Когда Граффейо, тучный маленький человечек, довольно светлокожий, поклонился ей в стиле Дэверри, Джилл удалось изобразить реверанс. Саламандр улыбался так надменно, что она не могла винить архонта за его кислую мину.
– Я очень хорошо знаком с этим человеком, лорд Галрион, – проворчал Граффейо. – Но где же сам гвербрет?
– Здесь, – Родри широкими шагами прошёл к возвышению, пренебрёг ступеньками и одним мягким движением вспрыгнул на три фута. – Я достаточно часто слышал ваше имя, уважаемый, на протяжении последних недель.
Возбуждённые до крайности, люди гвербрета стали приветствовать его. Это был бессловесный крик чистой радости. Захваченные духом происходящего, рабы и слуги присоединились к ним, аплодируя по своим углам, пока Граффейо не поднял руки, призывая к тишине.
– Я рад приветствовать тебя в своём скромном доме, лорд Родри Аберуинский. – Улыбка на его пухлом лице на мгновение показалась волчьей. – И, надеюсь, раз твои слуги здесь, чтобы проводить тебя домой, то мы ничего больше не услышим об этом странном судебном процессе.
Остаток дня и большую часть ночи, после того как рабы зажгли сотню масляных ламп и подали яства, Джилл оставалась зрительницей на самом странном турнире, какой когда-либо видела. Раунд за раундом сражались насмешники, используя как оружие только слова, и лишь немногие из этих слов были простыми. Она была потрясена до глубины души, когда увидела, насколько дьявольским мастером намёков может быть Невин, когда хочет. Уж конечно, архонта никогда бы не выбрали на пост, если бы он не умел быть скользким, как смазанный жиром горностай. Прошло несколько часов, прежде чем она поняла: сражение ведётся не из-за принципов, а из страха. Если бы над городом не висела угроза ястребов из Братства, Граффейо бы с радостью проиграл это сражение и помог им безопасно добраться домой; он поддержал бы их желание отомстить за убитых жрецов; но ястребы присутствовали постоянно, и от них исходила угроза. Не то чтобы архонт хотя бы раз упомянул о них – по большей части он распространялся о вызывающих сожаление обстоятельствах и недовольстве горожан. Тем не менее, все знали, что он имеет в виду. Точно также все понимали, что архонт предполагает: за смертями в храме стоят ястребы.
– Конечно, следует ожидать вспышек недовольства среди горожан, когда новость об убийстве распространится – а она, несомненно, распространяется прямо в эти минуты, – заметил Невин. – Мой слуга сейчас следит за нашими лошадьми в конюшне.
– О, мой дорогой господин, несомненно, она распространилась бы достаточно быстро, независимо от наших действий или бездействия. – Граффейо аккуратно подорвал маленькую победу мастера двеомера. – Не бойтесь. Я сделаю все возможное, чтобы успокоить людей. Объясню, что вопрос находится под контролем.
– Но ведь правосудие должно свершиться, не так ли? – Невин салютовал ему кубком с вином. – Даже если пища скудна?
Граффейо покраснел.
– Правосудие будет совершено, господин. Одним способом или другим.
Невин остановился, не донеся кубок до рта, и посмотрел на архонта. Под густыми белыми бровями ледяные голубые глаза выражали странное сочувствие.
– Тем ли способом, другим ли… – Он опустил кубок. – Я, конечно, понимаю, что вы находились в очень трудном положении, когда нужно взвешивать и уравновешивать столько факторов. Как жаль, что кто-то не может просто снять с ваших плеч хотя бы эту небольшую проблему – конечно, неофициально, пока официальное расследование идёт вперёд.
– А… – Граффейо взял сушёный инжир с серебряного подноса и стал его разглядывать. – Воистину жаль. Если бы такое было возможно, то, конечно, эти неофициальные лица заслужили бы мою наивысшую благодарность.
– Конечно. – Невин сделал небольшой глоток вина и осторожно отвернулся, чтобы посмотреть на фреску, изображающую Звёздных Богинь, которые дарили какому-то герою свой талисман. – Какая красивая картина! Художник, вероятно, хорошо известен.
– О, да, да. Нам повезло, что мы его заполучили.
– А кто-нибудь помнит имена учеников, которые месили штукатурку и смешивали краски, а также помощника мастера, который брал рисунки художника и выбивал их на стене?
– Что? А зачем? – архонт улыбнулся. – В самом деле, зачем кому-то это помнить? – спросил он мягко.
– Вот именно. Помощники великих никогда не запоминаются, хотя большая часть наиболее неприятной работы, скажем так, падает на их плечи.
– В некотором роде жаль. – Архонт взял серебряный поднос. – Могу ли я предложить вам сладости или засахаренные фрукты, лорд Галрион?
– Спасибо.
Когда Невин взял пару орехов, Джилл поняла, что сделка свершилась – хотя что это за сделка, она сказать не могла.
Для вида архонт с гостем ещё несколько минут посидели рядом, но как только стало возможно, Невин сбежал, после многочисленных поклонов и заверений во взаимном восхищении. Пока они ждали лошадей на освежённом дворе, Саламандр от восторга принялся подпрыгивать на месте.
– О, какой восхитительный удар, лорд Галрион! – сказал он на дэверрийском наречии, таком же таинственном здесь, как шёпот ветра в горах. – По-настоящему хорошо сыграно!
– Попридержи язык, болтливый эльф! – голос Невина звучал устало. – Не нужно радоваться и торжествовать над теми, кто ещё вполне может убить нас всех.
– Но я не понимаю, – призналась Джилл. – Что ты от него получил?
– Разрешение выступить против ястребов. Если я провалюсь, то это его не касается, но если я добьюсь успеха, то никаких разговоров о моей виновности в юридическом плане тоже не возникнет.
– Но откуда ты знаешь? Все это было так для меня непонятно, черт побери.
– Моя дорогая дикая голубка, – вставил Саламандр. – Это не одно слово или одна фраза – истина заключается в сумме всего сказанного за вечер. Я никогда не видел, чтобы соглашения заключались более ловко! Чтобы интрига плелась так хитро! Наш Невин такой тонкий, даже скрытный, что я начинаю думать, не является ли он сам наполовину эльфом.
– Я знаю, что в твоих устах это комплимент, но перестань ухмыляться! – рявкнул Невин. – Ты не видел бойни в том храме.
– Да, совершенно верно, господин. Я в растерянности и смущён.
Послышался цокот копыт по камням, которыми был вымощен двор, и звяканье сбруи; рабы привели лошадей из-за угла большого дома. По главе табуна, в почтении и с полуоткрытым от усердия ртом, шёл Перрин. Его рыжие волосы блестели в свете ламп. При виде его Джилл зарычала, как собака, а затем её рука сжалась на рукоятке меча. Когда Перрин вскрикнул и отскочил назад, у неё в горле начало подниматься такое сильное отвращение, что она чуть не задохнулась. Это жуткое уродливое существо, этот костлявый маленький зверёк, который внешне больше походил на гнома, чем на человека, эта мерзость пугала её, терроризировала своим странным и нечистым двеомером!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133