— Ты, пан Лехослав, лучше вот что мне скажи, — проговорил он, подвигаясь ближе к побеленной грубе. — Ну, арестовал ты этого Войцека Шпару. А зачем? Какая тебе с того польза?
— Как это какая? — удивился Лехослав. — Пусть говорит, где казну Прилужанской короны спрятал.
Чародей вздохнул повторно:
— О-хо-хонюшки... Ведь знаю я тебя, пан Лехослав. Не за державу ведь радеешь...
— Много та держава обо мне думает? — зло буркнул пан Рчайка.
— Говори честно, как на исповеди, как перед ликом Господа, себе прикарманить надумал?
Лехослав скривился, словно кислую вишню разжевал:
— Нет, пану Адасю, гетману нашему польному, понесу. На рушнике на вышитом. Ага! Жди-дожидайся.
— Эх, нехорошо ведь...
— Нехорошо? — Сотник залпом осушил кубок, налил еще из кувшина. — Что хорошо, что плохо — каждый сам для себя определяет. По мне, так плохо на старости лет без богатого фольварка остаться. Или ты думаешь, мне от короны жирный кус перепадет? Так они все уже расхватаны. Юстыном, Янушем, Скорнягой нашим, прочими панами-магнатами... Вон, Зьмитрок Грозинецкий нынче на Прилужанский пирог зубы точит. А Зьмитрок своего не упустит — откусит побольше любого иного и прожует, не подавится. Отчего, как ты думаешь, на Крыков и Уховецк все войско великолужичанское бросил?
Гудимир слабо отмахнулся — мол, довольно уже, устал, умаялся слушать.
— Нет, уж ответь — зачем?
— Господи всеблагий, да откуда же мне знать?
— То-то и оно. Больше сотни годов прожил, а ума... — Лехослав стукнул кулаком по столу. — Не хочет коронный подскарбий богатство малолужичанское из рук выпускать. Железные рудники да серебряные, копи горюч-камня, соль каменная, что в сто раз морской, беховской, вкуснее! А литейные мастерские? Сталь под Крыковым такую варят, что не стыдно купцам из Султаната в глаза смотреть. Что село у них победнее будет, это, как ни крути, правда. Да только у кого сабли хорошие будут, у того и хлеб на столе не переведется. Вот и воют Зьмитрок, да Твожимир, да Адолик Шэрань. Воют, как псы голодные у стола обильного... Хочется подпрыгнуть да окорок смахнуть. А Симон Вочап с Автухом Хмарой их хворостиной — не замай, не ваше! Что, не так, скажешь?
— Ну, так, — пожал плечами Гудимир. — Так. А дальше что? К чему ты ведешь-то?
— Да к тому веду, что каждый под этим небом сам за себя. Себе не поможешь — другой тебе не поможет. Больше того, еще и подтолкнет, когда по-над пропастью оскользнешься. А потому казну я не отдам никому!
— Ты так, пан Лехослав, говоришь, будто она уже в руках у тебя. А между тем, сколько я слышал про Меченого, он крепкий орешек. Такого не запугать и не подкупить.
Пан Рчайка насупился:
— Может и так. Ничего. Поживем — увидим. На каждого зайца свой силок найдется. Попробую и по-хорошему, и по-плохому поговорить...
— Боюсь я, после вашего разговора в «Свиной ножке» по-хорошему можешь и не пробовать.
— А ты откуда?.. — Лехослав стукнул кулаком по столу. — Вот выродки! Донесли уже! Запорю!
Гудимир засмеялся надтреснутым, как глиняная чарка, старческим смехом:
— Не донесли, а доложили. Я ведь как-никак второй человек в сотне... Да не переживай ты так, пан Лехослав, это не твои порубежники...
Его слова прервал далекий гул набата. В краях, где набеги с противоположного берега Стрыпы никого не удивляют, низкий голос бронзового била, подвешенного у крепостных ворот, становится почти привычным.
«И все-таки, — подумал чародей, — как не к месту!»
— Кого леший несет? — раненым медведем взревел пан Рчайка. Его крик должны были услышать не только на крыльце, но и на той стороне площади.
Дверь распахнулась, на пороге возник Хведул:
— Дозвольте доложить, пан сотник! Тревога!
— Что такое? Какая еще тревога? — Пан Лехослав вскочил, едва не опрокинув стол.
— С вышек увидели кочевников!
— Кочевников? Ах, кочевников! — Жорнищанский сотник подхватил саблю, пристегнул ее к поясу. Нахлобучил на голову кучму. — А ну веди, показывай!
— Может, кольчугу, пан сотник? — решил подсуетиться и показать любовь к командиру писарчук.
— Успеется!
Широким шагом, не вязавшимся с его маленьким ростом, пан Рчайка направился к лестнице. За ним, кутаясь в мятель, поспешил и Гудимир.
— Не могли напасть, когда погода ясной была... — ворчал на ходу чародей. — Возись теперь под дождем...
— Много кочевников-то? — выбежав на крыльцо, спросил Лехослав у державшегося рядом и чуть позади Хведула.
— Да похоже, один чамбул... Иначе не так били бы, — прислушался писарчук.
— Принесет же нелегкая!..
Со всех сторон к южным воротам сбегались порубежники. Тревога есть тревога. Чем бы ты ни был занят — хоть работой по конюшне, хоть горелкой с варениками, а все брось и беги. В пограничных землях этому учатся быстро. Жорнищанские обыватели, в особенности старики, женщины и дети, спешили прочь, подальше от стен. Молодцы-то реестровые отобьются — не впервой, — а вот маячить поблизости от схватки не следует. Запросто под шальную стрелу угодить можно. А если с чамбулом аскеров еще и полдюжины шаманов пожаловало, то и под чародейство какое-никакое... Мужчины, те напротив вытаскивали из сундуков дедовские шишаки и самострелы. Если бой начнет склонятся не в пользу порубежников, следует подсобить.
Город изготовился отражать атаку. Ощетинился, напрягся, затаил дыхание...
Глава пятая,
в которой читатель наблюдает, как магия объявленного вне закона чародея Мржека помогает степнякам ворваться в Жорнище, несмотря на доблесть защитников, а также становится свидетелем побега из буцегарни четверки героев, чье число вскоре незначительно увеличивается.
Если аранки и намеревались подобраться к самой стене Жорнища незамеченными, то здорово просчитались. Или попросту переоценили плотность нависшего над степью тумана и ранних осенних сумерек. А может, думали, что порубежники не ожидают нападения с этой стороны и ослабили бдительность. Но стража в бревенчатых смотровых башнях по обе стороны от северных — Тесовских — ворот не дремала. К вечеру и так створки прикрывались — едва человек протиснется. Поэтому стражникам, всполошившимся при виде возникших из тумана силуэтов верховых, не составило великого труда захлопнуть их. Захлопнуть, задвинуть засов, еще и бревнышком привалить на всякий случай. Таранов кочевники с собой отродясь не таскали, а, быть может, и не знали об их существовании, но как говорится — береженого и Господь бережет.
Урядник Немир тут же отправил самого расторопного из молодых бойцов колотить в тревожное било, а сам с оставшимися воинами приготовился отстреливаться. Набеги кочевников в левобережье Стрыпы не такая уж и редкость. Конечно, у Жорнища поспокойнее, чем, скажем у той же Очеретни, но только потому, что аранки не такие заядлые грабители, как живущие к востоку гауты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95