– Для Сицилии обычное дело. Сколько он потребовал?
– Не так уж много. Двадцать пять тысяч долларов.
– Хоффер обращался в полицию?
Бёрк покачал головой:
– Он провел на Сицилии достаточно времени и знает, что это бесполезно.
– Молодец. И он заплатил?
– Почти всю сумму. К несчастью, этот Серафино взял деньги, а потом вдруг объявил, что решил оставить девушку для личного пользования. И что если у него возникнут неприятности со стороны полиции или еще откуда-то, то он вернет ее по частям.
– Настоящий сицилиец, – сказал я. – Знает ли Хоффер, где его искать?
– В горах Каммарата. Ты представляешь, где это?
Я засмеялся:
– Последнее из творений Господних. Дикое нагромождение бесплодных плато, скал и хребтов. Там есть пещеры, в которых прятались еще рабы Рима две тысячи лет назад. Поверь мне, если Серафино – свой человек в горах, полиция может выслеживать его хоть целый год и ни разу его даже не увидит. Не помогут и вертолеты. Воздух и камни прогреваются неодинаково: слишком много воздушных ям.
– Неужели так безнадежно?
– Хуже, чем ты можешь вообразить. Их самый знаменитый бандит, Джулиано, прятался в горах, и его не могли взять, даже бросив в дело две армейские дивизии.
Он медленно кивнул.
– А мы, Стаси, сможем? Ты, я и штурмовой отряд?
Я попытался представить себе ситуацию. Горы Каммарата, жар вулканических скал, Серафино, девушка, которая, возможно, уже пошла по рукам его людей. Но я согласился не потому, что мысль о судьбе несчастной причиняла мне боль или вызывала мой гнев. Не исключено, что Благородная. Джоанна совсем не так уж плохо проводила время. Я согласился и не потому, что нуждался в деньгах. Причина лежала глубже – что-то личное связывало меня с Бёрком, а что – я тогда не мог себе объяснить.
– Да, считаю, шансы есть. Со мной у вас может получиться.
– Так ты согласен?
Он энергично подался вперед, положив руку мне на плечо, но я не собирался сдаваться так быстро.
– Я подумаю.
Шон не улыбнулся и не выказал каких-либо других эмоций, но напряжение стало явно выходить из него, как воздух из проколотого шара, так что уже через секунду он превратился в того уверенного человека, которым я его всегда знал.
– Идет, парень. Увидимся позже, когда вернешься на виллу.
Я смотрел, как он взобрался по тропинке и исчез за поворотом. Желание стрелять еще у меня пропало. Море манило прохладой, я прошел чуть дальше по берегу, разделся и поплыл.
Выбравшись у подножия скалы, местами покрытой травой со множеством полевых цветов, я вскарабкался на нее до половины и лег на спину, подставив солнцу свое обнаженное избитое тело и разглядывая облака сквозь полуприкрытые веки. Мне удалось расслабиться, и в голове стало совершенно пусто – один из приемов отдыха, который я усвоил в тюрьме.
Мир казался голубой чашей, в которую я погружен. Задремав в душистой траве, я вскоре заснул.
Проснулся в неподвижной тишине полдня. Сквозь цветы и траву, встававшие перед глазами, как джунгли, в нескольких ярдах от себя увидел женщину, ту самую гречанку. Была ли это случайность или ее прислал Бёрк? Притворившись спящим и наблюдая за ней сквозь полусомкнутые ресницы, я начал спокойно просчитывать возможные варианты. Она постояла две или три минуты, разглядывая меня без всяких эмоций на лице, затем повернулась и тихо ушла.
Когда она исчезла, я встал, оделся и снова спустился на пляж, чувствуя себя возбужденным. Все происходящее показалось мне игрой, в которой Бёрк делал следующий ход, а я все еще обдумывал предыдущий.
Карты и коробочка патронов оставались на своем месте, и, выходя на линию огня, я почувствовал в себе прилив энергии и какую-то особую сосредоточенность. Встал наизготовку, выстрелил и за секунду перезарядил револьвер. Прежняя сила вернулась ко мне, восстал прежний Стаси, каким он был до «ямы», – прежний, но не тот же самый.
В следующий раз я стрелял с левой руки, примерно с середины пояса, и уже знал результат прежде, чем проверил его.
Пять попаданий... пять попаданий в каждую карту плотной кучкой.
Разорвав карты на мелкие кусочки, я выбросил их в море, потом повернулся и начал подниматься к вилле.
* * *
Я проспал всю вторую половину дня и, проснувшись только с наступлением сумерек, все еще лежал без движения, когда Бёрк зашел в комнату, как бы проверяя, сплю ли я, и бесшумно удалился.
Как только стемнело, я натянул брюки и выскользнул на террасу. Где-то рядом разговаривали, я пошел на голоса и остановился у окна комнаты, которая, по всей видимости, была спальней Бёрка. Он сидел за столом в углу, а Пьет стоял рядом с ним, его светлые волосы золотились в свете лампы.
Бёрк посмотрел на него и улыбнулся – новой для меня, загадочной улыбкой, потрепал его по руке и сказал что-то. Пьет тут же пошел к выходу, как верная собака бежит по приказу хозяина.
Шон выдвинул ящик стола и достал нечто, подозрительно напоминающее бутылку виски, вынул пробку и глотнул прямо из горлышка, что для непьющего человека можно считать почти подвигом. Потом заткнул пробку и убрал бутылку в тот же ящик. Открылась дверь, и в комнату вошла гречанка.
Я собрался было уйти, потому что влезать в чужую личную жизнь да еще подглядывать в общем-то не в моих правилах, но он продолжал сидеть за столом и выглядел как настоящий полковник, давая ей какие-то указания, видимо на греческом, которым, как я знал, он владел достаточно хорошо после двух лет службы на Кипре во время кризиса.
Когда она вышла, я отступил в тень и пробрался обратно к себе в комнату. Все события представлялись мне теперь переплетением человеческих страстей. Я зажег сигарету и улегся на кровать, чтобы хорошенько все обдумать.
Дело – вот что вызывало у меня беспокойство. Легенда о Благородной Джоанне и Свирепом Серафино имела какую-то слабину. Да, конечно, она выглядела правдоподобной, но как-то неполно, как фуга Баха, в которой пропущена пара-тройка страниц.
Где-то вдали угрожающе прогрохотал гром. Боги сердятся? «О Зевс всемогущий, прости нас». Старая греческая цитата выплыла откуда-то из школьной программы, увлекая меня в мир винно-красных морей, бесстрашного Ахиллеса и лукавого Одиссея.
Я не слышал, как она вошла, но когда молния разорвала завесу мрака, увидел ее стоящей напротив сводчатого окна. И не издал ни звука. При следующей вспышке молнии заметил, как она уже приближается ко мне. Ее одежда лежала позади нее на полу, контуры ее налитого тела таинственно высвечивались в темноте, черные волосы прикрывали полные груди.
В следующее мгновение ее руки прикоснулись ко мне, губы мягко погрузились в мои, и я почувствовал на себе тяжесть ее тела. Одним жестоким движением я схватил ее за волосы и круто повернул, зажав, как в капкане.
– Что он приказал тебе делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44