— Вы боитесь вмешательства потусторонних сил? — Голос ее прозвучал неожиданно спокойно и рассудительно.
Ей ответил Натан:
— Госпожа, мы во многом не уверены, но делаем все, что в наших силах, чтобы избежать угрозы из различных источников — и материальных, и нематериальных.
Она ничего не сказала и подошла к двум людям, лежавшим на кроватях, — мертвому и раненому. Увидев черные туники, она споткнулась и повернулась к Аруте. Даже сквозь покрывало он почти осязал ее неприязненный взгляд.
— Эти люди принадлежат к моему ордену. Как случилось, что они оказались здесь?
Лицо Аруты застыло от сдерживаемого гнева.
— Госпожа моя, именно для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, вас и привезли сюда. Вы знаете этих людей?
Она внимательно вгляделась в лица обоих мужчин.
— Этого я не знаю, — сказала он, указывая на тело человека с седой прядью. — А другой — жрец моего храма по имени Морган, он недавно приехал к нам из храма в Вабоне. — Она помолчала, словно обдумывая что-то. — Он носит знак Братства Серебряной Сети. — Она повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на Аруту. — Это вооруженный кулак нашего ордена. Братство подчиняется старшему мастеру в Рилланоне, а он отвечает лишь перед нашей МатерьюМатриархом. — Помолчав, она добавила: — Да и то не всегда. — Ей никто не ответил, и она продолжала: — Но я не могу понять, почему один из жрецов моего храма носит этот знак. Кто он? Член братства, выдающий себя за священника? Или жрец, прикидывающийся воином? Или же он не жрец и не член братства, а самозванец? Любое из предположений невероятно. Кто посмел бы не устрашиться гнева ЛимсКрагмы? Почему он здесь?
— Госпожа, — сказал Арута, — если все, что вы говорите, — правда, тогда то, что здесь происходит, касается вашего храма не меньше, чем меня. Джимми, расскажи, что ты знаешь о ночных ястребах.
Джимми, которому явно было не по себе под пристальным взглядом верховной жрицы богини смерти, заговорил быстро, опуская столь любимые им подробности. Когда он закончил, жрица сказала:
— Ваше высочество, эти слова свидетельствуют о мерзком деянии перед лицом нашей богини. — В ее голосе звучала ледяная ярость. — В давно ушедшие времена некоторые адепты приносили ей жертвы, но это давно запрещено. Богиня смерти терпелива: все рано или поздно приходят к ней. Черные убийцы нам не нужны. Я поговорю с этим человеком. — Она указала на пленника.
Арута не знал, что делать. Отец Натан едва заметно покачал головой:
— Он близок к смерти. Если допрос окажется для него тяжелым, он может умереть, прежде чем мы погрузимся в глубину темных вод.
— Не беспокойся, жрец, — уверенно заявила жрица. — Даже мертвый, он все равно мой. Я рука Лимс-Крагмы. В ее владениях я могу отыскать правду даже там, где ни один живущий ее не найдет.
— В царстве смерти ты правительница. — Отец Натан поклонился и обратился к Аруте: — Позволено ли будет мне и моим братьям удалиться, ваше высочество? Мой орден считает обряды поклонников богини смерти святотатственными.
Принц кивнул, а жрица сказала:
— Прежде чем уйти, сними замедляющее заклятие. Мне будет труднее это сделать.
Натан быстро совершил необходимое, и человек на кровати мучительно застонал. Жрец и прислужники богини Санг поспешно покинули комнату. Когда они вышли, жрица сказала:
— Пентаграмма поможет удерживать внешние силы, не позволяя им вмешиваться. Я бы попросила всех оставаться за пределами фигуры, потому что внутри нее каждый человек воздействует на магическую ткань. Это — самый справедливый обряд, потому что независимо от исхода госпожа моя потребует себе этого человека.
Все встали за пределами пентаграммы, а жрица сказала:
— Говорите, только когда я дам позволение, и следите, чтобы свечи не погасли, иначе силы могут иссякнуть и восстановить их будет трудно. — Она откинула покрывало с лица, и Аруту поразила ее внешность. Жрица выглядела, как девочка, — голубые глаза, нежная, как ранняя заря, кожа. Судя по бровям, волосы ее могли быть цвета бледного золота. Жрица подняла руки над головой и начала молитву. Ее голос был тихим и мелодичным, но слова звучали странно-пугающе.
Она продолжала чтение, и человек на кровати задергался. Вдруг он открыл глаза — его взгляд был направлен в потолок. Он забился, натягивая державшие его веревки. Потом успокоился и повернул голову к жрице. Судя по его лицу, чтото отдаленное завладело его вниманием — он никак не мог сосредоточить взгляд. Через мгновение его губы сложились в окованную улыбку, выражавшую какую-то болезненную жестокость, рот раскрылся, и раздался глубокий, гулкий голос:
— Что это за обряд, госпожа?
Жрица слегка нахмурилась — что-то в его поведении показалось ей странным, но, сохраняя прежний вид, она властным тоном сказала:
— На тебе знак Братства Серебряной Сети, и в то же время ты служишь в храме. Объясни, что это значит.
Человек рассмеялся высоким, визгливым смехом, который постепенно затих.
— Я тот, кто служит.
Жрице такой ответ не понравился.
— Отвечай же, кому ты служишь?
Опять раздался смех, и тело человека опять напряглось, натягивая веревки, на лбу выступили капли пота, на руках вздулись вены. Потом он успокоился и снова рассмеялся.
— Я тот, кого поймали.
— Кому ты служишь?
— Я тот, кто стал рыбой. Я — в сетях. — И снова безумный смех и конвульсивные содрогания. Человек напрягался, по его лицу потоками струился пот. Закричав, он снова забился в веревках. Когда казалось, что он переломает себе кости, пленник вдруг завизжал:
— Мурмандрамас! Помоги слуге своему!
Внезапно одна из свечей погасла, словно ее задул неизвестно откуда пахнувший ветер. Человек на кровати еще раз сильно дернулся, выгнулся дугой — только ступни и голова касались ложа, — так натянув веревки, что они врезались в кожу до крови, и рухнул на спину. Жрица отступила на шаг, затем снова подошла и взглянула на пленника.
— Он мертв. Зажгите свечу, — тихо сказала она.
Арута махнул рукой, и один из стражников, запалив лучину от горящей свечи, зажег погасшую. Жрица начала читать очередное заклинание. Если при первом всем стало просто неуютно, то это заклинание вызывало чувство страха, на присутствующих повеяло холодом из какого-то дальнего края затерянной, морозной обители. В нем слышались отзвуки криков тех, кто утратил покой и надежду. И в то же время было в нем и властное, притягивающее, утешающее чувство; должно быть не так уж плохо — оставить земное бремя и отдохнуть. Заклинание продолжало звучать, и дурные предчувствия все больше одолевали тех, кто слушал его. Некоторые с трудом подавляли желание бежать прочь от верховной жрицы, монотонно произносившей слова.
Вдруг она замолчала, и в комнате стало тихо, как в могиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102