- В трудные времена людей успокаивает то, к чему они привыкли, - заметил он. - Не важно, каша ли это на завтрак или одна и та же молитва на ночь. Больше половины жителей города когда-то были солдатами. Верни им военную дисциплину, пока они не вспомнят, как следует жить.
Я решил, что он прав, и приказал ему выбрать себе помощников. Тем же вечером мы с Дюрилом и следовавшим за ним отрядом переправились на другой берег в Приют Бурвиля и въехали в центр города. Там я, не слезая с лошади, самым суровым командирским голосом, на какой только был способен, созвал остатки городского совета. По возможности четко я сообщил им, что мой отец наделил Дюрила полномочиями выбрать двенадцать человек, которых он сочтет достойными представлять собой закон. Далее я сказал, что именем моего отца Дюрил с его отрядом установят в городе военный порядок и комендантский час, заколотят досками пустые дома, будут распределять припасы, а наиболее неугомонных молодых людей привлекут к копанию могил. Дюрил обеспечил поддержку силой, я же сделал все необходимые записи, пообещав, что, когда все немного успокоится, людям, помогавшим нам, возместят все убытки. Несмотря на свое неуклюжее тело, я постарался принять грозный вид и показать всем, что обладаю властью, на деле по большей части воображаемой. Я намекнул, что Дюрил будет докладывать о всех событиях в городе мне, а я - отцу. Это было правдой. Вот только они не знали, что отец продолжает молча смотреть в стену во время моих рапортов.
Это сработало. Потребовалось всего десять дней подобной тактики, чтобы горожане вновь стали законопослушными и доказали нам, что готовы отвечать за свою жизнь сами. Я сообщил выжившим членам совета, что они могут докладывать мне и я в случае необходимости поручу сержанту Дюрилу и его отряду установить правила, необходимые, по их мнению, для возвращения к нормальному порядку. Все это доставило мне огромное удовлетворение. Идея принадлежала Дюрилу, и именно благодаря ему в городе вновь воцарилась дисциплина, но я держался как должностное лицо и благородный человек, и это сработало. Я гордился собой и воображал, что, когда отец поправится, он разделит со мной эту гордость и ликование от успеха.
Это было лишь одно из дел, занимавших меня с утра до позднего вечера, и каждый день дюжины других, едва ли стоящих упоминания, требовали моего немедленного внимания и суждения. Мне казалось, я многое знаю об управлении поместьем, но лишь когда в цистерне закончилась вода, я вспомнил, что для поддержания ее полной требуется несколько человек, фургон, упряжка лошадей и бочки. Молодые фруктовые деревья в саду во время чумы остались без полива, но я привлек к этому делу мальчишек, и мне удалось спасти больше половины отцовских саженцев. А еще нужно было срочно починить ограды, поваленные скотом.
Еще на меня легла печальная обязанность сообщить нашим друзьям и родственникам о постигшем нас горе. Я отправил письма дяде, Эпини и Спинку и другим, в соседние поместья и на фермы. Затем я написал главе ордена Ванзи, рассказал ему о несчастье, постигшем нашу семью, и вложил в конверт послание для Ванзи. Мне пришел холодный ответ, где говорилось, что Ванзи будет еще месяц медитировать в уединении и что, как только он вернется, ему сообщат новости. Я вздохнул, жалея своего младшего брата, но мое внимание тут же отвлекли другие дела. Вскоре пришло короткое письмо от доктора Амикаса, он выражал мне свои соболезнования и настойчиво советовал сжечь все постельные принадлежности, занавеси и ковры из комнат больных, поскольку в них могла остаться зараза. Последовав его рекомендации, я взглянул на опустевшую комнату матери, и мое сердце сжалось. В доме по-прежнему пахло смертью, и я велел тщательно вымыть все комнаты и коридоры.
Хотя большинство наших слуг и наемных рабочих вернулись, мы лишились нескольких необходимых людей, и мне пришлось решать, кто займет их места. Кое-кто из наших слуг пережил чуму, и, хотя они поправлялись, они еще не были готовы полностью выполнять обычные обязанности. Под влиянием порыва я назначил Ниту домоправительницей, но довольно быстро выяснил, что, хотя она верна и умна, ей не хватает опыта, чтобы заставить все идти гладко. Но я не знал, как сместить ее, не оскорбив, и кем ее заменить. Так мы и жили под ее не слишком умелым руководством.
Я нашел учетные книги и ключи отца и старался вести ежедневные записи и тратить лишь необходимое. Это было непросто, и я часто спрашивал себя, как ему, солдату, удавалось так легко справляться с обязанностями лорда. Я даже представить себе не мог, что для этого требуется столько считать, не говоря уже об управлении людьми. По вечерам я молил доброго бога, чтобы отец скорее поправился и снял с моих плеч эту тяжкую ношу.
Через две недели после того, как я похоронил родных, я решил, что поместье почти вернулось к нормальной жизни и я могу забрать сестру от Поронтов. Я приказал подать экипаж и проехал той дорогой, что всего несколько месяцев назад привела нас на свадьбу моего брата. Теперь же я собирался навестить его вдову. Я облачился в лучший костюм, тот самый, что мать сшила мне на свадьбу Росса. Он оказался мне тесен.
Чума обошла владения Поронтов стороной, и мне было странно увидеть нормальную жизнь, когда я прибыл к ним. Люди работали на полях, скот мирно щипал траву, а открывший мне дверь ливрейный слуга вежливо улыбнулся, приглашая меня в дом. Но когда я вошел в комнаты, еще совсем недавно полные цветов и музыки, я увидел их траурное убранство. Родители Сесиль вышли встретить меня в гостиную, и я официально поблагодарил лорда и леди Поронт за заботу о моей сестре. Они смущенно возразили, назвав свою помощь меньшим, что они могли сделать для Ярил в столь страшные времена.
Я рассчитывал, что увезу с собой и Ярил, и Сесиль, но ее мать попросила меня позволить ее дочери остаться с ней, пока не минут хотя бы самые черные дни ее скорби. Она сказала, что потрясение, пережитое Сесиль, когда она, не успев побыть счастливой новобрачной, столкнулась с ужасами болезни и вдовства, оказалось слишком сильным для ее хрупкого здоровья. Вернувшись домой, она много дней была прикована к постели и до сих пор вставала лишь на несколько часов. Ее мать утверждала, что ей нужно время, чтобы прийти в себя и найти свою дорогу в печальной новой жизни. Я опасался, что они вовсе не собираются отпускать к нам Сесиль. Ее долг состоял в том, чтобы вернуться в дом своего мужа и взять на себя заботы о хозяйстве, но я не осмелился этого требовать. Я ответил, что, когда моему отцу станет лучше, они смогут вместе решить, как поступить.
Меня огорчило, что Ярил не вышла со мной поздороваться, но мать Сесиль объяснила, что они попросили ее подождать в саду, пока «дела не будут улажены».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212