— Земляк, поехали потише, — попросил я водителя.
— Как прикажешь. — Водила послушно сбросил скорость. — Но можем опоздать, учти.
— Планы изменились, земляк. Видишь слева городишко? Это райцентр.
— Заезжаем в райцентр за водкой?
— Не-а. Проезжаем мимо, ты меня высаживаешь.
— А премиальные?
— Заплачу, так уж и быть.
— Ништяк! — обрадовался водила. — А че, дружище, ты вдруг надумал посреди дороги слезать?
— Друзья на мобильник звякнули, сказали — рядом проезжать будут и меня подберут, — ляпнул я первое, что пришло в голову, и тут меня осенило! А ведь и правда, Агиевский вышлет навстречу пару машин, его люди убедятся, что я не тащу за собою «хвоста», и привычно меня повяжут! Нет, ну какой же я дурак, а? Думал — Агиевский отправляет меня в пешую прогулку, дабы избавиться от случайного человека — водителя-частника — и не засвечивать свою берлогу. На полном серьезе пытался представить, сколько времени займет пеший переход от райцентра до поселка «новых русских». А на самом-то деле Миша Агиевский попросту боится, что я явлюсь к нему не один, страхуется и рубит «хвосты»!
* * *
«Форд» проехал мимо поворота к райцентру, дисциплинированно, на малой скорости, прокатил еще с километр, развернулся «носом» к Москве и затормозил. Я отдал водиле премиальную сотню, выбрался из автомобиля на обочину шоссе. «Форд», выплюнув на прощание порцию вонючих газов, помчался обратно в Белокаменную, а я побрел, прихрамывая, вдоль кромки асфальта своим многотрудным путем.
По левую руку — лес, по правую — шоссе, за полоской асфальта картофельные поля. Солнышко припекает, туч на небе почти не осталось и асфальт уже высох. Движения на шоссе почти нет. Редко навстречу проедет «жигуленок» или «Москвич», еще реже обгонит меня, одинокого путника, тихоход-трактор или труженик-грузовик. Иду не спеша, жду, когда же наконец объявится на горизонте моторизованный патруль Миши Агиевского.
Ковыляя по обочине шоссе, я думал о прожитой жизни. Бездарно прошла жизнь. Хотел оставить после себя какой-нибудь след на Земле, и ничего из этого хотения не получилось. По молодости строил грандиозные планы, потом понял — планам моим вряд ли суждено когда-либо сбыться, и, оставив пустые мечтания, целиком и полностью занялся ремесленным зарабатыванием денег. Ну что? Много я заработал? Ни фига! Так, что называется, «на пожрать». Эх! Удалось бы замочить эту мразь с рваной харей по фамилии Агиевский! Быть может, хоть это хорошее дело зачтется мне на том свете! Но как же, черт побери, мне перехитрить Агиевского? Как?!
— Эй! Велосипедист! Эй ты, седой-волосатый!
А? Что? Я обернулся. От райцентра в мою сторону катил мотоцикл с коляской. Мотоцикл ехал по встречной полосе, по самой обочине асфальта, можно сказать, след в след за мною. В мотоциклетном седле сидел знакомый милиционер Иннокентий. Тот самый, что подвез меня вчера от районной больницы почти до самого Кондратьева.
— Погодь, велосипедист. Постой, поговорим.
Мотоцикл поравнялся со мной, Иннокентий выключил мотор, выпрыгнул из седла. Сегодня морда у мусора была бледная и скучная, видать, злоупотребил вчера Кеша первачом-самогоном.
— Ух ты, как я тебя удачно встретил, велосипедист! Вопросик к тебе тольки-тольки назрел, еду, гляжу, ты идешь. Чудеса!
«Почему он называет меня „велосипедистом“?» — удивился я и сразу же вспомнил, как вчера, общаясь с милиционером Кешей, прикидывался попавшим в аварию велогонщиком.
— Слышь, велосипедист, покажь паспорт. — Кеша, расставив ноги и уперев руки в бока, встал передо мной, всем своим видом демонстрируя превосходство облеченного властью госслужащего над гражданским хмырем с длинными волосами. Злые Кешины глазенки шарили по мне, будто обыскивали. Кителек распахнулся, и кобура кокетливо выпирала на поясе, словно уродливая коричневая грыжа.
— А в чем дело, Кеша? — спросил я дружелюбно.
— Кому Кеша, а кому Иннокентий Иванович, — отрезал мент, давая понять, что вчерашние наши с ним добрые отношения сегодня неуместны. — Паспорт покажь!
— У меня нету с собой документов, извини.
— Тогда поедешь со мной. — Кеша схватил меня за локоть и подтолкнул к мотоциклу. — Залазь давай в люльку, поехали разбираться с твоей личностью.
«Неужели пенсионер-сердечник все-таки меня заложил?» — подумал я, мягко и ненавязчиво убирая Кешину пятерню со своего локтя.
— Руку отпустите, пожалуйста, Иннокентий Иванович! Объясните, в чем дело, тогда и полезу в люльку.
— Ах, ты так! — Кеша разжал пальцы, оставляя в покое мой локоть, отступил на шаг и потянулся к кобуре. — Сопротивление властям при задержании, да?
— Сдаюсь! — Я вскинул руки вверх, сцепил пальцы на затылке. — Объясните, в чем меня обвиняют, и поехали в отделение.
— Не обвиняют, а подозревают... пока... — помягчел Кеша, между делом извлекая все же из кобуры табельное оружие. — Я с утреца в районную больничку заезжал. В приемный покой вчерась к ночи доставили двух избитых, мужа с женой из Кондратьева. Муж доложил — на него напал волосатый субъект по имени Станислав. По приметам ты похож на преступника и сам вчерась мне сообщил, что в Кондратьево спешишь, а раз у тебя нету документов и доказать, что тебя зовут по-другому, на месте ты не можешь, то поедем разбираться в отделение, понял?
* * *
Ах, вот так, значит... Час от часу не легче! Ревнивый супруг оттраханной мною Ангелины не выдержал — наябедничал властям. Страшная штука — ревность.
Опа!!! Есть! Эврика!!! Придумал! Ревность — вот она, отравленная стрела, которая способна изрядно попортить кровушку человеку со шрамом и занести в его без того больной мозг смертоносный вирус безумного и бездумного яростного гнева!!!
Впервые увидев Любовь Игнатьевну, я вспомнил о чем-то похожей на нее красивой женщине с умными глазами. Та умница-красавица, едва не ставшая моей законной супругой, по образованию была психологом, и именно от нее я нахватался кое-каких забавных сведений о разнообразных нервных болезнях. Однажды она поведала, что патологическая ревность — первый признак параноидальной шизофрении. Если Михаил Александрович болен шизофренией в начальной стадии, то... То теперь я знаю, как его победить!!! Покажите алкоголику бутылку, наркоману шприц, шизику соперника, и больной человек сорвется, потеряет самоконтроль!
Шизик и дурак отнюдь не синонимы, шизофреники склонны умничать, выстраивать сложные логические построения и это... это замечательно! Я сумею вклиниться в его больную логику, сумею пробудить болезненные эмоции. У меня получится! Я ведь в конце концов профессионал...
— Ишь заулыбался! Чего лыбишься, волосатый? — Кеша направил на меня пистолетный ствол. — Лыбишься чего, я спрашиваю? Че я такого смешного сказал, а?
— Дурак ты, Кеша, честное слово!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109