.. Когда омоешь ноги в проливе между морем и «матерью морей», станешь непобедимым!.. А под Херсонесом тебя ждет несчастье!.. Твои жрецы не сказали тебе правды. Подумай, пока не поздно.
– Схватить ведьму! – вне себя завизжал Тойлак.
Жрец кинулся к битии, теряя туфли на ступенях дворцовой лестницы. Но женщина встретила его бесстрашно, выпрямившись во весь рост.
– Не трогай битию! – раздались голоса из народа и даже из рядов войск.
– Хватай ее! – кричал Тойлак.
– Подождите! – царь поднял руку. – Скажите – кто эта женщина?
– Это бития Никия, – доложили ему.
– Никия?.. – царь с любопытством всмотрелся в исступленное лицо знахарки.
В душе у него кипело, но он поднял голову и усмехнулся так, чтобы видели все.
– Отпустите ее с миром, – повелел он, – женщина не в своем уме… Все гадания уже сделаны и предвещают нам только победу!
И тут же велел сделать подарок Никии.
Из окна женских покоев дворца смотрела Опия. На лице царицы отражались испуг и душевная горечь. Она ахнула, когда Тойлак поспешил к вещунье, и сделала рукою движение, словно желая защитить ее. Увидев смущение Палака, его неожиданную снисходительность к предсказательнице и даже милость к ней, царица не выдержала и упала на руки Ираны вся в слезах.
– Старуха права, старуха права! – повторяла она сквозь рыдания. – И царь чувствовал это!
Волна замешательства прокатилась по рядам войска.
– Примета плохая, – сказал кто-то.
– Плохой признак, – подтвердили многие.
8
Войска двинулись конным и пешим порядком в сторону Херсонеса. В виде залога заключенной дружбы вместе со скифами выступило несколько сотен роксоланов, возглавляемых племянником Тасия Урызмагом.
Стоило посмотреть на скифское войско, когда оно растянулось по дорогам Тавриды. Поражали его пестрота и неоднородность.
Царь, окруженный друзьями и знатью, ехал как на праздник. Около него гарцевали на конях такие витязи, как Раданфир, весь с конем закутанный в сверкающую наборную катафракту, Калак в доспехах из начищенной меди, какие носили еще при Скилуре, неистовый Омпсалак на сером коне, обвешанном скальпами, с горитом на боку, украшенным человеческими ногтями. За Омпсалаком вели лошадей с чучелами из кожи хабейских греков, одетыми в шлемы, так что издали они казались живыми всадниками.
Справа от царя трясся на поджарой кобыле Тойлак. Амулеты гремели на нем, остроконечный пилос съезжал на голове из стороны в сторону, голые ноги беспомощно болтались.
Фарзой ехал вместе с Марсаком, Пифодором, Лайонаком. Их трудно было узнать в тяжелых катафрактах.
Князья красовались на своих скакунах впереди родовых дружин, высокомерно поглядывая вокруг.
Позади конницы мерно шагали пешие воины, обученные Марсаком, а за ними тянулись обозы. Сила была собрана большая, такой и не требовалось для осады Херсонеса. Но Палак хотел удивить, ужаснуть защитников города численностью своих ратей, их блеском и вооружением. Ему рисовался в мыслях грандиозный штурм, во время которого Херсонес будет захлестнут войсками, как морские волны захлестывают тонущий корабль.
Но здесь собралось не все войско сколотского царя, а лишь лучшая часть его, наиболее богатая, сытая и грозная.
Сила традиций сделала свое дополнение к Палаковой рати.
Сами собою за войском потянулись те, которых никто не снаряжал и о которых никто не заботился. Это было нечто подобное народному ополчению, но такое бедное и оборванное, что казалось невероятным, может ли быть что-либо общее между ядром царского войска и всей этой нищетой.
Откуда взялись эти одичавшие взоры, что тускло сверкают из-под свалявшихся, нечесаных волос? Чьи это всклокоченные бороды, черные, никогда не мытые руки, сжимающие колья вместо копий и дубинки вместо мечей? Какая бездна изрыгнула толпы серых, страшных в своей нищете людей?
Хлынула, потекла нищая Скифия, потянулась за своим царем туда, где можно было найти хоть какое-нибудь применение своим силам и получить хотя бы крохи добычи.
Фарзой, оглядываясь на толпы оборванных людей, бредущих за войском, спрашивал себя: «Где же бесчисленные табуны и стада Геродотовых скифов, куда они девались? Или их никогда не было?.. Где картины привольной и молодецкой жизни справедливых и гостеприимных номадов с их разливным морем из молока, окруженным берегами из гиппаки, скифского сыра?..»
Кто будет кормить этих людей в походе, кто позаботится о них?
Их кони – изъезженные одры, рваные кибитки – обоз наиболее состоятельных, в кибитках – сухая полынь и лохмотья. Там копошатся дети и сидят неподвижно апатичные женщины. На ухабах звякают котлы, и старческие руки машут хворостиной, погоняя тощих быков.
С внутренней горечью взирал Фарзой на обременительное великолепие княжеской знати, на княжеские караваны с добром, женами и наложницами рядом с ужасающе обнищавшей, скипевшейся в нужде массой черного люда, жалкого в своих лохмотьях, но все еще продолжающего потрясать самодельным оружием и не потерявшего воинствующей гордости сколотского племени.
Величие Палакова царства рухнуло в его глазах. Поражение прошлого года стало понятным и закономерным. Он ощутил новое для него чувство скорби за народ и досаду на вопиющее несовершенство его жизни. Было ясно, что большинство князей в их взаимных распрях и расточительных забавах не находит времени заботиться о величии Скифии и разоряет народ, не думая о последствиях.
Неверие в непогрешимость князей уже пустило в народе глубокие корни, участились случаи столкновений бедных с богатыми, кочевников с земледельцами. С приходом агарских родов в Тавриду в какой-то мере восстанавливалось единение царских скифов со скифами-номадами, но и оно уже поставлено под удар высокомерной выходкой заносчивых сатрапов. Ближайшее будущее покажет, выдержит ли это единение испытание огнем или развалится.
Отдельными колоннами двигались агары и роксоланы. Тех и других сопровождали очень малые обозы, да и то не колесные, но вьючные. Они не везли за собою ничего лишнего и не делились на доброконных и худоконных, на лучших и худших.
Роксоланы сидели на конях пригнувшись, как бы готовые к внезапной скачке. Кони их шли вороватой тропотой, собранные для лихого броска вперед. Подтянутые и ловкие сарматы отличались от мешковатых сколотов своей подвижностью и дисциплиной. Их войско походило на стаю волков, поспешно пробирающихся вперед в поисках добычи, готовых ринуться туда, где запахнет кровью. Ехали молча, но их острые взгляды показывали, что они не прочь перехватить горло всякому, хотя бы и скифу, если представится возможность.
Скифы выглядели рядом с ними добродушнее, ехали вразброд, с песнями и разговорами, но производили впечатление более ратных людей, воинов, тогда как роксоланы, при всей их организованности, напоминали шайку разбойников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
– Схватить ведьму! – вне себя завизжал Тойлак.
Жрец кинулся к битии, теряя туфли на ступенях дворцовой лестницы. Но женщина встретила его бесстрашно, выпрямившись во весь рост.
– Не трогай битию! – раздались голоса из народа и даже из рядов войск.
– Хватай ее! – кричал Тойлак.
– Подождите! – царь поднял руку. – Скажите – кто эта женщина?
– Это бития Никия, – доложили ему.
– Никия?.. – царь с любопытством всмотрелся в исступленное лицо знахарки.
В душе у него кипело, но он поднял голову и усмехнулся так, чтобы видели все.
– Отпустите ее с миром, – повелел он, – женщина не в своем уме… Все гадания уже сделаны и предвещают нам только победу!
И тут же велел сделать подарок Никии.
Из окна женских покоев дворца смотрела Опия. На лице царицы отражались испуг и душевная горечь. Она ахнула, когда Тойлак поспешил к вещунье, и сделала рукою движение, словно желая защитить ее. Увидев смущение Палака, его неожиданную снисходительность к предсказательнице и даже милость к ней, царица не выдержала и упала на руки Ираны вся в слезах.
– Старуха права, старуха права! – повторяла она сквозь рыдания. – И царь чувствовал это!
Волна замешательства прокатилась по рядам войска.
– Примета плохая, – сказал кто-то.
– Плохой признак, – подтвердили многие.
8
Войска двинулись конным и пешим порядком в сторону Херсонеса. В виде залога заключенной дружбы вместе со скифами выступило несколько сотен роксоланов, возглавляемых племянником Тасия Урызмагом.
Стоило посмотреть на скифское войско, когда оно растянулось по дорогам Тавриды. Поражали его пестрота и неоднородность.
Царь, окруженный друзьями и знатью, ехал как на праздник. Около него гарцевали на конях такие витязи, как Раданфир, весь с конем закутанный в сверкающую наборную катафракту, Калак в доспехах из начищенной меди, какие носили еще при Скилуре, неистовый Омпсалак на сером коне, обвешанном скальпами, с горитом на боку, украшенным человеческими ногтями. За Омпсалаком вели лошадей с чучелами из кожи хабейских греков, одетыми в шлемы, так что издали они казались живыми всадниками.
Справа от царя трясся на поджарой кобыле Тойлак. Амулеты гремели на нем, остроконечный пилос съезжал на голове из стороны в сторону, голые ноги беспомощно болтались.
Фарзой ехал вместе с Марсаком, Пифодором, Лайонаком. Их трудно было узнать в тяжелых катафрактах.
Князья красовались на своих скакунах впереди родовых дружин, высокомерно поглядывая вокруг.
Позади конницы мерно шагали пешие воины, обученные Марсаком, а за ними тянулись обозы. Сила была собрана большая, такой и не требовалось для осады Херсонеса. Но Палак хотел удивить, ужаснуть защитников города численностью своих ратей, их блеском и вооружением. Ему рисовался в мыслях грандиозный штурм, во время которого Херсонес будет захлестнут войсками, как морские волны захлестывают тонущий корабль.
Но здесь собралось не все войско сколотского царя, а лишь лучшая часть его, наиболее богатая, сытая и грозная.
Сила традиций сделала свое дополнение к Палаковой рати.
Сами собою за войском потянулись те, которых никто не снаряжал и о которых никто не заботился. Это было нечто подобное народному ополчению, но такое бедное и оборванное, что казалось невероятным, может ли быть что-либо общее между ядром царского войска и всей этой нищетой.
Откуда взялись эти одичавшие взоры, что тускло сверкают из-под свалявшихся, нечесаных волос? Чьи это всклокоченные бороды, черные, никогда не мытые руки, сжимающие колья вместо копий и дубинки вместо мечей? Какая бездна изрыгнула толпы серых, страшных в своей нищете людей?
Хлынула, потекла нищая Скифия, потянулась за своим царем туда, где можно было найти хоть какое-нибудь применение своим силам и получить хотя бы крохи добычи.
Фарзой, оглядываясь на толпы оборванных людей, бредущих за войском, спрашивал себя: «Где же бесчисленные табуны и стада Геродотовых скифов, куда они девались? Или их никогда не было?.. Где картины привольной и молодецкой жизни справедливых и гостеприимных номадов с их разливным морем из молока, окруженным берегами из гиппаки, скифского сыра?..»
Кто будет кормить этих людей в походе, кто позаботится о них?
Их кони – изъезженные одры, рваные кибитки – обоз наиболее состоятельных, в кибитках – сухая полынь и лохмотья. Там копошатся дети и сидят неподвижно апатичные женщины. На ухабах звякают котлы, и старческие руки машут хворостиной, погоняя тощих быков.
С внутренней горечью взирал Фарзой на обременительное великолепие княжеской знати, на княжеские караваны с добром, женами и наложницами рядом с ужасающе обнищавшей, скипевшейся в нужде массой черного люда, жалкого в своих лохмотьях, но все еще продолжающего потрясать самодельным оружием и не потерявшего воинствующей гордости сколотского племени.
Величие Палакова царства рухнуло в его глазах. Поражение прошлого года стало понятным и закономерным. Он ощутил новое для него чувство скорби за народ и досаду на вопиющее несовершенство его жизни. Было ясно, что большинство князей в их взаимных распрях и расточительных забавах не находит времени заботиться о величии Скифии и разоряет народ, не думая о последствиях.
Неверие в непогрешимость князей уже пустило в народе глубокие корни, участились случаи столкновений бедных с богатыми, кочевников с земледельцами. С приходом агарских родов в Тавриду в какой-то мере восстанавливалось единение царских скифов со скифами-номадами, но и оно уже поставлено под удар высокомерной выходкой заносчивых сатрапов. Ближайшее будущее покажет, выдержит ли это единение испытание огнем или развалится.
Отдельными колоннами двигались агары и роксоланы. Тех и других сопровождали очень малые обозы, да и то не колесные, но вьючные. Они не везли за собою ничего лишнего и не делились на доброконных и худоконных, на лучших и худших.
Роксоланы сидели на конях пригнувшись, как бы готовые к внезапной скачке. Кони их шли вороватой тропотой, собранные для лихого броска вперед. Подтянутые и ловкие сарматы отличались от мешковатых сколотов своей подвижностью и дисциплиной. Их войско походило на стаю волков, поспешно пробирающихся вперед в поисках добычи, готовых ринуться туда, где запахнет кровью. Ехали молча, но их острые взгляды показывали, что они не прочь перехватить горло всякому, хотя бы и скифу, если представится возможность.
Скифы выглядели рядом с ними добродушнее, ехали вразброд, с песнями и разговорами, но производили впечатление более ратных людей, воинов, тогда как роксоланы, при всей их организованности, напоминали шайку разбойников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202