Потому что, не приняв решения, ты будешь представлять собой мишень для каждого неприкаянного духа в Восточном Кандаре.
– А где они были раньше?
– Раньше ты не обнаруживал себя, пустив в ход посох.
Прежде чем мне удалось сформулировать подходящий вопрос, мой собеседник отвернулся и мгновенно заснул.
Да и был ли у него ответ?
Я долго смотрел на огонь, потом проверил лошадей и лег, укрывшись плащом. Я был почему-то уверен, что заснуть все равно не смогу. И совершенно напрасно.
XXVIII
Мужчина в белом сидит в кресле-качалке из светлого дерева. Глаза его рассеянно ловят мерцание язычков каминного пламени.
– Итак, достойная госпожа, удалось ли тебе увидеть в действии хваленые добродетели Отшельничьего?
Его собеседница поджимает губы и ничего не отвечает. Однако он и не настаивает. Просто сидит и ждет, предоставляя ей возможность осмыслить заданный вопрос.
Ее взгляд перемещается с его слегка загорелого лица на огонь, потом возвращается обратно.
– Я видела много горя, но в этом едва ли можно винить Отшельничий, – произносит наконец молодая женщина.
На ней одежда из серой кожи. Ярко-синий шарф оттеняет блеск ее рыжих волос и белизну кожи. Стоя у низенького столика, она кажется выше, чем на самом деле. На долю мгновения ее глаза обращаются к безмолвной, закутанной в вуаль женщине, спокойно сидящей в кресле по другую сторону очага.
– Но ты же видела бесконечные дожди, вымывающие из полей саму жизнь? И пустой рейд Фритауна, куда ни один корабль не доставляет провизии? – голос мужчины в белом остается ровным и мягким.
Собеседница обдумывает его слова, а потом осторожно произносит:
– Ты намекаешь на то, что эти невзгоды – дело рук Мастеров Отшельничьего?
– Какие уж намеки, если речь идет об очевидном! Но, возможно, тебе потребуется еще некоторое время для наблюдений и размышлений об увиденном.
– А я не думаю, что нам следует играть словами, – звучит гортанный голос темноволосой женщины, сидящей в кресле. – Тебе ведь хотелось бы узнать, как лучше распорядиться своими силами во имя общего блага? А мы полагаем, что способны тебе в этом помочь.
– Но что ты потребуешь взамен? – спрашивает рыжеволосая, не сводя взора с мужчины в белом. – Только не говори, будто предлагаешь помощь по доброте душевной.
– Сказать так – значит солгать, и солгать напрасно. Ты бы все равно мне не поверила, – в уголках его рта появляются морщинки, а глаза на мгновение светлеют. – Но уверен, от тебя не укрылось, как неохотно мастера Отшельничьего используют свои возможности, чтобы сеять добро за пределами острова. И – в этом я тоже уверен – не раз ты задавалась вопросом: почему же они не приходят на помощь страждущим? Зачем, например, ими устроена блокада Фритауна?
Рука его вяло указывает на темное, занавешенное окно.
– Возможно, правители Фритауна далеки от совершенства, но такого рода меры меньше всего задевают власть имущих. Бедняки, люди, живущие своим трудом – вот кого блокада лишает работы и куска хлеба.
Рыжая слегка переминается с ноги на ногу.
– Звучит это красиво, Мастер Антонин, но чем обвинять других – не лучше ли самому помочь страждущим? Ты ведь не бедствуешь, если раскатываешь всюду в золоченой карете,
– Но разве ты своими глазами не видела, как я кормил голодных и обогревал замерзавших?
Слова его звенят серебром. Рыжая подается назад, не находя возражений.
– Мне нужно это обдумать.
– Непременно. Но размышлять можно и путешествуя. Я предлагаю тебе поездить со мной по Кандару и своими глазами увидеть, как я пытаюсь облегчаю участь людей, ввергнутых в нужду по воле Отшельничьего.
Рыжая угрюмо молчит.
XXIX
На рассвете Джастин выглядел почти таким же бодрым, как при первой нашей встрече в гостинице «Уют». Лишь в голосе осталась усталость да под глазами темные круги.
Принеся воды, я сварил размазню, имевшую вкус превосходного кукурузного пудинга. Выпили мы и бодрящего чаю.
Однако Джастин совершенно не спешил снова отправиться в путь, и это заставляло предположить, что он все еще чувствовал себя усталым.
Сворачивая свой спальный мешок, я приметил торчащий из торбы Джастина уголок истертого переплета какой-то книжки. Томик не окружала никакая аура – ни хаоса, ни гармонии; однако и кожа переплета, и пергаментные страницы буквально дышали древностью. Брови мои поднялись – поневоле задумаешься, что за книгу может веками возить с собой чародей? Не иначе как сборник заклинаний, описание колдовских ритуалов или что-то в этом роде. Уловив мой взгляд, Джастин потянулся и достал книжку.
– На. Можешь почитать.
– Что это?
– «Начала Гармонии», так она называется. Ею пользуются все Черные маги.
– И что, ее обязательно нужно прочесть?
Джастин улыбнулся:
– Лишь в том случае, если ты намереваешься стать Мастером гармонии.
– А она древняя? – спросил я, пытаясь прийти в себя.
– Отец дал мне ее в дорогу, когда я уходил из дому.
– А где был твой дом, Джастин? Откуда ты родом?
– Не из того места, о котором стоило бы особо распространяться. Книжку-то читать будешь?
– Э... ну... может, потом...
– Надумаешь – скажешь.
Он лег, закрыл глаза и снова стал выглядеть много старше тех тридцати с небольшим, которые я дал ему при первой встрече.
«Начала Гармонии». Надо же, та самая книга, которую при расставании сунул мне в торбу мой отец...
Снаружи дул холодный северный ветер. Высоко в небе висели бесформенные темные облака.
Траву на лужайке у кустов пони выели почти начисто, основательно пообгрызли сухую листву с самих кустов и перебрались ближе к источнику.
– Ты готов? – спросил Джастин, открыв глаза.
– В дорогу?
– Нет. Дорога мне пока что не под силу. Я спрашиваю, готов ли ты по-настоящему поучиться защищаться от магов вроде Антонина или блуждающих духов?
– Пожалуй...
Мне очень хотелось верить, что на сей раз учеба окажется не такой нудной, как всегда. Впрочем, учиться в любом случае необходимо: не оставаться же беззащитным!
Джастин сел, привалившись к стене. Сажа замарала рукав его серой полотняной туники, но он оставил это без внимания.
– Итак, умение достигается практикой. Но по существу от тебя требуется одно: сосредоточиться на том, что ты – это ты. Самый простой способ – мысленно, а то и вслух повторять фразу вроде: «я – это я», «я – это я». Можешь талдычить ее, как дятел.
– Зачем?
Джастин вздохнул:
– Когда кто-то желает внедриться в твое сознание, он пытается лишить тебя своего «я». Ощущения того, что ты являешься самостоятельной, неповторимой личностью. Твоя задача – остаться самим собой. Для этого необходимо сначала уразуметь и признать, что ты подвергаешься искушению, а потом отстоять свое право на самобытность.
– Ты это о чем?
Джастин вперил в меня взгляд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– А где они были раньше?
– Раньше ты не обнаруживал себя, пустив в ход посох.
Прежде чем мне удалось сформулировать подходящий вопрос, мой собеседник отвернулся и мгновенно заснул.
Да и был ли у него ответ?
Я долго смотрел на огонь, потом проверил лошадей и лег, укрывшись плащом. Я был почему-то уверен, что заснуть все равно не смогу. И совершенно напрасно.
XXVIII
Мужчина в белом сидит в кресле-качалке из светлого дерева. Глаза его рассеянно ловят мерцание язычков каминного пламени.
– Итак, достойная госпожа, удалось ли тебе увидеть в действии хваленые добродетели Отшельничьего?
Его собеседница поджимает губы и ничего не отвечает. Однако он и не настаивает. Просто сидит и ждет, предоставляя ей возможность осмыслить заданный вопрос.
Ее взгляд перемещается с его слегка загорелого лица на огонь, потом возвращается обратно.
– Я видела много горя, но в этом едва ли можно винить Отшельничий, – произносит наконец молодая женщина.
На ней одежда из серой кожи. Ярко-синий шарф оттеняет блеск ее рыжих волос и белизну кожи. Стоя у низенького столика, она кажется выше, чем на самом деле. На долю мгновения ее глаза обращаются к безмолвной, закутанной в вуаль женщине, спокойно сидящей в кресле по другую сторону очага.
– Но ты же видела бесконечные дожди, вымывающие из полей саму жизнь? И пустой рейд Фритауна, куда ни один корабль не доставляет провизии? – голос мужчины в белом остается ровным и мягким.
Собеседница обдумывает его слова, а потом осторожно произносит:
– Ты намекаешь на то, что эти невзгоды – дело рук Мастеров Отшельничьего?
– Какие уж намеки, если речь идет об очевидном! Но, возможно, тебе потребуется еще некоторое время для наблюдений и размышлений об увиденном.
– А я не думаю, что нам следует играть словами, – звучит гортанный голос темноволосой женщины, сидящей в кресле. – Тебе ведь хотелось бы узнать, как лучше распорядиться своими силами во имя общего блага? А мы полагаем, что способны тебе в этом помочь.
– Но что ты потребуешь взамен? – спрашивает рыжеволосая, не сводя взора с мужчины в белом. – Только не говори, будто предлагаешь помощь по доброте душевной.
– Сказать так – значит солгать, и солгать напрасно. Ты бы все равно мне не поверила, – в уголках его рта появляются морщинки, а глаза на мгновение светлеют. – Но уверен, от тебя не укрылось, как неохотно мастера Отшельничьего используют свои возможности, чтобы сеять добро за пределами острова. И – в этом я тоже уверен – не раз ты задавалась вопросом: почему же они не приходят на помощь страждущим? Зачем, например, ими устроена блокада Фритауна?
Рука его вяло указывает на темное, занавешенное окно.
– Возможно, правители Фритауна далеки от совершенства, но такого рода меры меньше всего задевают власть имущих. Бедняки, люди, живущие своим трудом – вот кого блокада лишает работы и куска хлеба.
Рыжая слегка переминается с ноги на ногу.
– Звучит это красиво, Мастер Антонин, но чем обвинять других – не лучше ли самому помочь страждущим? Ты ведь не бедствуешь, если раскатываешь всюду в золоченой карете,
– Но разве ты своими глазами не видела, как я кормил голодных и обогревал замерзавших?
Слова его звенят серебром. Рыжая подается назад, не находя возражений.
– Мне нужно это обдумать.
– Непременно. Но размышлять можно и путешествуя. Я предлагаю тебе поездить со мной по Кандару и своими глазами увидеть, как я пытаюсь облегчаю участь людей, ввергнутых в нужду по воле Отшельничьего.
Рыжая угрюмо молчит.
XXIX
На рассвете Джастин выглядел почти таким же бодрым, как при первой нашей встрече в гостинице «Уют». Лишь в голосе осталась усталость да под глазами темные круги.
Принеся воды, я сварил размазню, имевшую вкус превосходного кукурузного пудинга. Выпили мы и бодрящего чаю.
Однако Джастин совершенно не спешил снова отправиться в путь, и это заставляло предположить, что он все еще чувствовал себя усталым.
Сворачивая свой спальный мешок, я приметил торчащий из торбы Джастина уголок истертого переплета какой-то книжки. Томик не окружала никакая аура – ни хаоса, ни гармонии; однако и кожа переплета, и пергаментные страницы буквально дышали древностью. Брови мои поднялись – поневоле задумаешься, что за книгу может веками возить с собой чародей? Не иначе как сборник заклинаний, описание колдовских ритуалов или что-то в этом роде. Уловив мой взгляд, Джастин потянулся и достал книжку.
– На. Можешь почитать.
– Что это?
– «Начала Гармонии», так она называется. Ею пользуются все Черные маги.
– И что, ее обязательно нужно прочесть?
Джастин улыбнулся:
– Лишь в том случае, если ты намереваешься стать Мастером гармонии.
– А она древняя? – спросил я, пытаясь прийти в себя.
– Отец дал мне ее в дорогу, когда я уходил из дому.
– А где был твой дом, Джастин? Откуда ты родом?
– Не из того места, о котором стоило бы особо распространяться. Книжку-то читать будешь?
– Э... ну... может, потом...
– Надумаешь – скажешь.
Он лег, закрыл глаза и снова стал выглядеть много старше тех тридцати с небольшим, которые я дал ему при первой встрече.
«Начала Гармонии». Надо же, та самая книга, которую при расставании сунул мне в торбу мой отец...
Снаружи дул холодный северный ветер. Высоко в небе висели бесформенные темные облака.
Траву на лужайке у кустов пони выели почти начисто, основательно пообгрызли сухую листву с самих кустов и перебрались ближе к источнику.
– Ты готов? – спросил Джастин, открыв глаза.
– В дорогу?
– Нет. Дорога мне пока что не под силу. Я спрашиваю, готов ли ты по-настоящему поучиться защищаться от магов вроде Антонина или блуждающих духов?
– Пожалуй...
Мне очень хотелось верить, что на сей раз учеба окажется не такой нудной, как всегда. Впрочем, учиться в любом случае необходимо: не оставаться же беззащитным!
Джастин сел, привалившись к стене. Сажа замарала рукав его серой полотняной туники, но он оставил это без внимания.
– Итак, умение достигается практикой. Но по существу от тебя требуется одно: сосредоточиться на том, что ты – это ты. Самый простой способ – мысленно, а то и вслух повторять фразу вроде: «я – это я», «я – это я». Можешь талдычить ее, как дятел.
– Зачем?
Джастин вздохнул:
– Когда кто-то желает внедриться в твое сознание, он пытается лишить тебя своего «я». Ощущения того, что ты являешься самостоятельной, неповторимой личностью. Твоя задача – остаться самим собой. Для этого необходимо сначала уразуметь и признать, что ты подвергаешься искушению, а потом отстоять свое право на самобытность.
– Ты это о чем?
Джастин вперил в меня взгляд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127