И кроме того, я в самом деле очень хочу стать воином и пойду на все, чтобы им стать.
– Я тоже хочу им стать.
– Ты это серьезно?
– Да!
Эйден внутренне поморщился: до чего драматично и вымученно прозвучал его ответ.
– Что-то не верится, Эйден. Если бы ты и в самом деле этого хотел, то не пытался бы убедить меня в необходимости сохранении сиб-группы.
– Но...
– Пожалуйста, Эйден. Давай прекратим бесполезный разговор.
Она попыталась вырваться. Эйден снова прижал ее к стене. Она оттолкнула его так, что он чуть не упал. И прежде чем он обрел равновесие. Марта нанесла ему удар по горлу, как раз под адамово яблоко. Никогда раньше они с Мартой не дрались между собой, разве что во время командных состязаний и прочих игр. Будь это не Марта, а кто-нибудь другой из сибов...
Марта дождалась, пока он перестал кашлять, затем пошла прочь.
В течение последующей недели Эйден пытался по очереди убедить других сибов, что офицеры-инструкторы проводят политику разрушения группы. Но сколько Эйден ни взывал к чувствам сибов, сколько ни напоминал им о былом единстве, у него ничего не вышло. Брет даже не понял, что так волнует Эйдена. На его взгляд, сиб-группа как была, так и осталась сплоченной. Пери заявила, что никакой особой близости между сибами никогда и не было, по крайней мере лично она этого не припоминает. Рена даже не захотела разговаривать с Эйденом на эту тему, а Тимм все пытался сообразить, чего же от него хотят.
Кстати о Тимме. Он был отчислен через несколько дней. Из оставшихся шестерых кадетов у Тимма была самая низкая успеваемость. Эйден так никогда и не узнал, почему именно того отчислили, хотя сильно подозревал, что главным поводом была потрясающая способность Тимма не пропускать ни одной особенности ландшафта, замедляющей движение. Кроме того, Тимм был тугодумом. Все вместе это не могло не привести к провалу. Сейчас почти все учебные бои на боевых роботах сводились к состязанию в скорости.
Как и большинство остальных отчисленных, Тимм исчез ночью, даже не попрощавшись. Утром обнаружилось, что койка Тимма пуста и заправлена. Это был верный знак. И точно. Через некоторое время в барак вошли двое из вспомогательного персонала и вынесли койку. Когда группа только прибыла на Железную Твердыню, спальные места в бараке располагались в два ряда по шесть в каждом. Теперь остался только один. Койка Тимма была крайней. Когда ее вынесли, ряд укоротился и между крайней теперь койкой и стеной осталось свободное пространство.
Когда-то в бараке было тесно. Теперь здесь стало как-то пустынно. Щелястые стены плохо защищали от свирепых ветров Железной Твердыни, и по бараку гуляли сквозняки. Эйден и Рена простыли.
Эйден лежал под грубым и тонким одеялом. Его бил озноб. На соседней койке Рена опять завела свою песню: дескать, Эйден сморкается в ее платок. Это дико бесило Эйдена. Он пользовался только сводим носовым платком. Элементарная брезгливость не позволила бы ему взять чужой, да к тому же использованный платок. Неужели Рена этого не понимает?
Марта в последние дни замкнулась, стала еще более молчаливой. Через два дня после исчезновения Тимма она переставила свою койку в другой, пустой ряд. Тем самым она демонстративно отделилась от остальных кадетов. Брету, Рене и Пери было на это, похоже, наплевать. Эйдену тоже. Последний разговор отбил у него желание общаться с ней.
– Нам теперь даже командное состязание не провести – народа не хватит, – сказал Брет как-то ночью, перед сном.
– Когда ты повзрослеешь, ублюдок вольнорожденный? – злобно отозвалась Рена.
Не в силах снести подобное оскорбление. Брет набросился на Рену. Они сцепились и рухнули на пол. Лицо Брета было искажено яростью. Эйден кинулся их разнимать и попытался оторвать Брета от Рены. Туг же подскочила Пери и оттолкнула Эйдена.
– Не мешай. Хоть какое-то развлечение.
– Для тебя драки между своими – это развлечение?
– Подумаешь? Будто раньше драк не было. А теперь... – Она кивнула в сторону Марты. Та сидела на своей койке, подобрав ноги, и смотрела на потасовку, как на цирковое представление.
Драка тем временем принимала серьезный оборот. Оба противника были уже на ногах. Рена сделала выпад, метя пальцами Брету в глаза. Тот отклонился, раскрывшись. Воспользовавшись моментом, Рена ударила его коленом между ног. Другого это вывело бы из строя, но Брет, хоть и скрючился, тут же ударил Реву головой в живот. Та сложилась пополам. Ее лицо перекосилось от боли.
Да, зрелище было что надо! Оба стояли друг напротив друга, согнувшись, и изо всех сил сдерживали стоны (еще один урок, преподанный Джоанной). Пери бросилась к Брету и обняла его, нашептывая что-то утешительное. Эйден же поддерживал Рену. В глазах у Рены стояли слезы.
И тут. Эйден осознал, что впервые за столь долгое время они ведут себя сейчас так, как в старые добрые дни. Не выпуская руки Рены, он взял за руку Пери. Теперь их четверка стояла, держась за руки.
С койки, что напротив, донесся громкий хохот.
Это смеялась Марта.
– Дурачье, – вдруг сказала она. Ее мимика и интонация сейчас были в точности, как у Джоанны.
Марта встала с койки и подошла к ним. Встав на колени напротив Эйдена, она положила одну руку Брету на плечо, другой сжала ладонь Рены. И посмотрев на Эйдена, улыбнулась ему. Возможно, это была лишь игра воображения, но Эйдену вдруг показалось, что эта добрая улыбка могла появиться на губах только той, прежней Марты, какой она была до того, как оказалась в этом лагере.
– Дурачье, – повторила она и медленно, отрицательно покачала головой.
Вернувшееся на миг чувство общности исчезло. Этой ночью Эйден опять лежал и не мог уснуть. Не давала покоя одна мысль: а вдруг они сегодня миновали кризис и им удастся снова восстановить старую дружбу? Как здорово бы это было!
Но следующий день разбил надежды Эйдена. Брет по-прежнему оставался агрессивно-настороженным, Рена – молчаливо-угрюмой. Пери – загадочно-непроницаемой. А койка Марты по-прежнему стояла особняком. И сама Марта держалась особняком. Казалось, ей нет никакого дела до того, кто чем занят.
Больше никогда ни Эйдену, ни его товарищам не доведется испытать того чувства общности, которое в последний раз соединило их на миг прошлой ночью. Отныне они навек – каждый сам по себе. Впрочем, это было уже неважно. Вскоре их останется только трое. Втроем, и каждый сам по себе, выйдут они на край большого поля, чтобы пройти Аттестацию, которая должна сделать их воинами Клана Кречета.
XII
"Мне даже не пришлось проявить какого-то особого героизма, чтобы завоевать себе право на Родовое Имя, – писал командир Сокольничих Тер Рошах.– Я получил его, что называется, по сумме очков. Я участвовал во множестве боев, на моем счету было много убитых противников, я командовал звеном, которое одержало немало блестящих побед в мелких стычках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Я тоже хочу им стать.
– Ты это серьезно?
– Да!
Эйден внутренне поморщился: до чего драматично и вымученно прозвучал его ответ.
– Что-то не верится, Эйден. Если бы ты и в самом деле этого хотел, то не пытался бы убедить меня в необходимости сохранении сиб-группы.
– Но...
– Пожалуйста, Эйден. Давай прекратим бесполезный разговор.
Она попыталась вырваться. Эйден снова прижал ее к стене. Она оттолкнула его так, что он чуть не упал. И прежде чем он обрел равновесие. Марта нанесла ему удар по горлу, как раз под адамово яблоко. Никогда раньше они с Мартой не дрались между собой, разве что во время командных состязаний и прочих игр. Будь это не Марта, а кто-нибудь другой из сибов...
Марта дождалась, пока он перестал кашлять, затем пошла прочь.
В течение последующей недели Эйден пытался по очереди убедить других сибов, что офицеры-инструкторы проводят политику разрушения группы. Но сколько Эйден ни взывал к чувствам сибов, сколько ни напоминал им о былом единстве, у него ничего не вышло. Брет даже не понял, что так волнует Эйдена. На его взгляд, сиб-группа как была, так и осталась сплоченной. Пери заявила, что никакой особой близости между сибами никогда и не было, по крайней мере лично она этого не припоминает. Рена даже не захотела разговаривать с Эйденом на эту тему, а Тимм все пытался сообразить, чего же от него хотят.
Кстати о Тимме. Он был отчислен через несколько дней. Из оставшихся шестерых кадетов у Тимма была самая низкая успеваемость. Эйден так никогда и не узнал, почему именно того отчислили, хотя сильно подозревал, что главным поводом была потрясающая способность Тимма не пропускать ни одной особенности ландшафта, замедляющей движение. Кроме того, Тимм был тугодумом. Все вместе это не могло не привести к провалу. Сейчас почти все учебные бои на боевых роботах сводились к состязанию в скорости.
Как и большинство остальных отчисленных, Тимм исчез ночью, даже не попрощавшись. Утром обнаружилось, что койка Тимма пуста и заправлена. Это был верный знак. И точно. Через некоторое время в барак вошли двое из вспомогательного персонала и вынесли койку. Когда группа только прибыла на Железную Твердыню, спальные места в бараке располагались в два ряда по шесть в каждом. Теперь остался только один. Койка Тимма была крайней. Когда ее вынесли, ряд укоротился и между крайней теперь койкой и стеной осталось свободное пространство.
Когда-то в бараке было тесно. Теперь здесь стало как-то пустынно. Щелястые стены плохо защищали от свирепых ветров Железной Твердыни, и по бараку гуляли сквозняки. Эйден и Рена простыли.
Эйден лежал под грубым и тонким одеялом. Его бил озноб. На соседней койке Рена опять завела свою песню: дескать, Эйден сморкается в ее платок. Это дико бесило Эйдена. Он пользовался только сводим носовым платком. Элементарная брезгливость не позволила бы ему взять чужой, да к тому же использованный платок. Неужели Рена этого не понимает?
Марта в последние дни замкнулась, стала еще более молчаливой. Через два дня после исчезновения Тимма она переставила свою койку в другой, пустой ряд. Тем самым она демонстративно отделилась от остальных кадетов. Брету, Рене и Пери было на это, похоже, наплевать. Эйдену тоже. Последний разговор отбил у него желание общаться с ней.
– Нам теперь даже командное состязание не провести – народа не хватит, – сказал Брет как-то ночью, перед сном.
– Когда ты повзрослеешь, ублюдок вольнорожденный? – злобно отозвалась Рена.
Не в силах снести подобное оскорбление. Брет набросился на Рену. Они сцепились и рухнули на пол. Лицо Брета было искажено яростью. Эйден кинулся их разнимать и попытался оторвать Брета от Рены. Туг же подскочила Пери и оттолкнула Эйдена.
– Не мешай. Хоть какое-то развлечение.
– Для тебя драки между своими – это развлечение?
– Подумаешь? Будто раньше драк не было. А теперь... – Она кивнула в сторону Марты. Та сидела на своей койке, подобрав ноги, и смотрела на потасовку, как на цирковое представление.
Драка тем временем принимала серьезный оборот. Оба противника были уже на ногах. Рена сделала выпад, метя пальцами Брету в глаза. Тот отклонился, раскрывшись. Воспользовавшись моментом, Рена ударила его коленом между ног. Другого это вывело бы из строя, но Брет, хоть и скрючился, тут же ударил Реву головой в живот. Та сложилась пополам. Ее лицо перекосилось от боли.
Да, зрелище было что надо! Оба стояли друг напротив друга, согнувшись, и изо всех сил сдерживали стоны (еще один урок, преподанный Джоанной). Пери бросилась к Брету и обняла его, нашептывая что-то утешительное. Эйден же поддерживал Рену. В глазах у Рены стояли слезы.
И тут. Эйден осознал, что впервые за столь долгое время они ведут себя сейчас так, как в старые добрые дни. Не выпуская руки Рены, он взял за руку Пери. Теперь их четверка стояла, держась за руки.
С койки, что напротив, донесся громкий хохот.
Это смеялась Марта.
– Дурачье, – вдруг сказала она. Ее мимика и интонация сейчас были в точности, как у Джоанны.
Марта встала с койки и подошла к ним. Встав на колени напротив Эйдена, она положила одну руку Брету на плечо, другой сжала ладонь Рены. И посмотрев на Эйдена, улыбнулась ему. Возможно, это была лишь игра воображения, но Эйдену вдруг показалось, что эта добрая улыбка могла появиться на губах только той, прежней Марты, какой она была до того, как оказалась в этом лагере.
– Дурачье, – повторила она и медленно, отрицательно покачала головой.
Вернувшееся на миг чувство общности исчезло. Этой ночью Эйден опять лежал и не мог уснуть. Не давала покоя одна мысль: а вдруг они сегодня миновали кризис и им удастся снова восстановить старую дружбу? Как здорово бы это было!
Но следующий день разбил надежды Эйдена. Брет по-прежнему оставался агрессивно-настороженным, Рена – молчаливо-угрюмой. Пери – загадочно-непроницаемой. А койка Марты по-прежнему стояла особняком. И сама Марта держалась особняком. Казалось, ей нет никакого дела до того, кто чем занят.
Больше никогда ни Эйдену, ни его товарищам не доведется испытать того чувства общности, которое в последний раз соединило их на миг прошлой ночью. Отныне они навек – каждый сам по себе. Впрочем, это было уже неважно. Вскоре их останется только трое. Втроем, и каждый сам по себе, выйдут они на край большого поля, чтобы пройти Аттестацию, которая должна сделать их воинами Клана Кречета.
XII
"Мне даже не пришлось проявить какого-то особого героизма, чтобы завоевать себе право на Родовое Имя, – писал командир Сокольничих Тер Рошах.– Я получил его, что называется, по сумме очков. Я участвовал во множестве боев, на моем счету было много убитых противников, я командовал звеном, которое одержало немало блестящих побед в мелких стычках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77