И готов умереть, защищая его святыню!
– От всех, кого бы то ни было?
– От всех, на кого укажет совет и ты, Мата!
– Клянешься?
– Клянусь!
Жрица опять кивнула головой с удовлетворением.
– Хорошо, богиня нас слышала. Горе тому, кто преступит клятву! Сейчас мы пойдем в покой богини. Очистись.
По указанию жрицы Гекатей обрызгал себя морской водой из кувшинчика, поданного старухой.
Молодые иеродулы ушли. В храме остались лишь Мата, Гекатей и две старухи, согбенные, сморщенные и странно похожие одна на другую, – Лоха и Соза. Они не считались жрицами, но не были и обыкновенными рабынями-иеродулами. Они не выходили к народу, но каждый гражданин знал их, равно как и то, что старухи посвящены во все тайны састера, угодны Деве и являются ее доверенными. Это они свидетельствуют божественные откровения Девы, ее эпифании, умеют разбираться в настроениях деревянного божества и читать его мысли по выражению лица.
Можно было сменить старшую жрицу, назначить на ее место более достойную, но Созу и Лоху – никогда!.. Богиня не простила бы этого!
Гекатей почувствовал волнение, когда был приподнят черный с серебряными узорами занавес. При тусклом освещении стала видна дубовая дверь со следами железной оковки. Одна из старух, похожая на ведьму, приняла ключи из рук старшей жрицы. Загремел ржавый замок. Казалось, что люди хотят проникнуть в старый, давно забытый склеп. Дверь, замок и сами старые служительницы-полужрицы – все это выглядело очень древним.
Но вот петли двери оглушительно завизжали. Их звук был так пронзителен и неприятен, что Гекатей содрогнулся. «Почему не смажут дверные петли маслом?» – подумал он. Позже понял, что скрипучая дверь является своеобразным приспособлением против всяких попыток открыть вход в святилище незаметно. Этот скрип и визг ржавого железа резонировал под мрачными сводами храма и вырастал в дикий рев, слышимый не только в пределах храмового перибола, но и далеко вокруг. Можно было на площади услышать этот странный звук, далеко не гармоничный, способный навеять тоску даже на веселого человека.
При звуке «поющей двери» стража города становится в положение «к бою», ворота храма наглухо закрываются, а дежурный сигналист дает сигнал: «Будьте готовы!» И все настенные башни города принимают этот сигнал, означающий, что двери опистодома открыты и састер в опасности.
По этому звуку гадали. Говорили, что иногда дверь в святилище открывается с угрожающим ревом, иногда с плачущими переливами или с торжеством и удовлетворением. И в зависимости от этого делали выводы о грядущем, искали в звуках предзнаменований.
Внутри святилища достаточно светло. Откуда-то сверху падает зеленоватый поток света. Явственно выступает освещенное пятно на каменном полу, плиты коего покрыты паутиной трещин, что выдает их солидный возраст.
Между колоннами натянута персидская ткань с изображениями голубей. Когда этот последний покров был снят, богиня предстала перед глазами изумленного Гекатея.
Он увидел кусок дерева, почерневший и растрескавшийся от времени, которому была придана форма женской фигуры. Но какой фигуры! Плоскогрудая, с прижатыми к туловищу руками и не разделенными резцом ногами, она напоминала мумию, ссохшуюся в тесном гробу.
Деревянный лик, с неподвижно выпученными глазами и странно изогнутым ртом, был искажен как бы от непереносимой внутренней боли.
Это был истукан очень древний и, конечно, не эллинского происхождения. Насколько мраморная богиня в передней половине храма выглядела совершенной и вполне отвечала понятиям эллинов о прекрасном и божественном, настолько прославленный састер поражал своей убогостью и был не схож с эллинскими богами.
Ошеломленный Гекатей перевел дух, не отрывая глаз от кумира. Он пристально рассматривал каждую черту богини, не переставал изумляться ее необычности.
И в то же время ощутил странное своеобразное очарование. Састер не был простой, грубо обтесанной деревяшкой. В плоской прямоте его тела чувствовался художественный стиль. Резчик сумел передать своему творению некую обаятельность, изящество, женственность, наконец ту внутреннюю напряженность, которая поражала зрителя. И если очарование греческих богов заключалось в их внешности, в художественной правильности и законченности форм, то сила деревянной девы находилась как бы внутри ее. Кумир, несмотря на влияние времени, производил незабываемое впечатление. Его индивидуальность была доведена до предела.
«Вот она, всюду известная Артемида Тавропола, – подумал Гекатей, – слава о которой гремит от берегов тихого Танаиса до далекой Эллады, даже Рима! Талисман Херсонеса, от магического влияния которого зависело многовековое счастье полиса!»
У кумира есть настоящее, это Херсонес, есть и прошлое, отмеченное кровью и ужасами. Выпученные в немом экстазе глаза Девы видели жуткие картины человеческих жертвоприношений. Она, возможно, и сейчас не забыла, как пахнет парная человеческая кровь, когда густые струи ползут, подобно змеям, по ступеням каменного подножия.
Это было давно. Тогда деревянная богиня стояла на скале над морем и буйные ветры на ходу ласкали ее, рассказывали ей сказки о далеких странах, откуда они примчались.
Ее жгло солнце, мочили дожди.
В те времена богиня считалась царицей тавров, жителей гор. Она приносила счастье и удачу отважным пиратам.
Херсонесцы были суеверны, завистливы и коварны. К тому же таврские пираты мешали торговле, отпугивали купцов от побережья Тавриды.
Горожане внезапно напали на святилище тавров, находившееся всего в ста стадиях от города, на мысе Парфений. В стычке нападающие потеряли несколько человек убитыми и искалеченными, но все равно считали себя в выигрыше. Священный састер, некогда ниспосланный таврам небесами, стал собственностью полиса. Теперь счастье, успех в ратном деле и мореплавании были обеспечены не таврам, а грекам!.. Кроме того, с приобретением богини город стал полноправным полисом, с настоящим городским божеством, подобно Афинам или Мегаре.
Божественный састер в глазах херсонесцев стоял на совсем особом пьедестале, сложенном из Любви и Власти и символов неиссякаемого Плодородия. В нем воплотилось также распространенное в эллинских и припонтийских странах почитание женского божества, представляемого то в виде таинственной матери богов – Великой Ма, то в лице Афродиты Навархиды, храм которой стоял в Пантикапее, то в образе полуженщины-полузмеи, ставшей женою Геракла и родившей от него первого скифа, то, наконец, в лице Артемиды Таврополы, как всюду называли херсонесскую деревянную девственницу, покровительницу города.
Богиня Дева, она же богиня Мать, светозарная и таинственная Ма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
– От всех, кого бы то ни было?
– От всех, на кого укажет совет и ты, Мата!
– Клянешься?
– Клянусь!
Жрица опять кивнула головой с удовлетворением.
– Хорошо, богиня нас слышала. Горе тому, кто преступит клятву! Сейчас мы пойдем в покой богини. Очистись.
По указанию жрицы Гекатей обрызгал себя морской водой из кувшинчика, поданного старухой.
Молодые иеродулы ушли. В храме остались лишь Мата, Гекатей и две старухи, согбенные, сморщенные и странно похожие одна на другую, – Лоха и Соза. Они не считались жрицами, но не были и обыкновенными рабынями-иеродулами. Они не выходили к народу, но каждый гражданин знал их, равно как и то, что старухи посвящены во все тайны састера, угодны Деве и являются ее доверенными. Это они свидетельствуют божественные откровения Девы, ее эпифании, умеют разбираться в настроениях деревянного божества и читать его мысли по выражению лица.
Можно было сменить старшую жрицу, назначить на ее место более достойную, но Созу и Лоху – никогда!.. Богиня не простила бы этого!
Гекатей почувствовал волнение, когда был приподнят черный с серебряными узорами занавес. При тусклом освещении стала видна дубовая дверь со следами железной оковки. Одна из старух, похожая на ведьму, приняла ключи из рук старшей жрицы. Загремел ржавый замок. Казалось, что люди хотят проникнуть в старый, давно забытый склеп. Дверь, замок и сами старые служительницы-полужрицы – все это выглядело очень древним.
Но вот петли двери оглушительно завизжали. Их звук был так пронзителен и неприятен, что Гекатей содрогнулся. «Почему не смажут дверные петли маслом?» – подумал он. Позже понял, что скрипучая дверь является своеобразным приспособлением против всяких попыток открыть вход в святилище незаметно. Этот скрип и визг ржавого железа резонировал под мрачными сводами храма и вырастал в дикий рев, слышимый не только в пределах храмового перибола, но и далеко вокруг. Можно было на площади услышать этот странный звук, далеко не гармоничный, способный навеять тоску даже на веселого человека.
При звуке «поющей двери» стража города становится в положение «к бою», ворота храма наглухо закрываются, а дежурный сигналист дает сигнал: «Будьте готовы!» И все настенные башни города принимают этот сигнал, означающий, что двери опистодома открыты и састер в опасности.
По этому звуку гадали. Говорили, что иногда дверь в святилище открывается с угрожающим ревом, иногда с плачущими переливами или с торжеством и удовлетворением. И в зависимости от этого делали выводы о грядущем, искали в звуках предзнаменований.
Внутри святилища достаточно светло. Откуда-то сверху падает зеленоватый поток света. Явственно выступает освещенное пятно на каменном полу, плиты коего покрыты паутиной трещин, что выдает их солидный возраст.
Между колоннами натянута персидская ткань с изображениями голубей. Когда этот последний покров был снят, богиня предстала перед глазами изумленного Гекатея.
Он увидел кусок дерева, почерневший и растрескавшийся от времени, которому была придана форма женской фигуры. Но какой фигуры! Плоскогрудая, с прижатыми к туловищу руками и не разделенными резцом ногами, она напоминала мумию, ссохшуюся в тесном гробу.
Деревянный лик, с неподвижно выпученными глазами и странно изогнутым ртом, был искажен как бы от непереносимой внутренней боли.
Это был истукан очень древний и, конечно, не эллинского происхождения. Насколько мраморная богиня в передней половине храма выглядела совершенной и вполне отвечала понятиям эллинов о прекрасном и божественном, настолько прославленный састер поражал своей убогостью и был не схож с эллинскими богами.
Ошеломленный Гекатей перевел дух, не отрывая глаз от кумира. Он пристально рассматривал каждую черту богини, не переставал изумляться ее необычности.
И в то же время ощутил странное своеобразное очарование. Састер не был простой, грубо обтесанной деревяшкой. В плоской прямоте его тела чувствовался художественный стиль. Резчик сумел передать своему творению некую обаятельность, изящество, женственность, наконец ту внутреннюю напряженность, которая поражала зрителя. И если очарование греческих богов заключалось в их внешности, в художественной правильности и законченности форм, то сила деревянной девы находилась как бы внутри ее. Кумир, несмотря на влияние времени, производил незабываемое впечатление. Его индивидуальность была доведена до предела.
«Вот она, всюду известная Артемида Тавропола, – подумал Гекатей, – слава о которой гремит от берегов тихого Танаиса до далекой Эллады, даже Рима! Талисман Херсонеса, от магического влияния которого зависело многовековое счастье полиса!»
У кумира есть настоящее, это Херсонес, есть и прошлое, отмеченное кровью и ужасами. Выпученные в немом экстазе глаза Девы видели жуткие картины человеческих жертвоприношений. Она, возможно, и сейчас не забыла, как пахнет парная человеческая кровь, когда густые струи ползут, подобно змеям, по ступеням каменного подножия.
Это было давно. Тогда деревянная богиня стояла на скале над морем и буйные ветры на ходу ласкали ее, рассказывали ей сказки о далеких странах, откуда они примчались.
Ее жгло солнце, мочили дожди.
В те времена богиня считалась царицей тавров, жителей гор. Она приносила счастье и удачу отважным пиратам.
Херсонесцы были суеверны, завистливы и коварны. К тому же таврские пираты мешали торговле, отпугивали купцов от побережья Тавриды.
Горожане внезапно напали на святилище тавров, находившееся всего в ста стадиях от города, на мысе Парфений. В стычке нападающие потеряли несколько человек убитыми и искалеченными, но все равно считали себя в выигрыше. Священный састер, некогда ниспосланный таврам небесами, стал собственностью полиса. Теперь счастье, успех в ратном деле и мореплавании были обеспечены не таврам, а грекам!.. Кроме того, с приобретением богини город стал полноправным полисом, с настоящим городским божеством, подобно Афинам или Мегаре.
Божественный састер в глазах херсонесцев стоял на совсем особом пьедестале, сложенном из Любви и Власти и символов неиссякаемого Плодородия. В нем воплотилось также распространенное в эллинских и припонтийских странах почитание женского божества, представляемого то в виде таинственной матери богов – Великой Ма, то в лице Афродиты Навархиды, храм которой стоял в Пантикапее, то в образе полуженщины-полузмеи, ставшей женою Геракла и родившей от него первого скифа, то, наконец, в лице Артемиды Таврополы, как всюду называли херсонесскую деревянную девственницу, покровительницу города.
Богиня Дева, она же богиня Мать, светозарная и таинственная Ма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202