– Огромные влажные глаза и кожа, словно умащенная маслом, казалось, поблескивали в тусклом свете лампы.
– Молодой Александр, – проговорил Демосфен, голос его чуть дрогнул.
Александр немедленно вспомнил, почему оказался здесь. Направив свой меч к горлу Демосфена, он приблизился к афинянину.
– Так вот каков человек, называющий моего отца лукавым псом и злобным зверем.
– С-с-стоит мне закричать, и ты м-м-мертв, царевич, – заикаясь, выдавил Демосфен.
– Это будет последний звук, который ты издашь в своей жизни, – проговорил Александр.
– Подожди, – отрезал я и, повернувшись к индусу, спросил: – Кто ты? И почему здесь оказался?
– Я служу Царю Царей, – ответил тот нараспев. – Я доставил золото и указания этому афинянину.
– Он привез золото и указания от Царя Царей, – пробормотал Александр. – И это человеку, который превозносит преимущество демократии, а на деле служит великому царю персов, тирану, угнетающему греческие города Ионии.
Демосфен распрямился в полный рост, и оказалось, что он чуточку выше Александра.
– Я служу только демократии Афин.
– Этот человек утверждает иное.
С кривой улыбкой Демосфен отвечал:
– То Царь Царей с-с-служит мне, Александр. Его з-з-золото позволяет мне воевать с твоим отцом.
– Политика. – Александр плюнул.
– Что ты понимаешь в политике, царевич? – отвечал раздраженный Демосфен, заикание которого вдруг словно унес порыв жаркого гнева. – Ты играешь в войну и думаешь, что силе покорно все. Но что ты знаешь о том, как править людьми?.. О том, как заставить свободных людей последовать за тобой?
– Я буду править, когда умрет мой отец, – отвечал Александр. – И тогда покорю целый мир.
– Понятное желание. Ты рожден правителем рабов и будешь таким же тираном, как твой отец. Вы проводите свою жизнь среди роскоши и удовольствий…
– Роскоши и удовольствий? – Царевич чуть не поперхнулся. – Да я воспитан как спартанский илот! Я могу пробежать двадцать миль и целую неделю жить на кореньях и травах. Тело мое крепко, куда до меня такому хлюпику и слизняку, как ты!
– Но ты живешь, зная, что однажды станешь царем. Ты никогда в этом не сомневался. Тебе никогда не приходилось думать, где добыть на завтра еды и будет ли у тебя крыша над головой.
– Я провел больше ночей под открытым небом, чем под крышей…
– Ну и что с того? – возразил Демосфен. – Я был рожден в бедности и всю свою жизнь обеспечивал себя только собственным умом. Я работал всегда… с самого детства. И никто не обещал мне места за столом. Мне пришлось бороться, чтобы сделаться тем, кем я стал. Я ведь не царевич и не могу быть уверен в своем будущем. Мне пришлось добиваться положения, которого я наконец достиг. Но я всегда могу лишиться его, даже сегодня, в этот самый момент. Мне никто ничего не гарантирует, у меня нет и не было влиятельного отца, у меня нет богатства, которое может избавить меня от голода и холода.
– Клянусь всеми богами, – едва ли не прошептал Александр. – Ты завидуешь мне!
– Завидую? Я? Никогда! Никогда!
Я приглядывал за индусом, но тот не был вооружен и не пытался приблизиться к мечу, находившемуся на сундуке позади него. Более того, он прислушивался к разговору с видимым интересом.
– Нет, ты завидуешь моему положению, – настаивал Александр. – И жалеешь о том, что я родился царевичем, а не ты.
– Никогда! – повторил Демосфен голосом, полным яда, и я подумал, что Александр задел больное место. – Я против всех царевичей и царей, против тиранов, которые правят людьми. Я хочу демократии, при которой люди сами распоряжаются собой.
– При которой людей всегда сбивают с толку подобные тебе демагоги, – сказал Александр. – Тебе нужны идиоты, покоряющиеся твоей напыщенной риторике. Тебе нужны другие рабы: ничтожные последователи твоего слова.
– И тебе нужны самые обычные рабы.
– Ты не прав. Престол в Македонии передается не по наследству, афинянин. Царя избирают.
– Но, как говорят, выбирает его только войско.
– Наше войско – все сильные мужи, жители нашего царства. Чем отличается это от вашей демократии?
– Ваше войско всегда изберет сына старого царя, и ты прекрасно знаешь это!
– Войско изберет сына старого царя, только если сочтет его достойным. Воины не любят повиноваться дуракам. А вот у вас при хваленой демократии, судя по тому, что я видел, захватить власть может любой лжец, если много наобещает и сумеет облечь свои мысли в изысканные фразы, способные расшевелить толпу.
Демосфен глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом зажмурил глаза и негромким голосом проговорил:
– Ты олицетворяешь силу меча и привилегии рода. Я же – волю народа. Завтра мы увидим, кто из нас сильнее.
– Если ты доживешь до завтрашнего дня, – проговорил Александр.
Глаза афинянина округлились.
– Ч-ч-чего еще о-о-ожидать от с-сына Филиппа? Итак, ты способен убить безоружного ч-ч-человека?
– Человека? Нет. Я просто отрублю голову ядовитой змее.
– Мы явились сюда не для этого, – напомнил я царевичу. – Сделав из Демосфена мученика, ты лишь озлобишь афинян.
Александр посмотрел на меня, а затем повернулся к Демосфену.
– Где будут находиться афиняне завтра? – спросил он.
– С краю на левом фланге, – ответил индус прежде, чем Демосфен успел открыть рот. – Фиванцы образуют сильное правое крыло.
Александр, моргая, смотрел на него.
– Я расскажу вам все, что вы хотите узнать, только не убивайте этого человека.
– Почему?
Индус отвечал с печальной улыбкой:
– Убийство запрещено моей верой. Человек не должен убивать другого или допускать убийство, если имеет возможность его предотвратить.
– Что это еще за вера? – удивился Александр.
– Путь Будды.
Я спросил:
– Итак, тебе известен план завтрашней битвы?
– О да!
– Можно ли ему верить? – спросил царевич.
– Я здесь представляю Царя Царей, – отвечал индус непринужденно. – Мой господин Дарий и его советники захотят узнать все подробности завтрашнего сражения. Я обязан рассказать все как было.
– Но сначала ты расскажешь планы ваших полководцев Филиппу и его военачальникам, – сказал Александр.
– Так я и сделаю, если вы пощадите этого человека.
Я спросил его, не скрывая удивления:
– Итак, чтобы пощадили одного человека, ты готов выдать на смерть целые тысячи?
– Их ждет смерть в завтрашней битве вне зависимости от того, что я сделаю сегодня. Я не в силах предотвратить кровопролитие, но могу спасти жизнь этого человека и обязан это сделать. Таков путь.
Я обернулся к Демосфену:
– Можно ли рассчитывать, что ты будешь молчать, пока мы отведем перса в наш лагерь?
Афинянин посмотрел на Александра, все еще державшего в руках меч, и кивнул.
– Похоже, ты веришь этому демагогу, Орион? – проговорил царевич. – А я – нет.
Бросив меч в ножны, Александр направился в угол палатки – к стойке для панциря, сорвал ремешки с кирасы и поножей и связал ими руки и ноги Демосфена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Молодой Александр, – проговорил Демосфен, голос его чуть дрогнул.
Александр немедленно вспомнил, почему оказался здесь. Направив свой меч к горлу Демосфена, он приблизился к афинянину.
– Так вот каков человек, называющий моего отца лукавым псом и злобным зверем.
– С-с-стоит мне закричать, и ты м-м-мертв, царевич, – заикаясь, выдавил Демосфен.
– Это будет последний звук, который ты издашь в своей жизни, – проговорил Александр.
– Подожди, – отрезал я и, повернувшись к индусу, спросил: – Кто ты? И почему здесь оказался?
– Я служу Царю Царей, – ответил тот нараспев. – Я доставил золото и указания этому афинянину.
– Он привез золото и указания от Царя Царей, – пробормотал Александр. – И это человеку, который превозносит преимущество демократии, а на деле служит великому царю персов, тирану, угнетающему греческие города Ионии.
Демосфен распрямился в полный рост, и оказалось, что он чуточку выше Александра.
– Я служу только демократии Афин.
– Этот человек утверждает иное.
С кривой улыбкой Демосфен отвечал:
– То Царь Царей с-с-служит мне, Александр. Его з-з-золото позволяет мне воевать с твоим отцом.
– Политика. – Александр плюнул.
– Что ты понимаешь в политике, царевич? – отвечал раздраженный Демосфен, заикание которого вдруг словно унес порыв жаркого гнева. – Ты играешь в войну и думаешь, что силе покорно все. Но что ты знаешь о том, как править людьми?.. О том, как заставить свободных людей последовать за тобой?
– Я буду править, когда умрет мой отец, – отвечал Александр. – И тогда покорю целый мир.
– Понятное желание. Ты рожден правителем рабов и будешь таким же тираном, как твой отец. Вы проводите свою жизнь среди роскоши и удовольствий…
– Роскоши и удовольствий? – Царевич чуть не поперхнулся. – Да я воспитан как спартанский илот! Я могу пробежать двадцать миль и целую неделю жить на кореньях и травах. Тело мое крепко, куда до меня такому хлюпику и слизняку, как ты!
– Но ты живешь, зная, что однажды станешь царем. Ты никогда в этом не сомневался. Тебе никогда не приходилось думать, где добыть на завтра еды и будет ли у тебя крыша над головой.
– Я провел больше ночей под открытым небом, чем под крышей…
– Ну и что с того? – возразил Демосфен. – Я был рожден в бедности и всю свою жизнь обеспечивал себя только собственным умом. Я работал всегда… с самого детства. И никто не обещал мне места за столом. Мне пришлось бороться, чтобы сделаться тем, кем я стал. Я ведь не царевич и не могу быть уверен в своем будущем. Мне пришлось добиваться положения, которого я наконец достиг. Но я всегда могу лишиться его, даже сегодня, в этот самый момент. Мне никто ничего не гарантирует, у меня нет и не было влиятельного отца, у меня нет богатства, которое может избавить меня от голода и холода.
– Клянусь всеми богами, – едва ли не прошептал Александр. – Ты завидуешь мне!
– Завидую? Я? Никогда! Никогда!
Я приглядывал за индусом, но тот не был вооружен и не пытался приблизиться к мечу, находившемуся на сундуке позади него. Более того, он прислушивался к разговору с видимым интересом.
– Нет, ты завидуешь моему положению, – настаивал Александр. – И жалеешь о том, что я родился царевичем, а не ты.
– Никогда! – повторил Демосфен голосом, полным яда, и я подумал, что Александр задел больное место. – Я против всех царевичей и царей, против тиранов, которые правят людьми. Я хочу демократии, при которой люди сами распоряжаются собой.
– При которой людей всегда сбивают с толку подобные тебе демагоги, – сказал Александр. – Тебе нужны идиоты, покоряющиеся твоей напыщенной риторике. Тебе нужны другие рабы: ничтожные последователи твоего слова.
– И тебе нужны самые обычные рабы.
– Ты не прав. Престол в Македонии передается не по наследству, афинянин. Царя избирают.
– Но, как говорят, выбирает его только войско.
– Наше войско – все сильные мужи, жители нашего царства. Чем отличается это от вашей демократии?
– Ваше войско всегда изберет сына старого царя, и ты прекрасно знаешь это!
– Войско изберет сына старого царя, только если сочтет его достойным. Воины не любят повиноваться дуракам. А вот у вас при хваленой демократии, судя по тому, что я видел, захватить власть может любой лжец, если много наобещает и сумеет облечь свои мысли в изысканные фразы, способные расшевелить толпу.
Демосфен глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом зажмурил глаза и негромким голосом проговорил:
– Ты олицетворяешь силу меча и привилегии рода. Я же – волю народа. Завтра мы увидим, кто из нас сильнее.
– Если ты доживешь до завтрашнего дня, – проговорил Александр.
Глаза афинянина округлились.
– Ч-ч-чего еще о-о-ожидать от с-сына Филиппа? Итак, ты способен убить безоружного ч-ч-человека?
– Человека? Нет. Я просто отрублю голову ядовитой змее.
– Мы явились сюда не для этого, – напомнил я царевичу. – Сделав из Демосфена мученика, ты лишь озлобишь афинян.
Александр посмотрел на меня, а затем повернулся к Демосфену.
– Где будут находиться афиняне завтра? – спросил он.
– С краю на левом фланге, – ответил индус прежде, чем Демосфен успел открыть рот. – Фиванцы образуют сильное правое крыло.
Александр, моргая, смотрел на него.
– Я расскажу вам все, что вы хотите узнать, только не убивайте этого человека.
– Почему?
Индус отвечал с печальной улыбкой:
– Убийство запрещено моей верой. Человек не должен убивать другого или допускать убийство, если имеет возможность его предотвратить.
– Что это еще за вера? – удивился Александр.
– Путь Будды.
Я спросил:
– Итак, тебе известен план завтрашней битвы?
– О да!
– Можно ли ему верить? – спросил царевич.
– Я здесь представляю Царя Царей, – отвечал индус непринужденно. – Мой господин Дарий и его советники захотят узнать все подробности завтрашнего сражения. Я обязан рассказать все как было.
– Но сначала ты расскажешь планы ваших полководцев Филиппу и его военачальникам, – сказал Александр.
– Так я и сделаю, если вы пощадите этого человека.
Я спросил его, не скрывая удивления:
– Итак, чтобы пощадили одного человека, ты готов выдать на смерть целые тысячи?
– Их ждет смерть в завтрашней битве вне зависимости от того, что я сделаю сегодня. Я не в силах предотвратить кровопролитие, но могу спасти жизнь этого человека и обязан это сделать. Таков путь.
Я обернулся к Демосфену:
– Можно ли рассчитывать, что ты будешь молчать, пока мы отведем перса в наш лагерь?
Афинянин посмотрел на Александра, все еще державшего в руках меч, и кивнул.
– Похоже, ты веришь этому демагогу, Орион? – проговорил царевич. – А я – нет.
Бросив меч в ножны, Александр направился в угол палатки – к стойке для панциря, сорвал ремешки с кирасы и поножей и связал ими руки и ноги Демосфена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73