Ведь тебе, Лондон,
пришлось подчиниться. Я подумал было сна чала, что парень просто
рехнулся. Может, так оно и есть. А где твоя невестка?
- Я их с сыном в свободную палатку определил.
- А где ж ты нашел свободную? - вперил в него взгляд Мак.
- Ночью, видно, кто-то из ребят деру дал.
- А вдруг это палатка тех, кто в охране?
- Нет. Я прикинул, вроде беглые есть.
Мак потер кулаками глаза.
- Пора, самая пора. Трудно нашу жизнь выносить. Вот что, Лондон,
мне нужно письмецо отправить, так я тишком туда и обратно, заодно
разведаю, что да как.
- А почему б тебе из ребят кого-нибудь не послать?
- Видишь ли, это письмо непременно должно дойти. Надежнее самому
отправить. Не бойся, не поймают, не впервой от слежки уходить.
Лондон сосредоточенно разглядывал свои большущие ладони.
- Это письмо... к твоим красным дружкам? - спросил он.
- Да, ты угадал. Прошу помощи, чтоб наша забастовка не
захлебнулась.
Лондон смущенно продолжал:
- Мак... вот... о красных всегда говорят, что они сволочи... Мне
что-то не верится, а Мак?
Мак тихо засмеялся.
- А это уж как посмотреть. Если у тебя тридцать тысяч акров земли
и миллион долларов, красные для тебя, конечно, сволочи. А если ты
простой рабочий парень, то для тебя это ребята, которые хотят, чтоб ты
по-человечески, а не по-свински жил. Ты ведь все сведения из газет
черпаешь, а газеты - в руках тех, у кого и земля, я деньги. Потому-то
мы и сволочи, ясно? Вот встретил ты нас, сам видишь, кто мы. Голова на
плечах есть, вот и решай.
- Хоть вы и красные, я ж с вами сработался. А ведь и до вас я
нашего брата собирал и вел.
- Вот именно! - загорелся Мак. - Вот именно! Ты всегда их вел. Ты
сам из работяг, но в тебе есть жилка вожака.
На что Лондон просто ответил:
- Что я говорил, то ребята и делали. Никогда поперек не шли.
Мак придвинулся ближе, положил руку Лондону на колено и тихо
заговорил.
- Вот что. Похоже, на этот раз мы проиграли. Но забастовка наша
шуму наделала, может, на хлопке все тихо мирно сладится. Газеты сейчас
пишут, что мы только сеем смуту. Но мы лишь учим работяг действовать
заодно, чтобы все больше и больше их сплачивалось . И неважно, победим
ли мы сейчас или проиграем. Зато почти тысяча людей научилась бороться.
А когда этих тысяч наберется много, когда все они будут бороться
вместе, тогда уж троим хозяйчикам не удержать в руках всю долину
Торгас. Тогда можно будет, не б оясь угодить за решетку, и яблочко
съесть. Тогда не станут вываливать яблоки в реку, чтобы поддержать
цену. И это в то время, когда такие, как мы с тобой, яблок вдоволь не
едим. Смотри шире, Лондон, не замыкайся в нашей забастовке.
Лондон страдальчески следил, как Мак говорит, точно хотел увидеть
слова, слетавшие с губ.
- Так это же леворю... революция?
- Ну, конечно. Против голода и холода. Ведь те трое, что
заправляют всем в долине, ни перед чем не остановятся, чтоб сохранить
власть, чтоб по-прежнему выбрасывать яблоки ради рыночных цен. Конечно,
всякий, кто думает, что пищу должно есть, - красный. Понятно?
В широко открытых глазах Лондона читалась задумчивость.
- Я часто слушал левых. Да не особо прислушивался. Уж очень они
все горячие. А я горячим не шибко верю. Но так, как ты, никто из них не
говорил.
- Значит, смотри зорче, больше поймешь. Говорят, мы ведем
нечестную игру, работаем подпольно. Рассуди сам, Лондон. Оружия у нас
нет. Случись с нами что - в газетах и строчки не напишут. Зато, не дай
бог, пострадают хозяева, тут уж щелкоперы чернил не пожалеют. У нас нет
ни денег, ни оружия, поневоле приходится мозгами шевелить. Все равно
что с дубинкой против пулеметов идти, понимаешь, Лондон? Вот и остается
только прокрасться в тыл, да оглушить пулеметчиков. Может, это и
нечестная игра. Но мы ведь не в футбол играем. И правил для голодного
человека не существует.
- Я этого не понимаю, - медленно проговорил Лондон. - Ни у кого
времени не хватило все растолковать. Умные да спокойные речи
любо-дорого слушать. Не чета тем, лихим головам. "К черту легавых!"
"Долой правительство!" Того и гляди, все государственные конт оры дотла
сожгут. Такое мне не по душе, дома-то все красивые. А вот как ты, со
мной никто не говорил.
- Безмозглые, значит, тебе собеседники попадались.
- Слышь, Мак, ты вот говоришь, мы проиграли. С чего ты взял?
Мак призадумался.
- Нет...- словно отвечая сам себе, пробормотал он. Не вытянем мы
сейчас. Объясню, почему. Власть в долине у малой кучки людей. Тот, что
вчера приезжал, уговаривал нас прекратить забастовку. Теперь они знают:
мы будем бороться. Значит, выход таков: или разогнать, или пере бить
нас всех. Будь у нас врач, продукты, да если б и Андерсон нас
поддерживал - глядишь, и продержались бы какое-то время. Но Андерсон на
нас зол. И нас отсюда вышвырнут; понадобится - они и пушки приволокут.
Главное - через суд провести решение, чтоб нас выгнать, а за остальным
дело не станет. Куда нам тогда податься? Нигде уже лагерь не разобьешь
- запрещено. Пойдет у нас раскол, недовольство, вот и проиграли. Не так
мы сильны, как кажется. Боюсь, даже еды нам и то больше не раздобыть.
- Так, может, сказать ребятам, что забастовке конец, и всех
распустить?
- Тише, Лондон, тише, разбудишь Джима. Ничего пока говорить не
надо. Они нас попугали, а теперь мы их попугаем. В последний разочек.
Сколько хватит сил. Если кого из наших убьют, в округе тут же известно
станет, да же если газеты умолчат. А остальные наши еще отчаяннее
сражаться станут. Понимаешь, у нас есть враг. Вот тут-то ребята
сплотятся - врага единым фронтом встретят. Амбар у Андерсона спалили
наверняка такие же бедолаги, как и мы, только они газет начитались. А
мы их должны на свою сторону привлечь и как можно скорее. - Мак вытащил
изрядно отощавший кисет.
- Это я про запас оставил. А сейчас в самый раз закурить. Будешь,
Лондон?
- Нет, я не курю, а табак, когда заведется, жую.
Мак свернул тонкую самокрутку из оберточной бумаги, приподнял
колпак лампы, прикурил.
- Тебе неплохо бы вздремнуть, Лондон. Мало ли что ночью случиться
может. А я пока в город схожу, письмо опустить нужно.
- А если схватят?
- Не схватят. Я садами пойду. Никто меня и не заметит. - Он вдруг
настороженно взглянул за спину Лондону. Лондон обернулся. Край палатки
вздыбился, в щель червяком пролез Сэм, поднялся на ноги - весь в грязи,
одежда порвана. Длинная царапина прочертила впалую щеку. Он, видно,
очень устал: рот раззявился, глаза ввалились.
- Я на минутку, - прошептал он. - Ну и дела!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76