– Это понятно. Но раньше между нами было все иначе. Мы были... эээ... близки.
Марта еле заметно пожала плечами.
– Возможно. Но я теперь вижу, что это все ни к чему. Плохо, когда два сиба в группе предпочитают друг друга всем остальным. Важна сама группа, а не ее отдельные члены.
Эйден не ожидал такого.
– Ты уверена?
– Что ты имеешь в виду?
– Оглянись вокруг. Где ты видишь группу? Нас когда-то было двенадцать человек. А теперь? Шестеро. Остальные либо мертвы, либо где-то в других кастах.
– Что ты хочешь? Таков путь Клана.
– Марта, нас осталось всего шестеро. К Аттестации нас будет и того меньше. Группы больше нет. Есть лишь полдюжины кадетов, готовых перегрызть друг другу глотки.
Несколько секунд Марта смотрела ему в глаза. Сейчас у нее был тот самый, такой знакомый заботливо-озабоченный взгляд.
– Будь осторожен. Если Сокольничий Джоанна услышит, какую ересь ты несешь...
– Ересь? Ты это называешь ересью? Джоанна одна из тех, кто разрушил нашу группу, сделав так, что теперь каждый из нас сам по себе. И это сделано умышленно. Я точно знаю.
– Точно, говоришь? Да какое право...
– Какое право? Я, знаешь ли, как и ты, тоже хочу выжить и дойти до конца. Только видим мы это с тобой. Марта, по-разному.
Джоанна заметила, что они стоят и разговаривают. Она смотрела в их сторону. Смотрела подозрительно, как отметил Эйден. Он старался всячески скрывать от Джоанны свою тягу к Марте, но был уверен, что Джоанна догадывается об этом.
– Марта, вспомни лекции по истории, которые нам читали. Нам рассказывали об армиях, состоящих из боевых единиц – звеньев. Между воинами в звеньях была такая степень близости, что они даже думали одинаково. А что творится здесь? Здесь, в этом учебном лагере, делается все, чтобы разделить нас.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Прибыв сюда, мы были единой группой – сибами, которые вместе выросли. Мы были настолько близки, что почти читали мысли друг друга. Мы их и читали порой, в экстремальных ситуациях, вспомни. А теперь? Те, кто остался, едва разговаривают между собой. Брет и Рена образовали нечто вроде альянса, и остальное их не касается, другие вольны поступать, как им вздумается. Офицеры разрушили нашу группу.
– Даже если ты прав, я уверена, что это сделано для нашей же пользы.
– Значит, ты признаешь, что я прав?
– Ничего я не признаю.
– А когда-то ты бы это признала. Когда-то мы с тобой могли проговорить всю ночь напролет, если сталкивались с какой-нибудь проблемой.
– Теперь ты предпочитаешь проводить свои ночи несколько иным образом.
– Ты думаешь, я пошел бы, если бы она мне не приказывала?
– Я не знаю.
– А когда-то ты знала. Когда-то ты знала точно, что я сделал бы, а что нет. Неужели ты не понимаешь? Нас здесь приучают к тому, что на мостике боевого робота каждый из нас будет один, сам по себе. Нас приучают действовать, полагаясь лишь на себя, делать заявки, полагаясь лишь на себя.
Нас учат здесь плевать друг на друга, убивать друг друга, если...
– Значит, именно поэтому ты упустил сегодня шанс победить?
– Я мог бы при этом убить Пери.
– А тебя это так волнует?
– Я уже и не знаю. Наверное, да. Да, черт возьми, это должно меня волновать. Я ведь помню, как мы играли с ней в войну, когда еще были детьми. Может быть, именно это и не позволило мне сегодня рисковать ее жизнью.
– Тогда ты глупец.
– Да. Выходит, что я глупец.
Ее твердый взгляд на миг смягчился. Эйдену показалось, что на короткое мгновение в ее глазах проскользнуло воспоминание об их ныне утраченной близости. Мелькнула мысль: может быть... Когда в последний раз они с Мартой были близки?
– Понимаешь, Марта, возможно, в том, что они делают, и есть некий смысл. Возможно, нам необходимо пройти через это... Я не знаю, как это назвать, не могу подобрать слово. В общем, через ОДИНОЧЕСТВО человека на мостике боевого робота. Может быть, пройдя через это, мы познаем новый уровень близости. Не близость сибов в группе, а близость воинов одного подразделения. Может быть. Но как только я подумаю, что ты больше...
Он осекся. Язык не поворачивается сказать ЭТО Марте теперешней. Марта теперешняя чужая ему, как и Сокольничий Джоанна. Но с Джоанной по крайней мере можно переспать.
– Знаешь, Эйден, я уверена: все, что делается, делается к лучшему. И не забивай себе голову. Делай, что прикажут. Вкалывай изо всех сил – и станешь отличным воином и...
– Стоп! Именно этого от тебя и добиваются. Чтобы ты рассуждала подобным образом. Именно поэтому мы больше не друзья.
– Ты дурак, если и теперь печешься о дружбе. Эйден хотел еще что-то сказать, но заметил Джоанну, направлявшуюся к ним. Поэтому он повернулся и побрел к контрольной башне. Оглянувшись, он увидел, что Джоанна отчитывает понурившуюся Марту. Лицо у Джоанны жесткое. Правда, слов не слышно. В старые добрые времена Марта обязательно передала бы ему потом разговор с Джоанной.
Возможно, Марта и права. Возможно, и в самом деле несусветная дурость – рассуждать теперь о каких-то дружеских отношениях. Пора избавляться от мусора в голове, если он в самом деле хочет стать воином. Когда в следующий раз кто-нибудь из группы окажется на прицеле и будет дан приказ стрелять, он, Эйден, будет стрелять, не задумываясь. И убивать, не задумываясь. Даже если это будет Марта.
X
– Молчишь? Злишься из-за того, что я тебя сегодня подставила, птенчик.
Джоанна сказала это спокойно, будто констатируя факт. Странно. На нее это не похоже. Обычно она предпочитает задавать вопросы и выслушивать ответы.
– Ну что ты молчишь? Прекрасно ведь знаешь, что когда мы вдвоем, то можешь говорить, не дожидаясь моего разрешения.
Эйден внезапно остро ощутил, какой здесь тяжелый и спертый воздух. В жилище Джоанны царила застарелая вонь, в которую недавнее совокупление добавило свою лепту. Джоанна, такая подтянутая и аккуратная на плацу, в быту была редкостной неряхой. Грязь могла копиться неделями, если бы Эйден, органически не выносивший беспорядка, не производил здесь регулярные уборки. Нестираные простыни на постели смердели и были сплошь в каких-то пятнах, о происхождении которых Эйден предпочитал не думать.
– Дуешься, птенчик? Почему?
– Даже здесь ты ни разу не назвала меня по имени.
– И из-за этого ты обиделся? Ну и дела!
– Нет, не из-за этого. Это я так, к слову. «Птенчик» – вот максимум, на что я могу надеяться. Остальное – сплошь унизительные прозвища.
Джоанна улыбнулась. Это с ней тоже случалось крайне редко.
– Пытаешься осмыслить, кто ты для меня? Брось – мой тебе совет. Потому что ты – никто. Ты машина, точно так же, как БМР. Ты придаток к боевому роботу, точнее, можешь им стать, если, конечно, тебе все-таки удастся пройти Аттестацию. Ты когда-нибудь думал, кем ты тогда будешь? Я тебе скажу. Воином – водителем робота, воином-роботом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77