..
Ну просто замечательно!
Я закрыл книгу и уставился в пустоту.
Чем дольше я мурыжил проклятую книженцию, тем больше возникало у меня новых вопросов. Бывало, я засиживался над ней допоздна, читал при тусклом свете масляной лампы, пока не начинали болеть глаза, но продраться сквозь нагромождения двусмысленностей, намеков и всяческой зауми так и не мог.
Прочесть книгу с начала до конца для меня было немыслимо. От этой затеи я отказался довольно быстро. Исходя из соображений собственного удобства, я начал с последних разделов, касавшихся механических аспектов гармонии. Таких, например, как воздействие на металлы с целью улучшения их характеристик. Во всяком случае, я мог попрактиковаться на гвоздях.
С помощью кастрюли с водой и свечи в качестве нагревателя я сумел уяснить на практике, как можно воздействовать на погоду. Меня весьма смущали предостережения насчет того, что всякое вмешательство такого рода может иметь далеко идущие и трудно предсказуемые последствия. Дожди в одном месте отзываются засухами в другом, и все такое прочее... Кастрюля со свечой тут помогали мало. Разве что воздух в одном месте становился влажнее, а в другом суше.
Итак, я сидел, привалившись к стене, старался вникнуть в смысл прочитанного и понимал лишь одно: кое-что недоступно даже для мастера гармонии.
Неожиданно я услышал легкие шаги, и за отгораживавшую мой угол занавеску заглянула Дейрдре. Я смутился, поскольку сидел в одних подштанниках, однако сказал:
– Заходи, Дейрдре.
Она проскользнула внутрь и остановилась у самой занавески. Наброшенный на ее плечи халат не скрывал поношенной белой сорочки, а обычно ниспадавшие до плеч волосы были убраны назад.
Я спустил ноги на пол и сел на топчане, как на стуле.
– Ты был когда-то жрецом? – голос ее был, как всегда, мягок. Не робок, а просто мягок и тих.
Я не ответил, и она, помолчав, присела на другой край топчана. До меня донесся едва уловимый запах роз.
– Тебе не спится?
Она кивнула:
– Я тревожусь о папе.
– Я тоже.
– Знаю... – она придвинулась ко мне. – И он... все понимает, только говорить не хочет.
Девушка положила тонкую руку мне на плечо.
Я пытался унять дрожь. Мне уже давно не случалось обнимать девушку, очень давно.
– Пожалуйста, останься у нас... я... все что хочешь... – Дейрдре придвинулась вплотную. Я чувствовал ее внутреннюю дрожь, вызванную не желанием, а решимостью.
Глубоко вздохнув, я убрал ее руку с моего плеча.
– Дейрдре, я сделаю для твоего отца все, что смогу... – у меня снова вырвался вздох. – Мне очень хотелось бы обнять тебя – очень! – и не только обнять, но это было бы нечестно по отношению и к тебе, и к мастеру Дестрину. А если ты будешь сидеть так близко, – добавил я с кривой усмешкой, – вряд ли я смогу вести себя достойно.
Я говорил правду. Тело ее кружило голову. Однако она не питала ко мне никаких чувств и пришла ради отца.
Девушка слегка отодвинулась. Слегка... кажется, настолько, чтобы я мог почувствовать ее признательность, но не подумал, будто она находит меня непривлекательным.
– Спасибо! – сказала она от души. Некоторое время Дейрдре сидела молча, а потом спросила: – Откуда ты?
– Из края столь дальнего, что, возможно, мне никогда не удастся туда вернуться.
Она посмотрела на меня и открыла было рот, но так и не задала следующего вопроса. Однако я понял, что ей хотелось бы узнать больше.
– Это можно назвать своего рода паломничеством, необходимым, чтобы найти путь в жизни. И кое-чему научиться.
– И как, научился?
Она поплотнее запахнула халат, напомнив мне, что в мастерской довольно холодно и в Фенарде все еще зима.
– Порой, – признался я, – мне кажется, что я так и не смогу научиться некоторым вещам. А раньше мне казалось, что это так просто
Дейрдре кивком предложила мне продолжать.
– Я оставил работу с деревом, будучи учеником, и сомневался, что когда-нибудь снова займусь этим делом. Оно казалось мне... ну... скучным. С какой стати меня должно волновать, нет ли где перекоса и прилажены ли штыри к пазами
– А теперь тебе это, вроде бы, нравится! Бывает, я стою, смотрю на тебя за работой, а ты меня даже не замечаешь. Дед был такой же.
Почувствовав, как учащенно забилось мое сердце, я облизал внезапно пересохшие губы и пробормотал:
– Тебе лучше уйти.
– Спасибо, – сказала она еще раз, вставая, и по ее лицу промелькнула едва заметная, тронутая печалью усмешка.
Девушка ушла. Что было бы плохого, возьми я предложенное ею. Но все, что я слышал от отца и Тэлрина, все, что читал, убеждало в верности моего поступка. Насладиться Дейрдре – значило обмануть ее и, что важнее, обмануть себя. Однако сердце мое продолжало биться слишком быстро и тело ныло. Во сне мне являлись и золотоволосая девушка, и черноволосая женщина, и даже рыжая. Проснулся я в поту, совершенно разбитым, но зато с ясным сознанием того, что следует сделать.
XLII
– Скажи Джирео, чтобы отступил на сотню родов, – бросает через плечо командир отряда – стройная молодая женщина. Ее туго перевязанные шнурами длинные волосы убраны под капюшон кавалерийского плаща. Тело ее само приноравливается к углу наклона, когда конь начинает спуск по длинному склону, ведущему к Треугольнику Демона – месту схождения рубежей Фритауна, Хидлена и Кифриена.
– Сотню родов?
– Вдвое дальше, чем он находится сейчас.
– Но если они предпримут атаку с тыла, мы не сможем...
– Сможем. Он большой мальчик.
– Но...
Ее рука касается рукояти клинка:
– Исполняй! – негромкий, но властный голос женщины разносится по окутанной предрассветным туманом дороге.
Мужчина качает головой, но поворачивает коня и едет вверх по склону.
Через некоторое время боец по имени Джирео останавливает своего мерина рядом с темноволосой женщиной, уже скинувшей и убравшей в седельную суму свой плащ.
Рослый воин прожигает ее взглядом.
Ее глаза пронзают висящую впереди завесу тумана.
Он открывает рот.
– Тихо!
Ее окрик ударяет его, как копье.
Джирео скрежещет зубами.
– Регулярная галлоская кавалерия, – бормочет командир. – Проклятые упыри, – она снова всматривается в туман. – Чародей... Далековато от Галлоса.
Женщина выхватывает клинок и убыстряет шаг коня.
– Вели остальным сомкнуть ряды. Только тихо.
Джирео придерживает коня. Взгляд – на других бойцов, взгляд – на командира... Скоро они спускаются на равнину, и мягкая глина дороги заглушает стук копыт кифриенских кавалеристов.
Впереди, то окутываясь ползущим с Малых Рассветных Отрогов туманом, то снова появляясь, мерцает светящаяся точка.
Джирео ищет взглядом командира, но та уже исчезла в тумане. Он хмурится, но не извлекает меча из ножен.
Кифриенский отряд спускается с холма.
Топот копыт возвещает о приближении одного всадника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Ну просто замечательно!
Я закрыл книгу и уставился в пустоту.
Чем дольше я мурыжил проклятую книженцию, тем больше возникало у меня новых вопросов. Бывало, я засиживался над ней допоздна, читал при тусклом свете масляной лампы, пока не начинали болеть глаза, но продраться сквозь нагромождения двусмысленностей, намеков и всяческой зауми так и не мог.
Прочесть книгу с начала до конца для меня было немыслимо. От этой затеи я отказался довольно быстро. Исходя из соображений собственного удобства, я начал с последних разделов, касавшихся механических аспектов гармонии. Таких, например, как воздействие на металлы с целью улучшения их характеристик. Во всяком случае, я мог попрактиковаться на гвоздях.
С помощью кастрюли с водой и свечи в качестве нагревателя я сумел уяснить на практике, как можно воздействовать на погоду. Меня весьма смущали предостережения насчет того, что всякое вмешательство такого рода может иметь далеко идущие и трудно предсказуемые последствия. Дожди в одном месте отзываются засухами в другом, и все такое прочее... Кастрюля со свечой тут помогали мало. Разве что воздух в одном месте становился влажнее, а в другом суше.
Итак, я сидел, привалившись к стене, старался вникнуть в смысл прочитанного и понимал лишь одно: кое-что недоступно даже для мастера гармонии.
Неожиданно я услышал легкие шаги, и за отгораживавшую мой угол занавеску заглянула Дейрдре. Я смутился, поскольку сидел в одних подштанниках, однако сказал:
– Заходи, Дейрдре.
Она проскользнула внутрь и остановилась у самой занавески. Наброшенный на ее плечи халат не скрывал поношенной белой сорочки, а обычно ниспадавшие до плеч волосы были убраны назад.
Я спустил ноги на пол и сел на топчане, как на стуле.
– Ты был когда-то жрецом? – голос ее был, как всегда, мягок. Не робок, а просто мягок и тих.
Я не ответил, и она, помолчав, присела на другой край топчана. До меня донесся едва уловимый запах роз.
– Тебе не спится?
Она кивнула:
– Я тревожусь о папе.
– Я тоже.
– Знаю... – она придвинулась ко мне. – И он... все понимает, только говорить не хочет.
Девушка положила тонкую руку мне на плечо.
Я пытался унять дрожь. Мне уже давно не случалось обнимать девушку, очень давно.
– Пожалуйста, останься у нас... я... все что хочешь... – Дейрдре придвинулась вплотную. Я чувствовал ее внутреннюю дрожь, вызванную не желанием, а решимостью.
Глубоко вздохнув, я убрал ее руку с моего плеча.
– Дейрдре, я сделаю для твоего отца все, что смогу... – у меня снова вырвался вздох. – Мне очень хотелось бы обнять тебя – очень! – и не только обнять, но это было бы нечестно по отношению и к тебе, и к мастеру Дестрину. А если ты будешь сидеть так близко, – добавил я с кривой усмешкой, – вряд ли я смогу вести себя достойно.
Я говорил правду. Тело ее кружило голову. Однако она не питала ко мне никаких чувств и пришла ради отца.
Девушка слегка отодвинулась. Слегка... кажется, настолько, чтобы я мог почувствовать ее признательность, но не подумал, будто она находит меня непривлекательным.
– Спасибо! – сказала она от души. Некоторое время Дейрдре сидела молча, а потом спросила: – Откуда ты?
– Из края столь дальнего, что, возможно, мне никогда не удастся туда вернуться.
Она посмотрела на меня и открыла было рот, но так и не задала следующего вопроса. Однако я понял, что ей хотелось бы узнать больше.
– Это можно назвать своего рода паломничеством, необходимым, чтобы найти путь в жизни. И кое-чему научиться.
– И как, научился?
Она поплотнее запахнула халат, напомнив мне, что в мастерской довольно холодно и в Фенарде все еще зима.
– Порой, – признался я, – мне кажется, что я так и не смогу научиться некоторым вещам. А раньше мне казалось, что это так просто
Дейрдре кивком предложила мне продолжать.
– Я оставил работу с деревом, будучи учеником, и сомневался, что когда-нибудь снова займусь этим делом. Оно казалось мне... ну... скучным. С какой стати меня должно волновать, нет ли где перекоса и прилажены ли штыри к пазами
– А теперь тебе это, вроде бы, нравится! Бывает, я стою, смотрю на тебя за работой, а ты меня даже не замечаешь. Дед был такой же.
Почувствовав, как учащенно забилось мое сердце, я облизал внезапно пересохшие губы и пробормотал:
– Тебе лучше уйти.
– Спасибо, – сказала она еще раз, вставая, и по ее лицу промелькнула едва заметная, тронутая печалью усмешка.
Девушка ушла. Что было бы плохого, возьми я предложенное ею. Но все, что я слышал от отца и Тэлрина, все, что читал, убеждало в верности моего поступка. Насладиться Дейрдре – значило обмануть ее и, что важнее, обмануть себя. Однако сердце мое продолжало биться слишком быстро и тело ныло. Во сне мне являлись и золотоволосая девушка, и черноволосая женщина, и даже рыжая. Проснулся я в поту, совершенно разбитым, но зато с ясным сознанием того, что следует сделать.
XLII
– Скажи Джирео, чтобы отступил на сотню родов, – бросает через плечо командир отряда – стройная молодая женщина. Ее туго перевязанные шнурами длинные волосы убраны под капюшон кавалерийского плаща. Тело ее само приноравливается к углу наклона, когда конь начинает спуск по длинному склону, ведущему к Треугольнику Демона – месту схождения рубежей Фритауна, Хидлена и Кифриена.
– Сотню родов?
– Вдвое дальше, чем он находится сейчас.
– Но если они предпримут атаку с тыла, мы не сможем...
– Сможем. Он большой мальчик.
– Но...
Ее рука касается рукояти клинка:
– Исполняй! – негромкий, но властный голос женщины разносится по окутанной предрассветным туманом дороге.
Мужчина качает головой, но поворачивает коня и едет вверх по склону.
Через некоторое время боец по имени Джирео останавливает своего мерина рядом с темноволосой женщиной, уже скинувшей и убравшей в седельную суму свой плащ.
Рослый воин прожигает ее взглядом.
Ее глаза пронзают висящую впереди завесу тумана.
Он открывает рот.
– Тихо!
Ее окрик ударяет его, как копье.
Джирео скрежещет зубами.
– Регулярная галлоская кавалерия, – бормочет командир. – Проклятые упыри, – она снова всматривается в туман. – Чародей... Далековато от Галлоса.
Женщина выхватывает клинок и убыстряет шаг коня.
– Вели остальным сомкнуть ряды. Только тихо.
Джирео придерживает коня. Взгляд – на других бойцов, взгляд – на командира... Скоро они спускаются на равнину, и мягкая глина дороги заглушает стук копыт кифриенских кавалеристов.
Впереди, то окутываясь ползущим с Малых Рассветных Отрогов туманом, то снова появляясь, мерцает светящаяся точка.
Джирео ищет взглядом командира, но та уже исчезла в тумане. Он хмурится, но не извлекает меча из ножен.
Кифриенский отряд спускается с холма.
Топот копыт возвещает о приближении одного всадника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127