Дорога повела по
безлюдной и мертвой местности. Неподвижно серели каменные глыбы и
куски грязной пемзы - растительность давно покинула этот край. Природа
упрямо наводила все более полный беспорядок на этом отшибе - тот
истинный абсолют, который породил все и вся, породил жизнь, но пришло
время и он забирает ее обратно в свои необоримые объятия. И напрасно
философы до изнемождения искали его где попало, он находился рядом:
ибо из хаоса возник мир, хаосом и завершится.
Артура пихнули в бок. Это рядом примостился Доктор.
- Как твоя нога, герой, не болит?.. Ну и хорошо, караул...
- Простите что так получилось, - сказал Артур. - Если можете.
- Ладно. Тут не во мне дело, тут другое...
При этих словах Доктора Артур наконец-то ощупал неуловимую, но
давно свербящую в мозгу мысль. Близнецы... что? Устраняют лишних
свидетелей, что ли. И еще... Чувствуется какая-то общая угроза, что-то
Близнецы затевают...
- Дай мне посмотреть наружу, - попросил Доктор.
Артур уступил место.
- Но здесь же нет ничего интересного! - воскликнул он,
наклонившись. - И ты два часа смотрел, караул?
- Мне интересно, - ответил Артур и шепотом добавил: - По правде
говоря, я не собираюсь здесь долго задерживаться.
Доктор тоже понизил голос.
- Сразу вижу в тебе кровь прежних: малейшие оковы и начинается
борьба за свободу... Местность мне незнакома. Судя по пейзажу... за
каждым валуном прячутся, чтобы напасть, длинноухие гибриды. Да и при
побеге погонятся гвардейцы, вызовут глайдеры, устроят облаву.
Неприглядная картинка, караул.
- Погонятся шакалы, - уточнил Артур, - а это меняет дело. Мы
будем биться.
- Гмм... куда же нас везут?
- Понятия не имею. К югу.
- Это плохо, - проговорил Доктор и замолк.
Солнце нестерпимо калило кузов, стояла духота и от людей валил
нездоровый смрад... Печать за грехи отцов изъянами лежала на НИХ.
Шелушащаяся и разноцветная кожа, неправильной формы руки и ноги...
Неизбежны законы природы, когда сын виновен в ошибках отца. Но пока
они живут, пусть несчастные, но все же люди, - никто не имеет права
безнравственного обращения с ними... Да, да, да, у нас нет понимания
того, что мы делаем, зачем мы это делаем, и почему мы делаем это так
плохо. Мы отрицаем себя своими действиями. Вот, мы не сумели
владычествовать над миром, как не стали и атомами единой гармонии
(есть в нас дурацкое свойство, называемое эгоизмом), мы не нашли
братьев по разуму, и даже по-настоящему не вышли в космос, потому что
разобщены и не создали монолитного образования - человечества, такого
естественного и такого далекого. Но и здесь, на Земле, мы не построили
ничего устойчивого, а пресловутая техносфера нас слишком скоро
предала...
- В детстве, - задумчиво сказал Доктор, - я мечтал быть
журналистом. Знаешь, это романтично - ездишь по городам, создаешь
новости, берешь интервью у популярных личностей и постоянно на
передних рубежах событий. Но мечтал еще во времена какой-никакой
стабильности, вплоть до... до того памятного страшного голодного года.
И я познал все ужасы низов общества и это было невыносимо, когда
соседка съела своего маленького ребенка и сошла с ума, когда мы стали
ловить из реки кишащую червями рыбу, когда другая соседка... Потом я
убежал из дома и бродил в пригородах Столицы, но насмотрелся на
стольких изувеченных уродов, изголодался до таких костей, что поневоле
вернулся домой. Мамы уже не было, а сестра превратилась в дряблый
костлявый мешок, тускнеющий с каждым часом. Потом огонек ее жизни угас
совсем. Тогда я убежал вновь и, на свою удачу, пристал к одному
разъезжему врачу - у того были деньги, но как раз не было смышленного
помощника... Интересно ли тебе?
- Да, очень, - сказал Артур, но Доктор замолчал. До этого всегда
подвижные его глаза печально застыли и стали походить на саму скорбь.
- Отсюда нет достойного выхода, - медленно проговорил он. -
Только унижение и смерть. Падение и смерть... Знаешь, мне не раз
приходила мысль. Земля как саморегулирующаяся живая система обладает
инстинктом самосохранения и когда люди становятся шелухой, из
необходимости превращаются в экскременты, в рудимент, в гнойник, она
отказывается от них.
- Как-то я изучал пантеизм... - начал было Артур.
- Вот так и живу, - как будто не замечал собеседника Доктор, -
словно я не я, а частица высшего организма. Лечу людей и думаю: это
Земля оперирует моими руками. Что так надо и это во благо.
- Можно перебить? - вмешался кто-то со стороны. - Грегором зовут.
Я тут подслушал немного, думаю вы правы. Как врач вы подтвердите, что
у человека бывают неизлечимые болезни? Бывают. Также и у остального, к
примеру, у вашей живой системы. С болезнью не всегда можно справиться,
от нее можно и умереть.
- Да, умереть, - согласился Доктор. Из темного угла его позвали и
он ушел, осторожно ступая в темноте чтобы никого на раздавить.
Долго наступал вечер, но-таки наступил и воинственное пурпурное
солнце скатилось на самую кромку холмов. Колонна грузовиков подъехала,
по-видимому, к военной базе и остановилась на каменистом лугу перед
высоким, ограждающим ее, забором. Дверцы фургона с лязгом отворили и
ворвавшийся прохладныйветер обнажил тела людей в самых причудливых
положениях, в какие их разместила пытающая тряска по старой предгорной
дороге. Они тоскливо копошились во тьме, уже давно отчаявшись глотнуть
поток пьянящего неба. Пленных согнали вниз и кое-как сбили в колонну.
После этого массивные ворота в заборе отворились, впустили по одному
урчащие грузовики и выпустили кучку страшных людей в черной униформе,
которые катили перед собой пару тележек: одну с пузатым бочонком, а
другая была нагружена тяжелой угловатой аппаратурой. Возглавлял
процессию невысокий человечек, к которому немедленно бросился комиссар
Джахари, восклицая: "О, Эдкенс, мое почтение!" - но тот холодно
осадил: "Вначале дело, Вилли". И черная процессия медленно двинулась
вдоль колонны. Завыл тревожный горный ветер. Пленные стояли, понуро
сгорбившись, и тут от них отделился один человек и попытался бежать.
Неуклюже махая руками и слегка сбивая шаг, он направился к лощине, и
почти добежал до начала склона, когда его сразило двойной автоматной
очередью. Перестал свистеть ветер. Это у Артура заложило уши.
"Гадство! Мы и в дни исхода не отказались от безумства!"
После краткой заминки, связанной с этим происшествием, пленных
стали разделять на три группы, но перед этим каждому давали выпить
полстакана воды из бочонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
безлюдной и мертвой местности. Неподвижно серели каменные глыбы и
куски грязной пемзы - растительность давно покинула этот край. Природа
упрямо наводила все более полный беспорядок на этом отшибе - тот
истинный абсолют, который породил все и вся, породил жизнь, но пришло
время и он забирает ее обратно в свои необоримые объятия. И напрасно
философы до изнемождения искали его где попало, он находился рядом:
ибо из хаоса возник мир, хаосом и завершится.
Артура пихнули в бок. Это рядом примостился Доктор.
- Как твоя нога, герой, не болит?.. Ну и хорошо, караул...
- Простите что так получилось, - сказал Артур. - Если можете.
- Ладно. Тут не во мне дело, тут другое...
При этих словах Доктора Артур наконец-то ощупал неуловимую, но
давно свербящую в мозгу мысль. Близнецы... что? Устраняют лишних
свидетелей, что ли. И еще... Чувствуется какая-то общая угроза, что-то
Близнецы затевают...
- Дай мне посмотреть наружу, - попросил Доктор.
Артур уступил место.
- Но здесь же нет ничего интересного! - воскликнул он,
наклонившись. - И ты два часа смотрел, караул?
- Мне интересно, - ответил Артур и шепотом добавил: - По правде
говоря, я не собираюсь здесь долго задерживаться.
Доктор тоже понизил голос.
- Сразу вижу в тебе кровь прежних: малейшие оковы и начинается
борьба за свободу... Местность мне незнакома. Судя по пейзажу... за
каждым валуном прячутся, чтобы напасть, длинноухие гибриды. Да и при
побеге погонятся гвардейцы, вызовут глайдеры, устроят облаву.
Неприглядная картинка, караул.
- Погонятся шакалы, - уточнил Артур, - а это меняет дело. Мы
будем биться.
- Гмм... куда же нас везут?
- Понятия не имею. К югу.
- Это плохо, - проговорил Доктор и замолк.
Солнце нестерпимо калило кузов, стояла духота и от людей валил
нездоровый смрад... Печать за грехи отцов изъянами лежала на НИХ.
Шелушащаяся и разноцветная кожа, неправильной формы руки и ноги...
Неизбежны законы природы, когда сын виновен в ошибках отца. Но пока
они живут, пусть несчастные, но все же люди, - никто не имеет права
безнравственного обращения с ними... Да, да, да, у нас нет понимания
того, что мы делаем, зачем мы это делаем, и почему мы делаем это так
плохо. Мы отрицаем себя своими действиями. Вот, мы не сумели
владычествовать над миром, как не стали и атомами единой гармонии
(есть в нас дурацкое свойство, называемое эгоизмом), мы не нашли
братьев по разуму, и даже по-настоящему не вышли в космос, потому что
разобщены и не создали монолитного образования - человечества, такого
естественного и такого далекого. Но и здесь, на Земле, мы не построили
ничего устойчивого, а пресловутая техносфера нас слишком скоро
предала...
- В детстве, - задумчиво сказал Доктор, - я мечтал быть
журналистом. Знаешь, это романтично - ездишь по городам, создаешь
новости, берешь интервью у популярных личностей и постоянно на
передних рубежах событий. Но мечтал еще во времена какой-никакой
стабильности, вплоть до... до того памятного страшного голодного года.
И я познал все ужасы низов общества и это было невыносимо, когда
соседка съела своего маленького ребенка и сошла с ума, когда мы стали
ловить из реки кишащую червями рыбу, когда другая соседка... Потом я
убежал из дома и бродил в пригородах Столицы, но насмотрелся на
стольких изувеченных уродов, изголодался до таких костей, что поневоле
вернулся домой. Мамы уже не было, а сестра превратилась в дряблый
костлявый мешок, тускнеющий с каждым часом. Потом огонек ее жизни угас
совсем. Тогда я убежал вновь и, на свою удачу, пристал к одному
разъезжему врачу - у того были деньги, но как раз не было смышленного
помощника... Интересно ли тебе?
- Да, очень, - сказал Артур, но Доктор замолчал. До этого всегда
подвижные его глаза печально застыли и стали походить на саму скорбь.
- Отсюда нет достойного выхода, - медленно проговорил он. -
Только унижение и смерть. Падение и смерть... Знаешь, мне не раз
приходила мысль. Земля как саморегулирующаяся живая система обладает
инстинктом самосохранения и когда люди становятся шелухой, из
необходимости превращаются в экскременты, в рудимент, в гнойник, она
отказывается от них.
- Как-то я изучал пантеизм... - начал было Артур.
- Вот так и живу, - как будто не замечал собеседника Доктор, -
словно я не я, а частица высшего организма. Лечу людей и думаю: это
Земля оперирует моими руками. Что так надо и это во благо.
- Можно перебить? - вмешался кто-то со стороны. - Грегором зовут.
Я тут подслушал немного, думаю вы правы. Как врач вы подтвердите, что
у человека бывают неизлечимые болезни? Бывают. Также и у остального, к
примеру, у вашей живой системы. С болезнью не всегда можно справиться,
от нее можно и умереть.
- Да, умереть, - согласился Доктор. Из темного угла его позвали и
он ушел, осторожно ступая в темноте чтобы никого на раздавить.
Долго наступал вечер, но-таки наступил и воинственное пурпурное
солнце скатилось на самую кромку холмов. Колонна грузовиков подъехала,
по-видимому, к военной базе и остановилась на каменистом лугу перед
высоким, ограждающим ее, забором. Дверцы фургона с лязгом отворили и
ворвавшийся прохладныйветер обнажил тела людей в самых причудливых
положениях, в какие их разместила пытающая тряска по старой предгорной
дороге. Они тоскливо копошились во тьме, уже давно отчаявшись глотнуть
поток пьянящего неба. Пленных согнали вниз и кое-как сбили в колонну.
После этого массивные ворота в заборе отворились, впустили по одному
урчащие грузовики и выпустили кучку страшных людей в черной униформе,
которые катили перед собой пару тележек: одну с пузатым бочонком, а
другая была нагружена тяжелой угловатой аппаратурой. Возглавлял
процессию невысокий человечек, к которому немедленно бросился комиссар
Джахари, восклицая: "О, Эдкенс, мое почтение!" - но тот холодно
осадил: "Вначале дело, Вилли". И черная процессия медленно двинулась
вдоль колонны. Завыл тревожный горный ветер. Пленные стояли, понуро
сгорбившись, и тут от них отделился один человек и попытался бежать.
Неуклюже махая руками и слегка сбивая шаг, он направился к лощине, и
почти добежал до начала склона, когда его сразило двойной автоматной
очередью. Перестал свистеть ветер. Это у Артура заложило уши.
"Гадство! Мы и в дни исхода не отказались от безумства!"
После краткой заминки, связанной с этим происшествием, пленных
стали разделять на три группы, но перед этим каждому давали выпить
полстакана воды из бочонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29