Вейжон устал. Он по-настоящему устал за бесконечные часы созерцания собственных доспехов и меча, когда он, не в силах заснуть, умолял Бога помочь ему разобраться в происшедшем. Помочь понять, как градани оказался в числе лучших воинов. Он знал, что в Ордене есть простые люди. Отец сэра Чарроу был обычным каменщиком во славу Томанака! Но градани? Неотесанный варвар, который и разговаривает как варвар! Который даже отказался от посвящения в рыцари Ордена, не позволил им хотя бы немного смягчить оскорбление, нанесенное самим фактом того, что он их защитник! Дикарь, который, как кажется, даже не осознает, какую великую честь хотел оказать ему сэр Чарроу, градани, который говорит о Боге без малейшего почтения!
А теперь еще и это! Лицо Вейжона побагровело, он громко заскрежетал зубами, когда в его мозгу сама собой зазвучала песня. Он не собирался заходить в ту таверну. Подобные места существуют для простонародья: матросов, торговцев и прочей публики, — но они с сэром Йорхусом возвращались с задания, данного капитаном Хардейном, когда ему послышались слова «кровавая рука Базела». Мотив вырвался в на миг приоткрытую дверь, и Вейжон понял, что у него нет выбора. Они с сэром Йорхусом вошли в заведение, закутавшись в плащи и надеясь, что никто не узнает эмблемы Ордена на их накидках. Они остановились за спинами собравшихся и начали слушать, сперва с изумлением, потом с недоверием и, наконец, с ужасом и негодованием.
Это насмешка над Орденом! Это насмешка надо всем, на чем стоит Орден. И все от имени этого неумытого болвана, спасающего служанок от «чрезмерной чести», оказываемой им «незадачливыми лордами»! И вся эта чепуха о спасении благородных дам, переодетых крестьянками, можно подумать, что такое возможно! А сражения с демонами и зловещими принцами, прости, Томанак, с помощью проклятых мечей! Во всей Империи уже лет сорок не слышали о демонах! Все было бы не так плохо, если бы песня, Фробус ее побери, была сложена с должным почтением, но так! Один бард в доме его отца иногда пел песни о подобных деяниях, они учили и воодушевляли, даже когда слушатели знали, что все происходящее в них — выдумка. Но это… это… в этих виршах утверждалось, что все описанное случилось на самом деле, давали слово Базела, что это правда, как будто это игрушки! Можно подумать, что тот, кто утверждает, будто он избранник Томанака, просто объект насмешек!
Потрясение было слишком велико для Вейжона. Попытки сэра Йорхуса успокоить его дали обратный результат. Рыцарь-командующий не одобрял появления Базела, но он попытался убедить Вейжона, будто не имеет никакого значения, что именно невежественные, низкородные докеры и рыбаки подумают об Ордене и его членах. Разумеется, братство имеет все причины расстроиться, даже разозлиться из-за нанесенного оскорбления, но их обязанность состоит в том, чтобы быть выше этого, не замечать, как бы всякий сброд ни старался унизить Орден.
Доводы были подобраны неудачно. Сэр Йорхус будто специально сказал именно те слова, которые окончательно разъярили Вейжона, и молодой рыцарь вихрем вылетел из таверны. Даже долгий обратный путь по морозу до дома Ордена не успокоил его. На самом деле после прогулки его ярость даже возросла.
Будь Вейжон чуть меньше разозлен, он понял бы, почему песня высвободила наружу все неудовольствие и разочарование, которые давили на него с момента прибытия Базела. Но он был слишком зол и слишком обескуражен. Он не стал бы выражать это словами. Не стал бы, не смог, не позволил бы себе облечь свои чувства в слова даже для самого себя. В глубине души ему казалось, сознавался он в этом себе или нет, что его предали. Сделав Базела Своим избранником, Бог лишил веры Вейжона Алмераса. Поставив над ним того, кто был недостоин даже пасти свиней герцога Трехелмского, Томанак надсмеялся над тридцатью поколениями семейства Алмерасов.
Но, поскольку Вейжон не мог винить бога, оставалась только одна личность, которую он мог винить. Он все сильнее скрежетал зубами, идя по коридору к своей небольшой, скромно обставленной комнате. Он сражался со своим гневом, словно со слугой Тьмы, и, даже ослепнув от ярости, понимал, что рыцарь Ордена не должен испытывать подобных чувств. Но он был всего лишь человеком, он был очень молод, и чем больше он бился, тем сильнее становился враг.
Вейжон завернул за угол, не глядя по сторонам, и охнул от удара — он едва не упал, наскочив со всего маху на кого-то, кто шел ему навстречу.
— Прошу прощения, — начал он сдавленно, с трудом восстанавливая равновесие, — я…
Но тут он увидел, к кому обращается, и слова застыли у него в горле.
— Ничего страшного, мальчик, — дружелюбно отозвался Базел. — Коридор не слишком широк, а я из тех, кому требуется много места. Поэтому…
— Нечего смотреть на меня свысока! — процедил Вейжон сквозь зубы.
Едва прозвучали эти слова, как он понял, что совершил оплошность. Подобная неучтивость была даже хуже оплошности, это было нарушение клятвы. Он только рыцарь-послушник, даже не рыцарь-компаньон, а этот градани — избранник. Но сейчас это не имело значения. То есть, наоборот, имело… но он ничего не мог поделать. Предательство и ненависть туманили его голубые глаза, он увидел, как потяжелел взгляд обычно приветливых глаз градани, увидел, как он прижал уши к голове, увидел, как его рука легла на рукоять кинжала, и ему стало все равно.
— Я вовсе не смотрел на тебя свысока, сэр Вейжон.
Глубокий рокочущий бас прозвучал холодно, в нем угадывался скрытый гнев. Яркий яростный огонек в глазах Базела дал бы понять другому градани, насколько велика угрожающая ему опасность. Но Вейжон был человеком, и он никогда не видел градани в раже. Он понятия не имел, что он сейчас наблюдает, но как бы ни была велика его собственная злость, он заметил, насколько хорошо Базел владеет собой.
И это все окончательно испортило. Базел говорил, как должен говорить настоящий мужчина, но Вейжон слышал лишь голос взрослого, выговаривающего непослушному ребенку.
— Нет, смотрел! — выплюнул он, не в силах сдержать ураган бушующих в нем страстей. — Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, градани! Мне ничего не нужно от тебя и от твоего вонючего клана, я…
— Вейжон!
Властный голос хлыстом стегнул его на середине тирады, и он похолодел. На какой-то миг ему показалось, что вся вселенная затаила дыхание, замерла в ожидании, застыла между двумя мгновениями. Но потом наваждение прошло… и реальность оказалась хуже его. Гораздо хуже.
— Мне кажется, ты забыл о вежливости, сэр Вейжон, — продолжал голос у него за спиной. Он был холоднее зимы в Вондерланде и острее дворвенхеймского клинка. — Ты забыл себя, ты забыл, как следует обращаться к избраннику нашего Бога, а это значит, что ты оскорбил Его, Того, кому мы служим клинком, кровью и душой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121