Письмо пана Чеслава Купищанского она — кто бы усомнился? — сожгла. Только полная дура могла бы оставить у себя записку с прямым предложением отравить великого гетмана Жигомонта Скулу. Да она и не собиралась выполнять приказ Чеслава. Деньги деньгами, а любовь к родине превыше всего. Будучи урожденной великолужичанкой — ведь Высьма и в самом деле всего в поприще от столицы Тесовского воеводства, — она вместе со всем народом любила великого гетмана. За решительный нрав, прямоту и лихость в суждениях, шляхетскую удаль, приверженность старинным вольностям. Думала: соглашусь для вида, а там удеру подальше — в Таращу или в Бехи — да пересижу гнев малолужичан. Тем более что уверенность в избрании Жигомонта королем витала в самом воздухе Выгова, как ароматный парок над котлом с борщом.
Но вот дернул Нечистый отправить донесение о замысле малолужичанского польного гетмана князю Зьмитроку!
Ведь могла же затаиться и не признаться?
Могла.
Несмотря на то, что Грозинецкий князь некогда помог ей выйти сухой из очень щекотливого дельца, в котором участвовал донос недоброжелателей лужичанским церковникам. Само собой разумеется, костров в Прилужанах не разжигали уже очень давно. Лет двести, не меньше. Но по такому случаю могли сделать и исключение.
Пани Хележка, вспомнив о доносе и мрачном, сыром застенке монастыря Святого Стежимира Великомученика, вновь ощутила мороз между лопаток. Подхватила небрежно брошенный в угол теплый пуховой платок, набросила на плечи, зябко поежившись... И заслужила одобрительный взгляд Зьмитрока, решившего, что она последовала его приказанию прикрыться.
Вот кто наверняка сохранил клочок пергамента с компрометирующими сведениями, так это Зьмитрок. Но там же не написано, что не прошло и полутора месяцев, как он сам предложил ей довести до конца задумку пана Чеслава. И попробуй откажись! Ведь своей же рукой написала признание, почти что смертный приговор, — так, мол, и так, предписано мне, пани Хележке Скивице, наследнице старинного, но обедневшего окончательно шляхетского рода, отравить пана великого гетмана Жигомонта Скулу, выбор яда и способа введения оного оставлен на мое усмотрение. И плевать, что обнародование в Сенате и перед церковниками сего пергамента было бы равносильно смерти для партии Белого Орла — лужичане воспитаны в страхе и почтении к заповедям Господа — тут уж и свои отвернутся, и чужие. Какое ей дело до Чеслава? Ну, подумаешь, тоже вытянул некогда из передряги, связанной с подложными векселями на имя очень богатого купца из Заливанщина. Что было, то прошло. Помог, и ладно. Она тоже отработала за дурацкую ошибку молодости от души, презирая порой законы и человеческие, и Господни. А теперь Чеслав и вовсе с крючка сорвался. Угораздило же польного гетмана, с десяти лет седла не покидающего, сверзиться с коня и приложиться головой о мостовую! Ей одной отвечать, что ли?
А поскольку в народе — шляхте, мещанах, ремесленниках, селянах — жила твердая уверенность, что и нынешнего кроля, Юстына, пытались отравить, то исход любого судебного разбирательства по обвинению в отравительстве вельмож лужичанских было можно предугадать во всех подробностях.
— Прошу простить меня, твоя милость, — голосом как можно более смиренным произнесла пани Скивица. — Я, конечно же, была не права. Какое новое задание изволит поручить прилужанский подскарбий своей покорной слуге?
Зьмитрок помахал ногой, безжалостно царапая шпорой полированное дерево. Деланно зевнул.
— За что тебя ценю, моя прекрасная пани, так это за сообразительность.
— Благодарю...
— После благодарить будешь. Если захочешь. А не захочешь, так Господь тебе судья. Задание на этот раз несложное и даже приятное предстоит.
— Так никого не нужно травить? — голос пани Хележки посветлел от тщательно скрываемой надежды.
— Что ты, что ты! И думать забудь. И вслух этих слов не произноси. Какая гадость! — Зьмитрок скривился. — Травить. Травить. Травить... — произнес он несколько раз, словно пробуя слово на вкус. — Тьфу ты, мерзость-то какая! Нет. Ни в коем случае. Нет. Твое задание будет приятным, легким и, возможно, очень даже выгодным.
— Кому?
— Приятным тебе, — прищурил глаза князь. — Выгодным, я надеюсь, нам обоим, если все удастся. Так что в твоих интересах, моя прекрасная пани, чтобы все получилось.
— Итак. Что мне нужно сделать?
— Вот это подход. Как говорят в Зейцльберге... Брать быка за рога. Так?
— Не знаю... — Пани Хележка дернула плечиком. — Не люблю зейцльбержцев.
— А кто просит их любить? — удивился Зьмитрок. — Я их сам терпеть не могу. Но приходится использовать и великого герцога Адаухта, и святош тамошних, и рыцарей-волков... Впрочем, я отвлекся. Слушай.
— Я вся — внимание.
— Королек-то наш Юстын, народный избранник, от рук отбиваться начал...
— Да?
— Не перебивай! — на миг голос князя звякнул сталью. — Забыл Юстын, кто его на престол возвел, забыл. Вернее, лизоблюды выговские сумели его убедить, что он единственный и неповторимый, законно избранный на честной и прозрачной элекции. Вот он и возомнил о себе невесть что. Вздумал указывать, что делать да как быть. Мне, пану Твожимиру Зураву, пану Адолику Шэраню... Нет, они, конечно, гуси еще те, но пока что мне нужны.
Зьмитрок замолчал, подкручивая ус. Пани Скивица терпеливо ждала, не понукая и не перебивая.
— Так вот, о Юстыне, — продолжил Грозинецкий владыка. — Представь себе, совсем недавно, третьего дня, он учинил нам разнос, даже голос осмелился повысить! Мне, панам подчашию, возному, каштеляну, маршалку... А за что терпели обиду? За Твожимира Зурава, который не намерен на переговоры с Янушем идти, не желает дело с Малыми Прилужанами миром улаживать. Правильно делает! Да любого купчика в Выгове спроси, он тебе объяснит. Нельзя с малолужичанами добром договариваться — разбойники все, полудурки тупые и безграмотные. Князья — бандиты сплошь, мещане с ремесленниками — быдло бессловесное! А он — «нельзя лить кровь лужичанскую»... Еще бы шпильмана приплел:
Кровь людская — не водица,
Проливать не годится...
А что с ним сделалось, когда я об отмене Контрамации заикнулся! Песья кровь! Думал, раздуется, как та жаба, и лопнет. Засычал, забулькал горлом! «Не бывать!» Забыл, песья кровь, как корону воздел, кто его под руки вел, кто советом наставлял...
Хележке показалось, что князь-подскарбий сейчас сорвется на визг. К счастью, только показалось. Зьмитрок удержал себя в руках. Замолчал, несколько раз вдохнул-выдохнул. Сказал уже почти спокойно:
— Ты должна будешь окрутить Анджига Далоня. Слыхала о таком?
— Сын? — Хоть пани Скивица и не была вхожа ко дворам наиболее влиятельных князей, воевод и магнатов, слухами земля полнится.
— Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Но вот дернул Нечистый отправить донесение о замысле малолужичанского польного гетмана князю Зьмитроку!
Ведь могла же затаиться и не признаться?
Могла.
Несмотря на то, что Грозинецкий князь некогда помог ей выйти сухой из очень щекотливого дельца, в котором участвовал донос недоброжелателей лужичанским церковникам. Само собой разумеется, костров в Прилужанах не разжигали уже очень давно. Лет двести, не меньше. Но по такому случаю могли сделать и исключение.
Пани Хележка, вспомнив о доносе и мрачном, сыром застенке монастыря Святого Стежимира Великомученика, вновь ощутила мороз между лопаток. Подхватила небрежно брошенный в угол теплый пуховой платок, набросила на плечи, зябко поежившись... И заслужила одобрительный взгляд Зьмитрока, решившего, что она последовала его приказанию прикрыться.
Вот кто наверняка сохранил клочок пергамента с компрометирующими сведениями, так это Зьмитрок. Но там же не написано, что не прошло и полутора месяцев, как он сам предложил ей довести до конца задумку пана Чеслава. И попробуй откажись! Ведь своей же рукой написала признание, почти что смертный приговор, — так, мол, и так, предписано мне, пани Хележке Скивице, наследнице старинного, но обедневшего окончательно шляхетского рода, отравить пана великого гетмана Жигомонта Скулу, выбор яда и способа введения оного оставлен на мое усмотрение. И плевать, что обнародование в Сенате и перед церковниками сего пергамента было бы равносильно смерти для партии Белого Орла — лужичане воспитаны в страхе и почтении к заповедям Господа — тут уж и свои отвернутся, и чужие. Какое ей дело до Чеслава? Ну, подумаешь, тоже вытянул некогда из передряги, связанной с подложными векселями на имя очень богатого купца из Заливанщина. Что было, то прошло. Помог, и ладно. Она тоже отработала за дурацкую ошибку молодости от души, презирая порой законы и человеческие, и Господни. А теперь Чеслав и вовсе с крючка сорвался. Угораздило же польного гетмана, с десяти лет седла не покидающего, сверзиться с коня и приложиться головой о мостовую! Ей одной отвечать, что ли?
А поскольку в народе — шляхте, мещанах, ремесленниках, селянах — жила твердая уверенность, что и нынешнего кроля, Юстына, пытались отравить, то исход любого судебного разбирательства по обвинению в отравительстве вельмож лужичанских было можно предугадать во всех подробностях.
— Прошу простить меня, твоя милость, — голосом как можно более смиренным произнесла пани Скивица. — Я, конечно же, была не права. Какое новое задание изволит поручить прилужанский подскарбий своей покорной слуге?
Зьмитрок помахал ногой, безжалостно царапая шпорой полированное дерево. Деланно зевнул.
— За что тебя ценю, моя прекрасная пани, так это за сообразительность.
— Благодарю...
— После благодарить будешь. Если захочешь. А не захочешь, так Господь тебе судья. Задание на этот раз несложное и даже приятное предстоит.
— Так никого не нужно травить? — голос пани Хележки посветлел от тщательно скрываемой надежды.
— Что ты, что ты! И думать забудь. И вслух этих слов не произноси. Какая гадость! — Зьмитрок скривился. — Травить. Травить. Травить... — произнес он несколько раз, словно пробуя слово на вкус. — Тьфу ты, мерзость-то какая! Нет. Ни в коем случае. Нет. Твое задание будет приятным, легким и, возможно, очень даже выгодным.
— Кому?
— Приятным тебе, — прищурил глаза князь. — Выгодным, я надеюсь, нам обоим, если все удастся. Так что в твоих интересах, моя прекрасная пани, чтобы все получилось.
— Итак. Что мне нужно сделать?
— Вот это подход. Как говорят в Зейцльберге... Брать быка за рога. Так?
— Не знаю... — Пани Хележка дернула плечиком. — Не люблю зейцльбержцев.
— А кто просит их любить? — удивился Зьмитрок. — Я их сам терпеть не могу. Но приходится использовать и великого герцога Адаухта, и святош тамошних, и рыцарей-волков... Впрочем, я отвлекся. Слушай.
— Я вся — внимание.
— Королек-то наш Юстын, народный избранник, от рук отбиваться начал...
— Да?
— Не перебивай! — на миг голос князя звякнул сталью. — Забыл Юстын, кто его на престол возвел, забыл. Вернее, лизоблюды выговские сумели его убедить, что он единственный и неповторимый, законно избранный на честной и прозрачной элекции. Вот он и возомнил о себе невесть что. Вздумал указывать, что делать да как быть. Мне, пану Твожимиру Зураву, пану Адолику Шэраню... Нет, они, конечно, гуси еще те, но пока что мне нужны.
Зьмитрок замолчал, подкручивая ус. Пани Скивица терпеливо ждала, не понукая и не перебивая.
— Так вот, о Юстыне, — продолжил Грозинецкий владыка. — Представь себе, совсем недавно, третьего дня, он учинил нам разнос, даже голос осмелился повысить! Мне, панам подчашию, возному, каштеляну, маршалку... А за что терпели обиду? За Твожимира Зурава, который не намерен на переговоры с Янушем идти, не желает дело с Малыми Прилужанами миром улаживать. Правильно делает! Да любого купчика в Выгове спроси, он тебе объяснит. Нельзя с малолужичанами добром договариваться — разбойники все, полудурки тупые и безграмотные. Князья — бандиты сплошь, мещане с ремесленниками — быдло бессловесное! А он — «нельзя лить кровь лужичанскую»... Еще бы шпильмана приплел:
Кровь людская — не водица,
Проливать не годится...
А что с ним сделалось, когда я об отмене Контрамации заикнулся! Песья кровь! Думал, раздуется, как та жаба, и лопнет. Засычал, забулькал горлом! «Не бывать!» Забыл, песья кровь, как корону воздел, кто его под руки вел, кто советом наставлял...
Хележке показалось, что князь-подскарбий сейчас сорвется на визг. К счастью, только показалось. Зьмитрок удержал себя в руках. Замолчал, несколько раз вдохнул-выдохнул. Сказал уже почти спокойно:
— Ты должна будешь окрутить Анджига Далоня. Слыхала о таком?
— Сын? — Хоть пани Скивица и не была вхожа ко дворам наиболее влиятельных князей, воевод и магнатов, слухами земля полнится.
— Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95