– Возвращайся живым.
В дверях она помедлила, нерешительно посмотрела на меня, и на лице ее отразилось смятение. Ей хотелось сказать мне что-то очень важное, но страх все же заставил ее молчать.
Я вдруг почувствовал прилив нежности к ней, приложил палец к губам и улыбнулся.
– Не говори ничего. Роза, не надо, если действительно боишься его.
– Очень боюсь, – выдохнула она и побледнела. – Он так жесток, Стаси. Ты не можешь даже представить себе, насколько жесток.
– Ты расскажешь мне все, когда вернусь. Тогда это уже не будет так важно. – Я открыл дверь и поцеловал ее так, как целуют при расставании, стараясь надолго сохранить в памяти ее очарование и нежность. – Я переживу все, Роза Солаццио, а в особенности всяких хофферов.
После ее ухода я пристегнул к поясу кобуру со «смит-и-вессоном» и поправил берет. Из зеркала на меня смотрел кто-то знакомый мне еще до «ямы». Что он здесь делал? Над этим стоило бы задуматься, но время выпало очень неподходящее. Я закрыл за собой дверь и спустился вниз к остальным.
* * *
Крейсерская скорость «Сессны-401» достигала двухсот шестидесяти миль в час. Это означало, что мы окажемся над целью уже через двадцать минут полета. Мы отложили вылет на час, потому что огромная, круглая луна вовсю сияла на небосводе и ночь никак не становилась темнее, чего с таким нетерпением ждал Бёрк. Облачность, которую обещал прогноз погоды, все не собиралась, и в конце концов скрепя сердце он назначил вылет на час ночи.
Верда заявил диспетчерской в Пунта-Райси местный полет в Джелу, что в любом случае означало пересечение гор. Небольшое отклонение от маршрута, выход на цель – и потом в течение нескольких минут он вновь ложился на свой прежний курс.
Включая тренировочные прыжки, когда Бёрк обучал нас в Конго, я прыгал всего девять раз. Так что мне предстояло совершить десятый прыжок – юбилейный. Правда, такие занятия никогда не доставляли мне удовольствия. Парашютист – весьма неуклюжее создание, стесненное жесткими правилами полета. Парашют типа "X" весит двадцать восемь фунтов, страховочный купол – еще двадцать четыре. И это только чистый вес. Добавьте еще около сотни фунтов ранца со снаряжением, и вам станет понятно, почему парашютист может успешно двигаться только вниз.
Даже без пассажирских кресел в самолете едва хватало места для передвижения со всем нашим снаряжением. Бёрк натянул в салоне фал собственного изготовления и вместе с Вердой снял трап-дверь, которая могла помешать нам во время прыжка.
Множество мыслей пронеслось у меня в голове, когда я уселся на полу и «Сессна» стала набирать высоту. Ставки сделаны, путь назад отрезан, но у меня так и не было уверенности ни в чем, кроме того, что нельзя доверять никому, включая и Розу.
Странно, но мысль о Розе больно задела меня, и когда я стал искать причину, то понял, что эта женщина с твердым и цельным характером действительно стала мне небезразлична, и я нисколько не сомневался, что прощальный визит она нанесла мне из личных побуждений, а не потому, что так хотел Хоффер иди кто-либо еще.
Мы шли на высоте примерно восьми тысяч футов, и панорама внизу была поистине впечатляющей: влажно поблескивали хребты и вершины, залитые бледным лунным светом, чернели долины и ущелья.
Полет прошел без происшествий и оказался таким коротким, что мигание сигнала, который специально установил Верда, застало меня врасплох. В иллюминаторе я увидел вершину Монте-Каммарата и ее западный склон, а когда мы резко пошли на снижение – и темное плато в форме блюдца, на которое нам предстояло приземлиться, и рядом с ним водопад, серебряной нитью сверкающий в лунном свете.
Верда заложил крутой вираж и стал набирать высоту, пройдя так близко от обрывистого склона горы, поднимавшейся над плато, что сердце екнуло в груди. И тут «Сессна» провалилась в воздушную яму. Холодок побежал у меня по спине, когда я представил себе свой прыжок.
Верда повернул на второй заход. Бёрк встал первым и двинулся по фалу к дверному проему. За ним следом шел Пьет, потом Легран и я. В предчувствии прыжка в бездну у меня подвело живот и пересохло во рту.
Красный сигнал вспыхнул раз, потом еще два раза. «Сессна» задрожала в вихревом потоке, и Бёрк исчез в пустоте. Пьет прыгнул так, чтобы оказаться прямо над ним, следом пошел Легран.
Настала и моя очередь. Ветер ревел в зияющей пропасти. Только сумасшедший может решиться на такое, подумал я и ринулся головой вниз, кувыркаясь в пустоте.
Парашют дернул меня вверх, и я выпустил из рук вещмешок, который прижимал к себе. Привязанный веревкой к моему поясу, он вращался теперь в двадцати футах подо мной. Вместе с темным куполом, раскрывшимся у меня над головой, я тоже вращался, искренне радуясь своей удаче.
Прыжок с восьмисот футов длится ровно тридцать секунд, так что мало в чем успеваешь разобраться. Ближе к земле стали попадаться воздушные ямы, и меня пару раз сильно тряхнуло. Как всегда ночью в горах, по горизонтали видимости – никакой. Я едва успел заметить, как мелькнул один купол, опускавшийся где-то в районе водопада, потом, плавно крутясь, как семечко одуванчика, прошел второй. Затем меня стало сильно мотать, дергать вверх-вниз.
Самое опасное в ночном прыжке – приземление. Куда летишь, не видно. Вдруг – внезапный удар, жесткая посадка. Количество потерь из-за переломов в таких операциях всегда очень велико. Вот почему я применил маленькую хитрость – сбросил свой вещмешок. Даже если спускаешься рывками, он первым ударится о землю и глухим стуком предупредит, что осталось лишь двадцать футов полета.
И в ту ночь мешок меня выручил. Я услышал его удар о землю, и через секунду уже сам покатился вслед за ним, угодив на довольно пружинистый дерн. Перекувырнувшись несколько раз, я наконец остановился, ударившись о выступ скалы.
Несколько минут я лежал, приходя в себя, потом кто-то подошел и склонился надо мной. В лунном свете блеснул стальной нож. «Смит-и-вессон» мгновенно оказался у меня в руке.
– Только хотел отрезать тебе поясную лямку, – услышал я голос Пьета Джейгера.
– А ты уверен, что не голову?
– В другой раз, когда ты уже будешь не нужен, – холодно ответил он, – и полоснул по поясной лямке.
Я освободился от парашюта и в зыбком предутреннем свете увидел, что Бёрк с Леграном тоже направляются к нам, волоча свои вещмешки и парашюты. Француз хромал. Во время спуска его так болтало, что он достиг склона раньше своего вещмешка и, приземлившись жестко, сильно ударился, но, к счастью, обошлось без перелома.
В вещмешках у нас лежали десантные рюкзаки с запасом воды и сухим пайком, наше оружие и боеприпасы. Мы вытрясли из них все и затолкали их вместе с парашютами в подходящую расщелину. Присев на корточки в тени скалы, Бёрк пустил по кругу фляжку с бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В дверях она помедлила, нерешительно посмотрела на меня, и на лице ее отразилось смятение. Ей хотелось сказать мне что-то очень важное, но страх все же заставил ее молчать.
Я вдруг почувствовал прилив нежности к ней, приложил палец к губам и улыбнулся.
– Не говори ничего. Роза, не надо, если действительно боишься его.
– Очень боюсь, – выдохнула она и побледнела. – Он так жесток, Стаси. Ты не можешь даже представить себе, насколько жесток.
– Ты расскажешь мне все, когда вернусь. Тогда это уже не будет так важно. – Я открыл дверь и поцеловал ее так, как целуют при расставании, стараясь надолго сохранить в памяти ее очарование и нежность. – Я переживу все, Роза Солаццио, а в особенности всяких хофферов.
После ее ухода я пристегнул к поясу кобуру со «смит-и-вессоном» и поправил берет. Из зеркала на меня смотрел кто-то знакомый мне еще до «ямы». Что он здесь делал? Над этим стоило бы задуматься, но время выпало очень неподходящее. Я закрыл за собой дверь и спустился вниз к остальным.
* * *
Крейсерская скорость «Сессны-401» достигала двухсот шестидесяти миль в час. Это означало, что мы окажемся над целью уже через двадцать минут полета. Мы отложили вылет на час, потому что огромная, круглая луна вовсю сияла на небосводе и ночь никак не становилась темнее, чего с таким нетерпением ждал Бёрк. Облачность, которую обещал прогноз погоды, все не собиралась, и в конце концов скрепя сердце он назначил вылет на час ночи.
Верда заявил диспетчерской в Пунта-Райси местный полет в Джелу, что в любом случае означало пересечение гор. Небольшое отклонение от маршрута, выход на цель – и потом в течение нескольких минут он вновь ложился на свой прежний курс.
Включая тренировочные прыжки, когда Бёрк обучал нас в Конго, я прыгал всего девять раз. Так что мне предстояло совершить десятый прыжок – юбилейный. Правда, такие занятия никогда не доставляли мне удовольствия. Парашютист – весьма неуклюжее создание, стесненное жесткими правилами полета. Парашют типа "X" весит двадцать восемь фунтов, страховочный купол – еще двадцать четыре. И это только чистый вес. Добавьте еще около сотни фунтов ранца со снаряжением, и вам станет понятно, почему парашютист может успешно двигаться только вниз.
Даже без пассажирских кресел в самолете едва хватало места для передвижения со всем нашим снаряжением. Бёрк натянул в салоне фал собственного изготовления и вместе с Вердой снял трап-дверь, которая могла помешать нам во время прыжка.
Множество мыслей пронеслось у меня в голове, когда я уселся на полу и «Сессна» стала набирать высоту. Ставки сделаны, путь назад отрезан, но у меня так и не было уверенности ни в чем, кроме того, что нельзя доверять никому, включая и Розу.
Странно, но мысль о Розе больно задела меня, и когда я стал искать причину, то понял, что эта женщина с твердым и цельным характером действительно стала мне небезразлична, и я нисколько не сомневался, что прощальный визит она нанесла мне из личных побуждений, а не потому, что так хотел Хоффер иди кто-либо еще.
Мы шли на высоте примерно восьми тысяч футов, и панорама внизу была поистине впечатляющей: влажно поблескивали хребты и вершины, залитые бледным лунным светом, чернели долины и ущелья.
Полет прошел без происшествий и оказался таким коротким, что мигание сигнала, который специально установил Верда, застало меня врасплох. В иллюминаторе я увидел вершину Монте-Каммарата и ее западный склон, а когда мы резко пошли на снижение – и темное плато в форме блюдца, на которое нам предстояло приземлиться, и рядом с ним водопад, серебряной нитью сверкающий в лунном свете.
Верда заложил крутой вираж и стал набирать высоту, пройдя так близко от обрывистого склона горы, поднимавшейся над плато, что сердце екнуло в груди. И тут «Сессна» провалилась в воздушную яму. Холодок побежал у меня по спине, когда я представил себе свой прыжок.
Верда повернул на второй заход. Бёрк встал первым и двинулся по фалу к дверному проему. За ним следом шел Пьет, потом Легран и я. В предчувствии прыжка в бездну у меня подвело живот и пересохло во рту.
Красный сигнал вспыхнул раз, потом еще два раза. «Сессна» задрожала в вихревом потоке, и Бёрк исчез в пустоте. Пьет прыгнул так, чтобы оказаться прямо над ним, следом пошел Легран.
Настала и моя очередь. Ветер ревел в зияющей пропасти. Только сумасшедший может решиться на такое, подумал я и ринулся головой вниз, кувыркаясь в пустоте.
Парашют дернул меня вверх, и я выпустил из рук вещмешок, который прижимал к себе. Привязанный веревкой к моему поясу, он вращался теперь в двадцати футах подо мной. Вместе с темным куполом, раскрывшимся у меня над головой, я тоже вращался, искренне радуясь своей удаче.
Прыжок с восьмисот футов длится ровно тридцать секунд, так что мало в чем успеваешь разобраться. Ближе к земле стали попадаться воздушные ямы, и меня пару раз сильно тряхнуло. Как всегда ночью в горах, по горизонтали видимости – никакой. Я едва успел заметить, как мелькнул один купол, опускавшийся где-то в районе водопада, потом, плавно крутясь, как семечко одуванчика, прошел второй. Затем меня стало сильно мотать, дергать вверх-вниз.
Самое опасное в ночном прыжке – приземление. Куда летишь, не видно. Вдруг – внезапный удар, жесткая посадка. Количество потерь из-за переломов в таких операциях всегда очень велико. Вот почему я применил маленькую хитрость – сбросил свой вещмешок. Даже если спускаешься рывками, он первым ударится о землю и глухим стуком предупредит, что осталось лишь двадцать футов полета.
И в ту ночь мешок меня выручил. Я услышал его удар о землю, и через секунду уже сам покатился вслед за ним, угодив на довольно пружинистый дерн. Перекувырнувшись несколько раз, я наконец остановился, ударившись о выступ скалы.
Несколько минут я лежал, приходя в себя, потом кто-то подошел и склонился надо мной. В лунном свете блеснул стальной нож. «Смит-и-вессон» мгновенно оказался у меня в руке.
– Только хотел отрезать тебе поясную лямку, – услышал я голос Пьета Джейгера.
– А ты уверен, что не голову?
– В другой раз, когда ты уже будешь не нужен, – холодно ответил он, – и полоснул по поясной лямке.
Я освободился от парашюта и в зыбком предутреннем свете увидел, что Бёрк с Леграном тоже направляются к нам, волоча свои вещмешки и парашюты. Француз хромал. Во время спуска его так болтало, что он достиг склона раньше своего вещмешка и, приземлившись жестко, сильно ударился, но, к счастью, обошлось без перелома.
В вещмешках у нас лежали десантные рюкзаки с запасом воды и сухим пайком, наше оружие и боеприпасы. Мы вытрясли из них все и затолкали их вместе с парашютами в подходящую расщелину. Присев на корточки в тени скалы, Бёрк пустил по кругу фляжку с бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44