Гломер вскрикнула и тотчас подавила крик, закрыв себе рот обеими руками. Она в тот же миг едва не выбежала из двери, говоря себе, что теперь, в конце концов, знает худшее. Тем не менее, если она собирается выполнить свой план, то ей требовались более существенные доказательства занятий Меррика колдовством, чем этот один-единственный заговор, который вполне может оказаться гвоздём, за который зацепились мешки.
На этот раз Гломер осторожно запустила руку подальше в потайное место, нашла пряжку, на которую застёгивался один из мешков, расстегнула её, потом развязала верёвку, которой завязывался верх. Её уловка сработала. Теперь она могла запустить руку в мешок, не вынимая его. Девушка в последний раз нервно выглянула в окно, затем стала рыться в вещах Меррика.
Вначале она на ощупь определяла вполне обычные вещи – носки, шило для зашивания кожаной материи, которое вполне может потребоваться коробейнику в пути, мешочек с мелкими монетами, затем её пальцы коснулись металлического диска, который на ощупь оказался сальным. От одного прикосновения к нему девушке стало не по себе, а когда она его вытащила, то чуть не завопила от ужаса. Диск висел на кожаном шнурке, поэтому не вызывало сомнений, где у него верх, и где низ. На нем была нарисована перевёрнутая пентаграмма, звезда зла – та самая. Гломер тут же засунула диск назад, затем поспешила вон из комнаты, стуча башмаками по деревянным ступеням. Она выбежала на улицу и понеслась к колодцу, чтобы вымыть руки в открытом лотке для стока воды. Она тёрла их снова и снова, хотя вода была холодная, а девушка даже не прихватила с собой мыло.
К тому времени, как Гломер почувствовала себя достаточно чистой, уже темнело. Девушка поспешила назад в таверну, к свету и теплу очага матери.
– Где ты была? – спросила Самма.
– Ставила капканы на крыс, мама.
– Ну, спасибо, милая. Я уже несколько дней слышу, как они носятся.
Гломер попыталась улыбнуться и склонилась у очага, чтобы поставить на угли камни – плоские камни, которые использовались в качестве противней для выпечки. Не прошло и пяти минут, как вернулся Меррик. Широкими шагами он направился через зал к лестнице, ведущей наверх.
– О, Меррик! – крикнула Самма. – Мы наверху поставили капканы для крыс. Будь осторожен, чтобы в них не попасть.
– Ладно. Эта зимняя погода, кажется, гонит их внутрь.
– Да, правда.
Гломер весь вечер изводилась от беспокойства, думая, заметит ли постоялец, что кто-то касался его седельных вьюков, но тот не сказал ей ни слова.
Утром ей предстояла самая сложная часть плана. Как только мать повернулась к ней спиной, Гломер покинула зал таверны, схватила свой старый, штопаный плащ и выскользнула на узкий переулок за домом. Благодаря этой предосторожности её никто не видел. Добравшись до главных улиц, девушка перешла на ровный шаг и стала взбираться наверх к дану гвербрета. Там она заколебалась в последний раз, поскольку у ворот дежурили стражники. Они расхаживали взад и вперёд перед открытыми воротами.
– Эй, девушка! – крикнул один из них. – Что тебе?
Хотя ей очень хотелось броситься наутёк, Гломер заставила себя подойти поближе и сделать реверанс.
– Извините, господин, я – подруга Нонны, которая работает на кухне, и её мать попросила меня сбегать к ней с сообщением.
– Ну, тогда ладно. Заходи. Видишь главную башню? Кухня сзади, у колодца.
Когда Гломер вошла внутрь, сердце у неё в груди билось так, словно лошадь неслась галопом. Хотя она много раз бывала у ворот и заглядывала внутрь, прежде ей никогда не разрешали заходить. Тем не менее, в некотором роде дан разочаровывал. Это было просто продолжение города – много хижин и сараев, спешащие слуги, купы и свиньи в свинарниках. Девушке пришлось потратить некоторое время, чтобы отыскать кухню, но, спрашивая Нонну, Гломер в конце концов оказалась у чёрного входа в главный зал, где её знакомая протирала кубки. Огромный зал с выложенным плиткой полом, огромными каминами и резными столами больше оправдывал ожидания Гломер, и на мгновение она, выпучив глаза, просто таращилась на это великолепие. Затем Нонна заметила её и поспешила к ней.
– Что ты здесь делаешь? Что-то случилось дома?
– Нет, но, Нонна, пожалуйста, помоги мне. Ты помнишь того коробейника, который поселился у нас? Он – злой колдун. Я видела доказательство. Я думала, может, человек по имени Невин, о котором ты всегда говоришь…
– О, у него нет времени на таких, как ты.
– Ну а как тогда насчёт капитана?
– Я не собираюсь тратить его время на твои дикие россказни.
– Но если ты отведёшь меня к нему, то у тебя самой будет шанс поговорить с Каллином, не так ли?
Отказаться от такой взятки было невозможно. Нонна захихикала, оглянулась вокруг, затем взяла Гломер под руку.
– Пошли. Он как раз садится за стол.
Одного вида Каллина, высокого и яростного, с искажённым шрамом лицом, оказалось достаточно, чтобы язык во рту у Гломер примёрз к небу, но ей удалось уважительно сделать реверанс, когда Нонна представила её, как свою подругу из города. Каллин повернулся на стуле и гневно посмотрел на неё.
– Выкладывай, девушка. Что привело тебя ко мне?
– У моей мамы – таверна. У нас остановился постоялец. Он говорит, будто он коробейник, но на самом деле он – колдун. Когда я устанавливала капканы для крыс у него в комнате, я нашла у него в седельных вьюках металлический круг и на нем – нехорошая звезда.
Как только Гломер все это выпалила, то почувствовала себя дура – дурой из-за того, что болтала о колдунах с таким важным человеком. Но Каллин резко присвистнул:
– О, правда? Иди-ка со мной, девушка. Лучше нам пойти прямо к Невину. Нонна, спасибо. Возвращайся к своей работе.
Нонна покраснела. Она сгорала от зависти, но сделала, как приказано, когда Гломер последовала за капитаном из большого зала в боковую башню. Когда они взбирались вверх по спиральной железной лестнице, Гломер смотрела во все глаза: на шпалеры, которые висели на каменных стенах, на изысканно отлитые серебряные подсвечники. Никогда в жизни она не видела столько прекрасных вещей, собранных в одном месте. Наконец они оказались на площадке возле деревянной двери. Когда Каллин постучал, ему открыл старик. Его пронзительные голубые, как лёд, глаза и вопросительно приподнятые брови заставили капитана казаться ласковым и милым, как ягнёнок.
– В чем дело? – рявкнул старик. – О, прости, Каллин. Я думал, это один из пажей. Они все чёртово утро прерывали мою работу. А кто с тобой?
– Девушка с интересным рассказом, мой господин. Я думаю, вам лучше её выслушать.
Невин провёл их в комнату для приёма посетителей и настоял, чтобы Гломер села в мягкое кресло у окна, в то время как сам опустился на простой стул напротив неё. Каллин остался стоять у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
На этот раз Гломер осторожно запустила руку подальше в потайное место, нашла пряжку, на которую застёгивался один из мешков, расстегнула её, потом развязала верёвку, которой завязывался верх. Её уловка сработала. Теперь она могла запустить руку в мешок, не вынимая его. Девушка в последний раз нервно выглянула в окно, затем стала рыться в вещах Меррика.
Вначале она на ощупь определяла вполне обычные вещи – носки, шило для зашивания кожаной материи, которое вполне может потребоваться коробейнику в пути, мешочек с мелкими монетами, затем её пальцы коснулись металлического диска, который на ощупь оказался сальным. От одного прикосновения к нему девушке стало не по себе, а когда она его вытащила, то чуть не завопила от ужаса. Диск висел на кожаном шнурке, поэтому не вызывало сомнений, где у него верх, и где низ. На нем была нарисована перевёрнутая пентаграмма, звезда зла – та самая. Гломер тут же засунула диск назад, затем поспешила вон из комнаты, стуча башмаками по деревянным ступеням. Она выбежала на улицу и понеслась к колодцу, чтобы вымыть руки в открытом лотке для стока воды. Она тёрла их снова и снова, хотя вода была холодная, а девушка даже не прихватила с собой мыло.
К тому времени, как Гломер почувствовала себя достаточно чистой, уже темнело. Девушка поспешила назад в таверну, к свету и теплу очага матери.
– Где ты была? – спросила Самма.
– Ставила капканы на крыс, мама.
– Ну, спасибо, милая. Я уже несколько дней слышу, как они носятся.
Гломер попыталась улыбнуться и склонилась у очага, чтобы поставить на угли камни – плоские камни, которые использовались в качестве противней для выпечки. Не прошло и пяти минут, как вернулся Меррик. Широкими шагами он направился через зал к лестнице, ведущей наверх.
– О, Меррик! – крикнула Самма. – Мы наверху поставили капканы для крыс. Будь осторожен, чтобы в них не попасть.
– Ладно. Эта зимняя погода, кажется, гонит их внутрь.
– Да, правда.
Гломер весь вечер изводилась от беспокойства, думая, заметит ли постоялец, что кто-то касался его седельных вьюков, но тот не сказал ей ни слова.
Утром ей предстояла самая сложная часть плана. Как только мать повернулась к ней спиной, Гломер покинула зал таверны, схватила свой старый, штопаный плащ и выскользнула на узкий переулок за домом. Благодаря этой предосторожности её никто не видел. Добравшись до главных улиц, девушка перешла на ровный шаг и стала взбираться наверх к дану гвербрета. Там она заколебалась в последний раз, поскольку у ворот дежурили стражники. Они расхаживали взад и вперёд перед открытыми воротами.
– Эй, девушка! – крикнул один из них. – Что тебе?
Хотя ей очень хотелось броситься наутёк, Гломер заставила себя подойти поближе и сделать реверанс.
– Извините, господин, я – подруга Нонны, которая работает на кухне, и её мать попросила меня сбегать к ней с сообщением.
– Ну, тогда ладно. Заходи. Видишь главную башню? Кухня сзади, у колодца.
Когда Гломер вошла внутрь, сердце у неё в груди билось так, словно лошадь неслась галопом. Хотя она много раз бывала у ворот и заглядывала внутрь, прежде ей никогда не разрешали заходить. Тем не менее, в некотором роде дан разочаровывал. Это было просто продолжение города – много хижин и сараев, спешащие слуги, купы и свиньи в свинарниках. Девушке пришлось потратить некоторое время, чтобы отыскать кухню, но, спрашивая Нонну, Гломер в конце концов оказалась у чёрного входа в главный зал, где её знакомая протирала кубки. Огромный зал с выложенным плиткой полом, огромными каминами и резными столами больше оправдывал ожидания Гломер, и на мгновение она, выпучив глаза, просто таращилась на это великолепие. Затем Нонна заметила её и поспешила к ней.
– Что ты здесь делаешь? Что-то случилось дома?
– Нет, но, Нонна, пожалуйста, помоги мне. Ты помнишь того коробейника, который поселился у нас? Он – злой колдун. Я видела доказательство. Я думала, может, человек по имени Невин, о котором ты всегда говоришь…
– О, у него нет времени на таких, как ты.
– Ну а как тогда насчёт капитана?
– Я не собираюсь тратить его время на твои дикие россказни.
– Но если ты отведёшь меня к нему, то у тебя самой будет шанс поговорить с Каллином, не так ли?
Отказаться от такой взятки было невозможно. Нонна захихикала, оглянулась вокруг, затем взяла Гломер под руку.
– Пошли. Он как раз садится за стол.
Одного вида Каллина, высокого и яростного, с искажённым шрамом лицом, оказалось достаточно, чтобы язык во рту у Гломер примёрз к небу, но ей удалось уважительно сделать реверанс, когда Нонна представила её, как свою подругу из города. Каллин повернулся на стуле и гневно посмотрел на неё.
– Выкладывай, девушка. Что привело тебя ко мне?
– У моей мамы – таверна. У нас остановился постоялец. Он говорит, будто он коробейник, но на самом деле он – колдун. Когда я устанавливала капканы для крыс у него в комнате, я нашла у него в седельных вьюках металлический круг и на нем – нехорошая звезда.
Как только Гломер все это выпалила, то почувствовала себя дура – дурой из-за того, что болтала о колдунах с таким важным человеком. Но Каллин резко присвистнул:
– О, правда? Иди-ка со мной, девушка. Лучше нам пойти прямо к Невину. Нонна, спасибо. Возвращайся к своей работе.
Нонна покраснела. Она сгорала от зависти, но сделала, как приказано, когда Гломер последовала за капитаном из большого зала в боковую башню. Когда они взбирались вверх по спиральной железной лестнице, Гломер смотрела во все глаза: на шпалеры, которые висели на каменных стенах, на изысканно отлитые серебряные подсвечники. Никогда в жизни она не видела столько прекрасных вещей, собранных в одном месте. Наконец они оказались на площадке возле деревянной двери. Когда Каллин постучал, ему открыл старик. Его пронзительные голубые, как лёд, глаза и вопросительно приподнятые брови заставили капитана казаться ласковым и милым, как ягнёнок.
– В чем дело? – рявкнул старик. – О, прости, Каллин. Я думал, это один из пажей. Они все чёртово утро прерывали мою работу. А кто с тобой?
– Девушка с интересным рассказом, мой господин. Я думаю, вам лучше её выслушать.
Невин провёл их в комнату для приёма посетителей и настоял, чтобы Гломер села в мягкое кресло у окна, в то время как сам опустился на простой стул напротив неё. Каллин остался стоять у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133