нажить того, чего добилась я!
— Всего-то в тысячу? — откликнулась Алуэтта. — Я надеюсь прожить гораздо больше. Когда на свете не станет уже многих… — тут у нее заныл низ живота, она почувствовала, что теряет самообладание, и их хрупкое перемирие под угрозой — но гордость не позволяла идти на попятный.
Ртуть только плечами пожала.
— Сотню — может быть. Я не доживу, чтобы увидеть это. Пусть мои дети сражаются за то, что завоевала их мать!
Алуэтта уставилась на нее, как завороженная. Как хорошо эта Ртуть умела держать себя в руках!
— А что если у них не будет прав — отстаивать свое? — вмешалась Корделия.
— Да ну? — фыркнула Ртуть. — Мы же говорим об армии завоевателей, леди! Зачем им ваши права?
Алуэтта кивнула.
— Права определяют завоеватели. Они оставляют их тем, кто не принял участия в сражении или слишком поздно пришел к дележу.
Корделия поежилась:
— Увы — бедная земля и несчастные горцы, которых так жестоко подставляют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72