Я вскипел гневом:
– Опять твои детские игры? Выдумал еще одно испытание… Хочешь посмотреть, как твое создание будет прыгать в новый обруч?
– Мне не до игр, Орион. – Его лицо сделалось жестким и мрачным. – Увы, все это слишком серьезно.
– Тогда скажи мне наконец, что происходит? – потребовал я.
С преувеличенным негодованием Атон отвечал:
– Считай, что ты сам виноват в этом, смертный. Аня принимала человеческое обличье, потому что тревожилась за тебя, а потом поняла, что ей нравится быть человеком. Она даже думает, что любит тебя, как это ни странно.
– Да, она любит меня, – проговорил я, пытаясь этими словами подбодрить себя.
– Тешь себя, если тебе приятно, – фыркнул Золотой. – Но Ане человеческое тело показалось настолько привлекательным, что и другие создатели заинтересовались. Вот и мы с Герой отправились в эту эпоху, чтобы затеять новую игру в царей и императоров.
– Ты и Гера?
– Неужели это волнует тебя, Орион? Признаюсь, однако, что человеческие страсти могут приносить… удовольствие, временами даже изрядное.
– Гера хочет, чтобы сын, которого она родила Филиппу, сделался владыкой мира.
– Она родила Филиппу? – Атон расхохотался. – Не будь глупцом, Орион.
– Так это ты отец Александра?
– Как я уже сказал, Орион, человеческие страсти могут приносить удовольствие, и не только физическое, а, скажем, такое, которое получает стратег, двигающий армии, словно шахматные фигурки, направляющий политику разных стран… Волнующее занятие.
– И что же нужно тебе от меня? – спросил я.
– Ты участвуешь в игре, Орион, как одна из моих шахматных фигур… Пешка, конечно.
– Гера утверждала, что континууму угрожает небывалая беда. Она говорила, что в опасности все творцы.
Снисходительная улыбка на устах Золотого померкла.
– Все это твоя вина, – повторил он. – Твоя и Ани.
– Как так?
– Вы приняли человеческое обличье и живете человеческой жизнью. Фу!
– Но ты тоже принял человеческое обличье, – сказал я.
– Потому что это доставляет мне удовольствие, Орион. Перед тобой всего лишь иллюзия. – И фигура Атона, замерцав, расплылась перед моими глазами, превратившись в сферу, сверкавшую ослепительным золотым блеском. Я не мог смотреть на это подобие солнца. Мне даже пришлось прикрыть руками лицо, но и сквозь ладони я ощущал свирепый жар.
– Видишь, как мне трудно разговаривать с тварью, находясь в своем собственном облике, – отвечал он, отводя мои руки от глаз. Атон снова сделался человеком.
– Я… понял.
Он вновь захохотал:
– Это тебе только кажется, Орион. Ты не можешь осознать даже миллионную долю истины. Твой мозг не способен к восприятию ее.
– Итак, ты утверждаешь, что через пять недель Аня будет на Арарате, – уточнил я, погасив в себе гнев.
– Через пять недель… на закате, на самой вершине горы.
– Я буду там.
Он кивнул:
– Будешь ли там или нет, это ничего не решает. Аня явно беспокоится о тебе. Но, скажу тебе откровенно, наша задача станет много легче, если она наконец забудет тебя.
– Но она этого не хочет, так ведь?
– Увы, нет. – Он скривился. – Ну что ж, я передал послание. А теперь у меня есть собственные дела.
Очертания фигуры Атона начали таять.
– Подожди! – Я протянул руку, чтобы остановить его. Рука моя пронзила пустоту.
– Что такое? – спросил он нетерпеливо, почти исчезнув.
– Почему я попал в это время? Что я должен здесь совершить?
– Ничего, совсем ничего, Орион. Но, как всегда, ты умудрился все запутать и здесь.
Он исчез, словно задутый ветром язычок пламени над свечой.
Демосфен шевельнулся и ожил. Он нахмурился, глядя на меня:
– Ты все еще здесь, Орион? А я думал, что ты ушел вместе с послом.
– Ухожу, – ответил я и добавил, обращаясь к себе: – Немедленно на Арарат.
Проще и быстрее путешествовать одному. Я знал, что не смогу прихватить с собой македонских воинов, даже если захочу этого. Они обязаны проводить Кету назад в Пеллу, как только Дарий решит дать ответ на предложение Филиппа. Предполагалось, что я должен оставаться с ними, однако теперь мне предстояло заняться более важным делом. Мне нужно попасть на Арарат, а это значило, что мне придется нарушить присягу, данную македонскому царю, каким-то образом выбраться из Парсы, миновав всех воинов, охранявших город-дворец Царя Царей.
Словом, ночью я украл лошадь – точнее, двух – из тех, на которых мы въехали в Парсу, – прямо из конюшни, где размещались наши кони. Сделать это было не сложно, мы каждый день ухаживали за лошадьми, и конюхи привыкли к нам. Двое разбуженных мной мальчишек лишь слегка удивились тому, что воин решил поупражняться в верховой езде при свете луны. Они вновь спокойно устроились на своих соломенных ложах, когда я пообещал самостоятельно позаботиться о животных и отказался от помощи.
Ведя коней в поводу, я направился к воротам дворца. Стражи скорее были обязаны не впускать во дворец, чем не выпускать из него. Но меня все же остановили.
– Куда ты собрался, варвар? – спросил старший. Их было четверо, еще несколько стражей находились в караулке, пристроенной к стене дворца.
– Такой ночью приятно проехаться, – отвечал я непринужденно.
– За конюшней есть место для упражнений, – сказал перс. В лунном свете лицо его казалось холодным и жестким. Остальные три стража, как и он, были вооружены мечами. Я заметил, что к стене прислонено несколько копий.
– Я хочу выбраться из города, чтобы хорошенько размяться.
– По чьему приказу? Ты не имеешь права выехать из дворца без разрешения!
– Я – гость великого царя, – сказал я. – Разве я не вправе оставить дворец?
– Тоже мне гость! – Воин откинул голову и расхохотался. Примеру старшего последовали и остальные.
Я вскочил на спину ближайшего коня и послал животное в галоп, прежде чем они осознали, что происходит. Поводья второго коня оставались в руке, и он последовал за мной.
– Эй! Остановись!
Я припал к шее коня, ожидая услышать свист летящего копья. Но если они и пытались попасть в меня, им это не удалось, и я выехал на широкую мощеную улицу Парсы, которая вела к городской стене.
Я знал, что никто не успеет предупредить стражу у ворот, но не хотел тратить время на разговоры. Городские ворота оказались не заперты, и я отправился к ним. Заслышав цокот копыт, дремавшие стражники начали поднимать головы. Ворота были чуть приоткрыты, но мне хватило бы и щели, чтобы оставить город, прежде чем створки захлопнутся за мной. Успех мне принесла стремительность, с какой я рванулся вперед. Поначалу стражники застыли, не зная, что делать, а потом уже не могли остановить меня. Они кричали. Один даже встал на моем пути и замахал руками, пытаясь испугать лошадей. Но те неслись вперед, закусив удила, и не собирались останавливаться. Он едва успел отпрыгнуть в сторону, и кони метнулись в ворота, выходившие на широкую, поросшую кустарником равнину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73