Хочешь откинуть копыта? Быстро нажми подбородком клапан! Надо войти в нормальный режим!
Один баллон я навьючил на спину, второй и баллон с чистым кислородом – на грудь, и мы снова двинулись вперед.
Земные горы предсказуемы, но лунные – нет, поскольку не были сформированы водой.
Мы уткнулись в расселину такую крутую, что спуститься можно было только по веревке, и я вовсе не был уверен, что мы сумеем потом вскарабкаться противоположной стене. С крюками и карабинами и без скафандров мы, может, без особого труда справились бы с такой стенкой где-нибудь в Рокки Маунтинз, но здесь...
Крошка неохотно повела нас назад. Спускаться по каменистому склону было куда как труднее, чем подниматься – я пятился на четвереньках, а Крошка травила мне веревку сверху. Я попытался проявить героизм и поменяться ролями, и у нас вспыхнул бурный спор.
– Да перестань ты изображать из себя могучего мужчину, и прекрати свои отважные глупости. Кип! Ты несешь четыре баллона и Материню, ты тяжелый, а я цепкая, как горный козел.
Я сдался.
Спустившись, она прислонилась ко мне шлемом.
– Кип, – сказала она, нервничая, – я не знаю, что делать.
– А что случилось?
– Я взяла немного южнее того места, где проходил краулер. Не хотела проходить перевал там же, где и он. Но теперь мне начинает казаться, что другого прохода-то и нет.
– Надо было сразу мне сказать.
– Но я же хотела сбить их со следа! Ведь туда, где проходил краулер, они ринутся в первую очередь!
– Н-да, верно. – Я взглянул на преграждающий нам путь хребет. На картинках и фотографиях лунные горы кажутся могучими, острыми и высокими, когда же смотришь на них сквозь окуляры скафандра, они кажутся просто непроходимыми.
Я снова прислонился к шлему Крошки:
– Можно было бы найти другой путь, располагай мы временем, воздухом и ресурсами хорошо подготовленной экспедиции. Придется идти по маршруту краулера. В каком это направлении?
– Надо взять северней... по-моему.
Мы попробовали направиться на север, по подножию холмов, но путь оказался трудным и долгим.
В конце концов пришлось отойти к краю равнины. Это заставило нас понервничать, но приходилось рисковать. Шли мы быстро, но не бежали, боясь пропустить следы краулера. Я считал шаги и, досчитав до тысячи, дернул веревку. Крошка остановилась, я прислонился к ней шлемом:
– Мы прошли полмили. Как по-твоему, далеко нам еще? Или, может, мы проскочили?
Крошка посмотрела на горы.
– Сама не знаю, – созналась она. – Ничего не узнаю.
– Мы не заблудились?
– Гм... Следы должны быть где-то впереди. Но мы уже прошли довольно много. Ты хочешь повернуть назад?
– Я не знаю даже дороги до ближайшей почты.
– Но что же делать?
– Думаю, надо идти вперед, пока ты окончательно не удостоверишься, что проход уже не может быть дальше. Ты ищи проход, а я буду искать следы краулера. Потом, когда ты действительно, уверишься, что мы зашли слишком далеко, мы повернем. Мы не можем позволить себе рыскать из стороны в сторону, как собака, потерявшая след кролика.
– Хорошо.
Я отсчитал уже еще две тысячи шагов – очередную милю – когда Крошка остановилась.
– Кип! Дальше прохода быть не может. Горы становятся все выше и массивнее.
– Ты уверена? Подумай как следует. Лучше пройти еще пять миль, чем не дойти самую малость.
Она колебалась. Когда мы прислонились друг к другу шлемами, она так прижалась лицом к окулярам, что я видел, как она нахмурилась.
Наконец, она ответила:
– Его нет впереди, Кип.
– Что ж, тогда идем обратно! "Вперед, Макдуф, и будь проклят тот, кто первый крикнет: «Хватит, стой!»
– "Король Лир".
– "Макбет". Спорим?
Следы краулера мы нашли, прошагав всего полмили обратно, – в первый раз я их на заметил. Они отпечатались на голом камне, чуть-чуть лишь прикрытом пылью, когда мы шли вперед, солнце светило мне через плечо, и следы гусениц были еле заметны – я их и во второй раз чуть не пропустил.
Они уходили с равнины прямо в горы.
* * *
В жизни нам не пересечь бы горы, не пойди мы по следам краулера: первоначальный план Кротки строился на одном лишь детском энтузиазме. Это ведь была не дорога, просто местность, проходимая для гусениц краулера. Попадались и такие места, где даже краулер не мог пройти, не проложив себе путь выстрелами бластера. Сомнительно, чтобы эту козью тропу прорубили Толстяк и Тощий, они не производили впечатления любителей поработать. Должно быть, здесь потрудилась одна из изыскательских партий. Попробуй мы с Кроткой пробить новую дорогу, так бы мы здесь и остались экспонатами в назидание туристам.
Но где пройдет гусеничный вездеход, там проберется и человек. Не прогулка, разумеется: вниз, вверх, вниз, вверх... да еще гляди, куда ступаешь и следи за плохо держащимися камнями. Иногда мы спускали друг друга на веревке, в общем, поход был утомителен и скучен.
Когда запас кислорода у Крошки подошел к концу, мы остановились, и я снова уравнял давление, сумев на этот раз зарядить ее баллоны всего лишь на четверть – ситуация, как у Ахиллеса с черепахой. Я до бесконечности мог продолжать перекачивать ей половину того, что будет оставаться, если, конечно, лента выдержит.
Она уже изрядно подносилась, но давление упало наполовину, и я сумел сдерживать наконечники вместе, пока мы не закрыли клапаны.
Мне-то приходилось не так уж плохо: у меня была вода, пища, таблетки и декседрин. Последний оказался огромным подспорьем – каждый раз, когда я чувствовал, что слабею, я глотал половину живительной таблетки. Но бедная Крошка держалась лишь на воздухе и мужестве,
У нее не было даже такой охладительной системы, как у Оскара. Поскольку она использовала более обогащенную смесь, чем я (ведь один из ее баллонов содержал чистый кислород), ей не требовался столь же интенсивный приток воздуха, чтобы поддерживать нужный индекс цвета крови, и я предупредил, чтобы она не использовала ни на йоту больше воздуха, чем необходимо; расходовать воздух для охлаждения она вообще не могла, он нужен был ей для дыхания.
– Да знаю я. Кип, знаю, – ответила она раздраженно. – У меня стрелка еле-еле стоит на красном. Что я, дура, по-твоему?
– Просто хочу, чтобы ты выжила.
– Ладно, ладно, только брось со мной обращаться, как с ребенком. Знай себе переставляй ноги, а я справлюсь.
– Не сомневаюсь!
Что же до Материни, то она всегда отвечала, что с ней все в порядке, и дышала тем же воздухом, что и я (немножко уже использованным), но откуда же мне знать, что ей хорошо, а что плохо? Провиси человек целый день вниз головой, зацепившись за пятки – он умрет; однако для летучей мыши это сплошное удовольствие, а ведь мы с ними вроде бы двоюродные.
Мы с ней разговаривали по дуги. О чем – неважно, ее песни на меня действовали так же, как на боксера вопли его болельщиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64