- Кстати, - сказал канадец, - я ничего не говорил своим домашним -
это Мэй, Джинни и мой парень Тео - о тебе. То есть, ничего, кроме
официальной истории. Решил, что будет лучше оставить все это между нами.
Так будет проще.
- Вероятно, вы правы. - Хэссон минуту подумал об этой новой
информации. - А ваша жена не слишком удивилась, когда у вас ниоткуда
возник совершенно новый кузен?
- Мэй мне не жена. По крайней мере, пока нет. Сибил ушла от меня
примерно год назад, а Мэй со своей матерью приехала в прошлом месяце, так
что все в порядке. И вообще, для них у меня могут быть кузены по всему
белому свету.
- Понятно.
Хэссон почувствовал прилив беспокойства: ведь ему придется
встретиться и жить с еще тремя незнакомыми людьми. И он снова осознал, что
пополнил ряды ходячих калек. Теперь машина мчалась по прямому шоссе,
прорезавшему бесконечные просторы ослепительно сверкающего под солнечными
лучами снега. Неловко сунув пальцы в нагрудный карман, Хэссон достал
затемненные очки и надел их, радуясь преграде, которую они создали между
ним и напором вселенной, с которым ему не по силам было справляться. Он
поудобнее устроился на сиденьи с ненужной бутылкой виски в руках и
попытался как-то свыкнуться с новым Робертом Хэссоном.
Обманчиво заурядный термин "нервное расстройство" объединял в себе
множество проявлений физической опустошенности. Сознание же того, что он
страдает классическим и излечимым заболеванием, ничуть не уменьшало силы
их воздействия на психику. Сколько бы Хэссон ни говорил себе, что в
сравнительно недалеком будущем он вернется в нормальное состояние, его
подавленность и страхи оставались неумолимыми врагами, скорыми на
нападение, цепкими, с трудом разжимающими жестокую хватку. Оказалось, что
он эмоционально регрессировал и вновь переживает бури подросткового
возраста.
Его отец Десмонд Хэссон был владельцем магазинчика в западной
деревушке. Обстоятельства заставили его работать в городе, но он так и не
адаптировался к своему новому окружению. Наивный, неловкий, болезненно
стеснительный, отец жил жизнью безнадежного изгнанника всего в двухстах
километрах от места своего рождения. Он был связан устаревшими взглядами
на жизнь и вечно шептал на людях, дабы его непривычный говор не вызвал
любопытных взглядов. Его женитьба на решительной городской девушке привела
чуждый и непонятный мир фабрик и контор в его собственный дом, и он
сделался замкнутым и необщительным. Для отца стало горьким разочарованием,
что его сын легко и естественно воспринимал городскую среду, и долгие годы
он пытался изо всех сил выправить то, что считал серьезным недостатком.
Были долгие скучные прогулки по сельской местности (Десмонд Хэссон
удивительно мало знал о мире природы, которую так любил), бессмысленные
часы рыбалки в загрязненных речушках, скука насильственной работы в
огороде. Юный Роб Хэссон все это любил, но попытки отца перекроить его
натуру оставили реальные психологические следы.
Роб был общительным парнишкой и любил высказать свое мнение, и именно
на этой почве происходили самые серьезные конфликты. Раз за разом его
заставляли замолчать, унижали, опустошали упреками (всегда
высказывавшимися обиженным полушепотом) в том, что в результате выбранного
им образа действий люди будут на него СМОТРЕТЬ. Он вырос с насажденной в
его подсознании уверенностью, что самым скандальным поступком было бы
привлечь к себе снимание окружающих.
Были и другие поводы для самокритики, особенно связанные с сексом, но
главной и самой неотвязной бедой, столь мощно осложнившей его жизнь, была
необходимость казаться незаметным человеком. В колледже и потом, во время
недолгой службы в армии, каждый раз, когда Хэссону надо было встать и
обратиться к любому собранию, его преследовал и лишал уверенности образ
полных паники голубых глаз и родительский шепот: "Все будут на тебя
СМОТРЕТЬ!"
В конце концов Хэссон преодолел выработанный в нем условный рефлекс и
- поскольку отец его давно уже умер - считал, что навсегда избавился от
него. Но удар нервного заболевания, похоже, расколол его взрослый
характер, как стеклянную статуэтку. Казалось, отец вновь начинает
одерживать теперь уже посмертную победу, возрождаясь в собственном сыне.
Теперь Хэссону было чрезвычайно трудно поддерживать любой разговор, а
мысль о необходимости войти в дом незнакомых людей наполнила его сердце
ледяным страхом. Он мрачно смотрел на разворачивающиеся вокруг чужие
снежные пейзажи и отчаянно мечтал снова оказаться в своей двухкомнатной
квартирке в Уорвике, за запертыми дверями, в нетребовательном утешающем
обществе телевизора.
Эл Уэрри, словно ощутив его настроение, молчал всю дорогу, не считая
отрывочных комментариев о местной географии. Время от времени радиотелефон
издавал щелкающие и ворчащие звуки, но никаких сообщений по нему не
поступало. Хэссон воспользовался возможностью подзарядить севшие духовные
аккумуляторы и к тому моменту, когда над горизонтом показалась путаница
бледно светящихся воздушных скульптур, сообщившая о приближении Триплтри,
чувствовал себя более-менее успокоившимся. Он разглядывал внушительные
изгибы системы управления движением, когда его взгляд остановился на
силуэте странного строения на окраине города, которое резко выделялось на
фоне светящихся пастельных тонов.
- Что это за штука? - спросил Хэссон. - Сомневаюсь, что водонапорная
башня... Или все-таки она?
- Твои глаза в полном порядке, Роб. - Уэрри несколько секунд смотрел
прямо перед собой, словно убеждаясь, что тоже видит странный объект. - Это
наша местная достопримечательности: Каприз Морлачера, известный еще как
отель "Чинук".
- Для отеля у него довольно странная архитектура.
- Да, но не настолько, как можно было бы подумать. Ты знаешь, что
такое "чинук"?
- Теплый ветер, который бывает у вас зимой.
- Совершенно верно, если не считать того, что он бывает у нас не
всегда. В наших местах "чинук" имеет привычку проходить на высоте
ста-двухсот метров. Иногда даже всего пятидесяти. На уровне земли может
быть минус десять, так что мы ходим и мерзнем, а там, наверху, птицы
загорают при плюс десяти или пятнадцати. Вот что имел в виду старый Гарри
Морлачер, когда строил этот отель. Жилая часть находится как раз там, где
идет поток теплого воздуха. Он был задуман, как дорогой курорт для
нефтяников со всей Атабаски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49