И так больно, мо чи нет терпеть, а тут еще железом стучат. Поэтому Ендрек изо всех сил старался думать о скорейшем выздоровлении пан Юржика, о том, как хворь уйдет, покинет распухшую щеку и налитую гноем десну. Так он вылечил некогда самого пана Войцека. Просто, складывая ломаные-переломаные кости, изо всех сил желал им срастись. В итоге страшная, по меркам любого ученого врачевателя, рана зажила за какой-то десяток дней.
Старикан цепким взглядом враз охватил убогую обстановку комнаты, укоризненно покачал головой.
— Ай-яй-яй, юноша, ай-яй-яй, — голос у него был высокий и слегка дребезжащий, как надтреснутый колокольчик. — Значит, Контрамацию нарушаем? Нехорошо. Ай-яй-яй...
Ендрек хотел ответить, что Контрамацию он нарушать никак не может, поскольку чародейством не пользуется, а если и применяет какие-то жалкие крохи магической силы, то неосознанно, в жалких количествах — не больше, чем бабка-ворожка, заговаривающая на покосе порезанную кметем ногу. Но не смог. Попробовал пошевелиться, хотя бы вынуть клещи у пана Юржика изо рта и извиниться перед волшебником — а старик без всякого сомнения был волшебником, скорее всего реестровым чародеем жорнищанской сотни, — и тоже не смог.
А потом он увидел остановившийся, бессмысленный взгляд пана Бутли, который сидел без движения и только со свистом втягивал воздух через распахнутый до предела рот.
Вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Так же, как тогда, когда висел, распятый на деревянной раме над гексаграммой в замке пана Адолика Шэраня, когда мазыл Козма из отряда рошиоров Тоадера наклонялся над ним с широким ножом...
А старик прошелся по комнате, брезгливо придерживая полу мятеля, чтоб не зацепиться ненароком за покрытую слоем пыли мебель. Осторожно вынул клещи из рук Ендрека, опустил их на стол.
— Ай-яй-яй... — продолжал он нарочито сокрушаться. — Как нехорошо, юноша. Большую ошибку ты совершил, большую. — Вдруг голос его стал холодным и твердым. — Позволь представиться, реестровый чародей Гудимир, сотни порубежной стражи пана Лехослава Рчайки. Властью, данной мне прилужанской короной, Советом чародеев Выгова и польным гетманом Хорова, я тебя арестовываю, ибо... Да ладно, какое там ослу под хвост «ибо». Колдовать не надо, где ни попадя. Ясно? Ощутил призвание — будь добр в Институциум, в стольный Выгов-град.
Ни ответить, ни пошевелиться Ендрек все еще не мог. Как в кошмарном сне, когда к тебе приближается чудовище, разевает зубастую пасть, а ты ни убежать не в силах, ни даже закричать от ужаса.
А Гудимир тем временем выглянул в коридор:
— Заходите. Вяжите его. С особым тщанием вяжите: паренек — сильный чародей. Только не осознал еще этого.
«Кто сильный? Я? — поразился студиозус. — А какой же тогда силой обладает Мржек, которому моя защита, что плетение паука?»
Вошли двое порубежников. Настороженные, напряженные.
— Да не бойтесь, не бойтесь, не укусит, — хитро подмигнув, подначил их Гудимир. — Я обездвиживающие чары последних сто лет отрабатываю. Никто еще не вырывался. А вы вяжите его. Да так, чтобы ни пальцем, ни рукой двинуть не мог, да чтоб заклинание не произнес, не приведи Господь.
Жорнищане сноровисто, выдавая немалый опыт, скрутили Ендреку локти за спиной, тонкой бечевой обмотали пальцы, которые, как назло, тут же начали невыносимо чесаться. В рот засунули гладко оструганный липовый чурбачок. К нему полагался ремешок с петельками по концам и еще одной петлей сзади — она пришлась как раз на затылок. Один из порубежников вставил в заднюю петельку палочку и закрутил. Похожее приспособление используют конюхи, смиряя самых злых лошадей, если приходит нужда их полечить. Называют его «закруткой» и набрасывают коням на верхнюю губу.
Гудимир оглядел работу подручных. Подергал узлы. Кивнул одобрительно. И тут же к Ендреку вернулась способность двигаться. Правда, единственное, что он смог сделать, это обессиленно опуститься на табурет.
А чародей, не обращая на него внимания, подступил к застывшему пану Юржику. Попытался заглянуть в открытый рот. Выругался неразборчиво под нос, щелкнул пальцами, зажигая в воздухе маленький яркий огонек. Эдакий волшебный светлячок.
— Ай-яй-яй, юноша... Кто же так зубы удаляет? Сперва обезболить десну следует, — Гудимир пошевелил пальцами у щеки Юржика. — Вот так, годится... После можно и приступать. — Чародей ловко подхватил клещи сильными тонкими пальцами, продолжая пояснять свои действия: — Накладываем щипцы. Осторожно, чтоб десну не поранить. И так уже вся иссечена — ай-яй-яй, юноша, ай-яй-яй. Тянем... тянем... Хорошо сидит, зараза... — В голосе волшебника послышалось напряжение. — Есть! Вот он!
Торжественным жестом победителя Гудимир бросил на стол окровавленный, почерневший с одного бока зуб.
— Теперь рану не худо и прижечь. Можно, конечно, огнем, но, я вижу, ты приготовил горелку? Похвально, чувствуется выучка Руттердахской академии. Медицинский факультет, не так ли?
Ендрек слабо кивнул.
— Я так и подумал. Вот и лечил бы, как профессора учат, а он Контрамацию нарушать вздумал, — сварливо заметил волшебник. — Нехорошо!
Он тряхнул пана Бутлю за плечо и приказал, протягивая чарку:
— Пей! Сразу не глотай, полощи рот. А теперь можешь и проглотить — чего зря добро переводить?
Пан Юржик повиновался, явно не соображая, что делает, а просто выполняя распоряжения. Как слабоумный ребенок.
— А теперь — пошли, панове.
Гудимир решительно шагнул через порог.
Старший порубежник — седоусый крепыш с родинкой на правой щеке — крепко взял Ендрека за шиворот тарататки:
— Двигай ногами, парень. Другой раз будешь головой думать.
Второй стражник — остроносый, скуластый — повел под руку пана Бутлю.
Вот такой процессией они и спустились в залу, поспев как раз к сроку, чтобы не дать Меченому броситься в безумную атаку на лучников и совершить тем самым непоправимую ошибку.
— Сдавайся, Шпара! — обрадованно воскликнул пан Лехослав. — Или тебе жизнь товарищей не дорога?
— Против твоего спутника, пан Войцек Шпара, — добавил Гудимир, спускаясь по ступенькам и становясь плечом к плечу с жорнищанским сотником, — могут быть выдвинуты серьезные обвинения. Если хочешь облегчить его участь, сдавайся.
Пан Войцек помедлил, скривился и бросил саблю на пол. Старинный клинок, жалобно зазвенев, отскочил к ногам пана Рчайки. Пан сотник, ухмыльнувшись, придавил его подошвой, оборвав песню честной стали на половине ноты.
Глава третья,
из которой читатель узнает кое-какие сведения об обычаях кочевников из правобережья Стрыпы, убеждается, что опытный чародей-лужичанин на голову превосходит любого шамана аранков, а также побывает в выговском шинке «Желтый гусар», где станет свидетелем весьма интересного разговора и не менее интересного знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Старикан цепким взглядом враз охватил убогую обстановку комнаты, укоризненно покачал головой.
— Ай-яй-яй, юноша, ай-яй-яй, — голос у него был высокий и слегка дребезжащий, как надтреснутый колокольчик. — Значит, Контрамацию нарушаем? Нехорошо. Ай-яй-яй...
Ендрек хотел ответить, что Контрамацию он нарушать никак не может, поскольку чародейством не пользуется, а если и применяет какие-то жалкие крохи магической силы, то неосознанно, в жалких количествах — не больше, чем бабка-ворожка, заговаривающая на покосе порезанную кметем ногу. Но не смог. Попробовал пошевелиться, хотя бы вынуть клещи у пана Юржика изо рта и извиниться перед волшебником — а старик без всякого сомнения был волшебником, скорее всего реестровым чародеем жорнищанской сотни, — и тоже не смог.
А потом он увидел остановившийся, бессмысленный взгляд пана Бутли, который сидел без движения и только со свистом втягивал воздух через распахнутый до предела рот.
Вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Так же, как тогда, когда висел, распятый на деревянной раме над гексаграммой в замке пана Адолика Шэраня, когда мазыл Козма из отряда рошиоров Тоадера наклонялся над ним с широким ножом...
А старик прошелся по комнате, брезгливо придерживая полу мятеля, чтоб не зацепиться ненароком за покрытую слоем пыли мебель. Осторожно вынул клещи из рук Ендрека, опустил их на стол.
— Ай-яй-яй... — продолжал он нарочито сокрушаться. — Как нехорошо, юноша. Большую ошибку ты совершил, большую. — Вдруг голос его стал холодным и твердым. — Позволь представиться, реестровый чародей Гудимир, сотни порубежной стражи пана Лехослава Рчайки. Властью, данной мне прилужанской короной, Советом чародеев Выгова и польным гетманом Хорова, я тебя арестовываю, ибо... Да ладно, какое там ослу под хвост «ибо». Колдовать не надо, где ни попадя. Ясно? Ощутил призвание — будь добр в Институциум, в стольный Выгов-град.
Ни ответить, ни пошевелиться Ендрек все еще не мог. Как в кошмарном сне, когда к тебе приближается чудовище, разевает зубастую пасть, а ты ни убежать не в силах, ни даже закричать от ужаса.
А Гудимир тем временем выглянул в коридор:
— Заходите. Вяжите его. С особым тщанием вяжите: паренек — сильный чародей. Только не осознал еще этого.
«Кто сильный? Я? — поразился студиозус. — А какой же тогда силой обладает Мржек, которому моя защита, что плетение паука?»
Вошли двое порубежников. Настороженные, напряженные.
— Да не бойтесь, не бойтесь, не укусит, — хитро подмигнув, подначил их Гудимир. — Я обездвиживающие чары последних сто лет отрабатываю. Никто еще не вырывался. А вы вяжите его. Да так, чтобы ни пальцем, ни рукой двинуть не мог, да чтоб заклинание не произнес, не приведи Господь.
Жорнищане сноровисто, выдавая немалый опыт, скрутили Ендреку локти за спиной, тонкой бечевой обмотали пальцы, которые, как назло, тут же начали невыносимо чесаться. В рот засунули гладко оструганный липовый чурбачок. К нему полагался ремешок с петельками по концам и еще одной петлей сзади — она пришлась как раз на затылок. Один из порубежников вставил в заднюю петельку палочку и закрутил. Похожее приспособление используют конюхи, смиряя самых злых лошадей, если приходит нужда их полечить. Называют его «закруткой» и набрасывают коням на верхнюю губу.
Гудимир оглядел работу подручных. Подергал узлы. Кивнул одобрительно. И тут же к Ендреку вернулась способность двигаться. Правда, единственное, что он смог сделать, это обессиленно опуститься на табурет.
А чародей, не обращая на него внимания, подступил к застывшему пану Юржику. Попытался заглянуть в открытый рот. Выругался неразборчиво под нос, щелкнул пальцами, зажигая в воздухе маленький яркий огонек. Эдакий волшебный светлячок.
— Ай-яй-яй, юноша... Кто же так зубы удаляет? Сперва обезболить десну следует, — Гудимир пошевелил пальцами у щеки Юржика. — Вот так, годится... После можно и приступать. — Чародей ловко подхватил клещи сильными тонкими пальцами, продолжая пояснять свои действия: — Накладываем щипцы. Осторожно, чтоб десну не поранить. И так уже вся иссечена — ай-яй-яй, юноша, ай-яй-яй. Тянем... тянем... Хорошо сидит, зараза... — В голосе волшебника послышалось напряжение. — Есть! Вот он!
Торжественным жестом победителя Гудимир бросил на стол окровавленный, почерневший с одного бока зуб.
— Теперь рану не худо и прижечь. Можно, конечно, огнем, но, я вижу, ты приготовил горелку? Похвально, чувствуется выучка Руттердахской академии. Медицинский факультет, не так ли?
Ендрек слабо кивнул.
— Я так и подумал. Вот и лечил бы, как профессора учат, а он Контрамацию нарушать вздумал, — сварливо заметил волшебник. — Нехорошо!
Он тряхнул пана Бутлю за плечо и приказал, протягивая чарку:
— Пей! Сразу не глотай, полощи рот. А теперь можешь и проглотить — чего зря добро переводить?
Пан Юржик повиновался, явно не соображая, что делает, а просто выполняя распоряжения. Как слабоумный ребенок.
— А теперь — пошли, панове.
Гудимир решительно шагнул через порог.
Старший порубежник — седоусый крепыш с родинкой на правой щеке — крепко взял Ендрека за шиворот тарататки:
— Двигай ногами, парень. Другой раз будешь головой думать.
Второй стражник — остроносый, скуластый — повел под руку пана Бутлю.
Вот такой процессией они и спустились в залу, поспев как раз к сроку, чтобы не дать Меченому броситься в безумную атаку на лучников и совершить тем самым непоправимую ошибку.
— Сдавайся, Шпара! — обрадованно воскликнул пан Лехослав. — Или тебе жизнь товарищей не дорога?
— Против твоего спутника, пан Войцек Шпара, — добавил Гудимир, спускаясь по ступенькам и становясь плечом к плечу с жорнищанским сотником, — могут быть выдвинуты серьезные обвинения. Если хочешь облегчить его участь, сдавайся.
Пан Войцек помедлил, скривился и бросил саблю на пол. Старинный клинок, жалобно зазвенев, отскочил к ногам пана Рчайки. Пан сотник, ухмыльнувшись, придавил его подошвой, оборвав песню честной стали на половине ноты.
Глава третья,
из которой читатель узнает кое-какие сведения об обычаях кочевников из правобережья Стрыпы, убеждается, что опытный чародей-лужичанин на голову превосходит любого шамана аранков, а также побывает в выговском шинке «Желтый гусар», где станет свидетелем весьма интересного разговора и не менее интересного знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95