– Чиккио говорил, что ты и француз убиты.
– Он не совсем прав, как видишь. Остальные где?
– Где-то там, – он кивнул в сторону дома.
– Хоффера больше нет. Барбаччиа наконец рассчитался с ним. Иди отсюда – то, что здесь произойдет, тебя не касается.
Сторож юркнул в кусты, когда раздалась автоматная очередь, – несомненно, стрелял «АК». Шальная пуля угодила в висок греческой статуи и отколола кусок мрамора от ее головы. Я припал на колено, и тут же кто-то метнулся в темноту за парапетом в мавританском садике на крыше.
– Это я, Шон, Стаси. Я иду.
Ответа не последовало, но фонари, освещавшие сад, внезапно погасли. Не знаю, в чью дурацкую башку пришла столь блестящая идея, но она устраивала меня как нельзя лучше. Пока они привыкали к темноте, я бросился вперед, перелез через невысокий парапет террасы первого этажа и вбежал на мансарду.
Холл, освещенный единственной тускло горевшей лампочкой, переполняли тени. Я промчался через него с максимальной скоростью – быстрота теперь тоже мое оружие, – бесшумно поднялся по ступенькам, прижимаясь к стене, проскользнул по коридору мимо своей комнаты и попал на второй этаж, где стояла абсолютная тишина.
Остановившись в тени перед золотой дверью, секунду подумал и повернул ручку следующей двери, обитой кожей. Она отворилась. По всему было видно, что я попал в комнату Хоффера. Как и везде, раздвижная стеклянная дверь выходила из нее на террасу.
Вернувшись в холл, прижался к стене сбоку от золотой двери и тихонько позвал:
– Роза, ты здесь?
Ее голос прозвучал громко и ясно:
– Беги, Стаси! Беги!
Послышался звук удара, и три пули расщепили дверь примерно на уровне человеческой груди.
Быстро ступая на цыпочках, я прошел через комнату Хоффера, пересек террасу и заглянул внутрь через стеклянную дверь. Роза в халате лежала на полу. Чиккио босиком, но в трусах и майке, с пистолетом в правой руке, стоял у внутренней двери ко мне спиной.
Когда Чиккио осторожно ее открыл. Роза начала подниматься. Я шагнул в комнату и, как только он обернулся на звук, выстрелил ему в руку. Он пронзительно вскрикнул и схватился за кисть. Пистолет выпал и покатился по лестнице.
Роза рыдала. На лице и груди у нее темнели синяки – я заметил это, когда халат съехал у нее с плеч, обнажив верхнюю часть тела до пояса. Она механически поправила его с выражением сильнейшего потрясения на лице.
– Стаси, Стаси, – шептала она, заливаясь слезами. – Они сказали, что ты погиб.
Обвив мою шею руками, Роза, дрожа, прижалась ко мне. Краем глаза я продолжал следить за Чиккио.
– Нет, я жив, – утешал я ее. – А вот Хоффер умер – приговор мафии приведен в исполнение.
– Слава Богу, – сказала она с ненавистью. – Я хотела предупредить тебя, Стаси, в ту последнюю ночь, когда пришла к тебе в комнату. Даже собиралась вернуться потом, но ты был прав – я боялась, боялась по многим причинам. Как видишь, Хоффер все равно догадался, избил меня, а потом отдал этому животному...
Чиккио отступил в холл, а я повернул ее лицом к свету, который проникал из коридора. Синяков и кровоподтеков у нее на лице было больше, чем мне показалось сначала, и жгучая боль пронзила меня.
– Он насиловал тебя?
Она не стала отрицать, гордо вскинула голову и заявила:
– Я тоже оставила не нем свои отметины.
При виде моего лица Чиккио начал поспешно пятиться, все еще пытаясь зажать свою кровоточащую руку.
– Пожалуйста, синьор. – Он изобразил улыбку заговорщика. – Эта женщина – шлюха с задворок Палермо. Всем известно, откуда синьор Хоффер вытащил ее.
Он опять заискивающе улыбнулся, стоя спиной к лестнице, и ярость закипела во мне.
– Тебе смешно? Ты любишь шутки? Попробуй вот эту.
Я ударил его ногой в пах изо всех сил. Он взвыл и согнулся пополам. Правым коленом в лицо я отбросил его назад и отправил вниз по лестнице. Он дважды перевернулся через голову и грохнулся на площадку. Мгновение лежал неподвижно, потом, к моему удивлению, поднялся и, шатаясь, заковылял прочь, поддерживая болтавшуюся как плеть руку.
Я повернулся к Розе:
– Если тебе когда-нибудь станет стыдно своего прошлого, скажи мне об этом. Я тебе предложу на выбор несколько случаев из своей жизни, и ты почувствуешь, что чиста, как весталка. А сейчас мне надо идти. Бёрк ждет меня наверху, в саду на крыше.
– Нет, Стаси, их там двое. Они убьют тебя.
– Не думаю. Хотя, с другой стороны, все возможно в нашей жизни. – Я достал бумажник из кармана и отдал ей. – Если что-нибудь случится со мной, здесь ты найдешь то, что тебе поможет. А сейчас одевайся и жди меня в одной из машин внизу.
Я уже уходил, но она остановила меня и, не целуя, молча прижалась ко мне всем телом. Лицо ее выразило все. Нежно отстранив ее, я пошел к лестнице. Роза проводила меня взглядом, полным отчаяния.
Глава 18
На площадке третьего этажа дверь оказалась открытой. В саду вновь включили свет; таинственно мерцая мокрой листвой, он благоухал после дождя.
Прежде чем пересечь холл, я задержался на секунду, обдумывая тактику. Откуда он ждет меня – вот главное.
Несколько шагов – и я оказался в темном кабинете. Неизменные стеклянные двери, заменявшие наружную стену, были открыты. Неожиданно на меня нахлынули безразличие и усталость. Какой-то фатализм овладел мною, и я вдруг осознал, что уже ничто не имеет значения. Бёрк и я достигли предопределенной точки. Случится то, что должно случиться.
Я миновал кабинет тремя огромными прыжками и очутился в саду.
Его голос прозвучал внятно:
– Я здесь, Стаси. И знаю, что ты рядом.
– Ты и я, Шон? – откликнулся я. – Больше никого?
– Как всегда, парень! – Чем, круче был его ирландский акцент, тем меньше я ему доверял. – Пьета здесь нет. Он пошел на взлетно-посадочную полосу с нашим багажом. Мы улетаем сегодня ночью.
Он искренне врал. Конечно, врал, потому что, сколько бы Хоффер им ни заплатил, оставался еще чек на предъявителя на пятьдесят тысяч долларов в банковском сейфе в Палермо. Сегодня, в воскресенье, он не мог получить по нему деньги. И уж ни за что не бросил бы их.
Но, подчиняясь какому-то странному фатализму, я все же решил принять его игру и вышел из тени папоротников в узкий проход, увитый виноградом. Бёрк стоял в тени за кованым чугунным столиком с руками за спиной.
– Что ты там прячешь, Шон? – крикнул я.
– Ничего, Стаси. Ты что, мне не веришь?
– После гор, после Каммарата?
Он вытянул вперед пустые руки.
– Сожалею, что так вышло, но я знал, что ты никогда не согласишься убить девушку. – Он покачал головой и сказал с восхищением: – Но ты, Стаси, неуязвим. Господи, я думал, тебя разнесло на куски.
– Теряешь форму, Шон. Стареешь, – усмехнулся я. – Если хочешь знать, ты и с девушкой промахнулся. С ней уже все в порядке. А вот Хоффер пострадал от тебя больше всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Он не совсем прав, как видишь. Остальные где?
– Где-то там, – он кивнул в сторону дома.
– Хоффера больше нет. Барбаччиа наконец рассчитался с ним. Иди отсюда – то, что здесь произойдет, тебя не касается.
Сторож юркнул в кусты, когда раздалась автоматная очередь, – несомненно, стрелял «АК». Шальная пуля угодила в висок греческой статуи и отколола кусок мрамора от ее головы. Я припал на колено, и тут же кто-то метнулся в темноту за парапетом в мавританском садике на крыше.
– Это я, Шон, Стаси. Я иду.
Ответа не последовало, но фонари, освещавшие сад, внезапно погасли. Не знаю, в чью дурацкую башку пришла столь блестящая идея, но она устраивала меня как нельзя лучше. Пока они привыкали к темноте, я бросился вперед, перелез через невысокий парапет террасы первого этажа и вбежал на мансарду.
Холл, освещенный единственной тускло горевшей лампочкой, переполняли тени. Я промчался через него с максимальной скоростью – быстрота теперь тоже мое оружие, – бесшумно поднялся по ступенькам, прижимаясь к стене, проскользнул по коридору мимо своей комнаты и попал на второй этаж, где стояла абсолютная тишина.
Остановившись в тени перед золотой дверью, секунду подумал и повернул ручку следующей двери, обитой кожей. Она отворилась. По всему было видно, что я попал в комнату Хоффера. Как и везде, раздвижная стеклянная дверь выходила из нее на террасу.
Вернувшись в холл, прижался к стене сбоку от золотой двери и тихонько позвал:
– Роза, ты здесь?
Ее голос прозвучал громко и ясно:
– Беги, Стаси! Беги!
Послышался звук удара, и три пули расщепили дверь примерно на уровне человеческой груди.
Быстро ступая на цыпочках, я прошел через комнату Хоффера, пересек террасу и заглянул внутрь через стеклянную дверь. Роза в халате лежала на полу. Чиккио босиком, но в трусах и майке, с пистолетом в правой руке, стоял у внутренней двери ко мне спиной.
Когда Чиккио осторожно ее открыл. Роза начала подниматься. Я шагнул в комнату и, как только он обернулся на звук, выстрелил ему в руку. Он пронзительно вскрикнул и схватился за кисть. Пистолет выпал и покатился по лестнице.
Роза рыдала. На лице и груди у нее темнели синяки – я заметил это, когда халат съехал у нее с плеч, обнажив верхнюю часть тела до пояса. Она механически поправила его с выражением сильнейшего потрясения на лице.
– Стаси, Стаси, – шептала она, заливаясь слезами. – Они сказали, что ты погиб.
Обвив мою шею руками, Роза, дрожа, прижалась ко мне. Краем глаза я продолжал следить за Чиккио.
– Нет, я жив, – утешал я ее. – А вот Хоффер умер – приговор мафии приведен в исполнение.
– Слава Богу, – сказала она с ненавистью. – Я хотела предупредить тебя, Стаси, в ту последнюю ночь, когда пришла к тебе в комнату. Даже собиралась вернуться потом, но ты был прав – я боялась, боялась по многим причинам. Как видишь, Хоффер все равно догадался, избил меня, а потом отдал этому животному...
Чиккио отступил в холл, а я повернул ее лицом к свету, который проникал из коридора. Синяков и кровоподтеков у нее на лице было больше, чем мне показалось сначала, и жгучая боль пронзила меня.
– Он насиловал тебя?
Она не стала отрицать, гордо вскинула голову и заявила:
– Я тоже оставила не нем свои отметины.
При виде моего лица Чиккио начал поспешно пятиться, все еще пытаясь зажать свою кровоточащую руку.
– Пожалуйста, синьор. – Он изобразил улыбку заговорщика. – Эта женщина – шлюха с задворок Палермо. Всем известно, откуда синьор Хоффер вытащил ее.
Он опять заискивающе улыбнулся, стоя спиной к лестнице, и ярость закипела во мне.
– Тебе смешно? Ты любишь шутки? Попробуй вот эту.
Я ударил его ногой в пах изо всех сил. Он взвыл и согнулся пополам. Правым коленом в лицо я отбросил его назад и отправил вниз по лестнице. Он дважды перевернулся через голову и грохнулся на площадку. Мгновение лежал неподвижно, потом, к моему удивлению, поднялся и, шатаясь, заковылял прочь, поддерживая болтавшуюся как плеть руку.
Я повернулся к Розе:
– Если тебе когда-нибудь станет стыдно своего прошлого, скажи мне об этом. Я тебе предложу на выбор несколько случаев из своей жизни, и ты почувствуешь, что чиста, как весталка. А сейчас мне надо идти. Бёрк ждет меня наверху, в саду на крыше.
– Нет, Стаси, их там двое. Они убьют тебя.
– Не думаю. Хотя, с другой стороны, все возможно в нашей жизни. – Я достал бумажник из кармана и отдал ей. – Если что-нибудь случится со мной, здесь ты найдешь то, что тебе поможет. А сейчас одевайся и жди меня в одной из машин внизу.
Я уже уходил, но она остановила меня и, не целуя, молча прижалась ко мне всем телом. Лицо ее выразило все. Нежно отстранив ее, я пошел к лестнице. Роза проводила меня взглядом, полным отчаяния.
Глава 18
На площадке третьего этажа дверь оказалась открытой. В саду вновь включили свет; таинственно мерцая мокрой листвой, он благоухал после дождя.
Прежде чем пересечь холл, я задержался на секунду, обдумывая тактику. Откуда он ждет меня – вот главное.
Несколько шагов – и я оказался в темном кабинете. Неизменные стеклянные двери, заменявшие наружную стену, были открыты. Неожиданно на меня нахлынули безразличие и усталость. Какой-то фатализм овладел мною, и я вдруг осознал, что уже ничто не имеет значения. Бёрк и я достигли предопределенной точки. Случится то, что должно случиться.
Я миновал кабинет тремя огромными прыжками и очутился в саду.
Его голос прозвучал внятно:
– Я здесь, Стаси. И знаю, что ты рядом.
– Ты и я, Шон? – откликнулся я. – Больше никого?
– Как всегда, парень! – Чем, круче был его ирландский акцент, тем меньше я ему доверял. – Пьета здесь нет. Он пошел на взлетно-посадочную полосу с нашим багажом. Мы улетаем сегодня ночью.
Он искренне врал. Конечно, врал, потому что, сколько бы Хоффер им ни заплатил, оставался еще чек на предъявителя на пятьдесят тысяч долларов в банковском сейфе в Палермо. Сегодня, в воскресенье, он не мог получить по нему деньги. И уж ни за что не бросил бы их.
Но, подчиняясь какому-то странному фатализму, я все же решил принять его игру и вышел из тени папоротников в узкий проход, увитый виноградом. Бёрк стоял в тени за кованым чугунным столиком с руками за спиной.
– Что ты там прячешь, Шон? – крикнул я.
– Ничего, Стаси. Ты что, мне не веришь?
– После гор, после Каммарата?
Он вытянул вперед пустые руки.
– Сожалею, что так вышло, но я знал, что ты никогда не согласишься убить девушку. – Он покачал головой и сказал с восхищением: – Но ты, Стаси, неуязвим. Господи, я думал, тебя разнесло на куски.
– Теряешь форму, Шон. Стареешь, – усмехнулся я. – Если хочешь знать, ты и с девушкой промахнулся. С ней уже все в порядке. А вот Хоффер пострадал от тебя больше всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44