Спиной ко мне на скамье сидели двое арабов, одетые в национальные балахоны, и одним из них был… Надир-шах!
Я узнал его сразу.
Узнал, потому что, увидев худую морду этого арабского хищника, украшенную снизу длинной черной бородой, похожей на мочалку, сразу же вспомнил, как в Питере, на Исаакиевской площади, он обращался ко мне с монитора компьютера, рассказывая о том, что будет с Алешей, если я не привезу ему Коран.
И это тоже было бы еще ничего, я бы мог предположить, что просто мир тесен, что это случайность, что мало ли кто кого и где может встретить… Но в их разговоре, который велся на совершенно непонятном мне языке, вдруг прозвучало слово «Коран», произнесенное с гортанным придыханием. Через несколько фраз оно прозвучало снова, потом еще пару раз, а потом они встали и удалились в сторону дворца.
Когда они исчезли между деревьев, я перевел дыхание и, еще раз взглянув в ту сторону, куда они ушли, развернулся и быстро пошел в караван-сарай.
Это было плохо.
Это было очень плохо, потому что случайно я узнал что-то очень важное, чего не знал раньше, и неизвестно, чем бы все обернулось, если бы не эта случайность. Что происходит - я пока еще не понял, слишком уж неожиданно перевернулась передо мной эта карта, но то, что игра имеет несколько другие правила, чем я предполагал, было совершенно очевидно.
Покинув прохладную тень, я оказался на ярком солнце и решительно направился к нашему временному обиталищу.
Навстречу мне вышла Наташа, которая, быстро оглянувшись, остановила меня жестом, а затем, подойдя вплотную, взяла под руку и потащила обратно, в прохладу зарослей.
Ничего не понимая, я удивленно посмотрел на нее и спросил:
- Что случилось? Девочки взбунтовались, сбросили боцмана за борт и захватили пороховой погреб?
- Если бы… - Наташа явно нервничала. - Все гораздо серьезнее.
- А раз серьезнее, - рассудительно сказал я, - то будь любезна не дергаться и вести себя поспокойнее. Ты же профессиональная шпионка, а суетишься, как молоденький неопытный стукач. Позор!
- Иди ты к черту! - сказала она и выдернула руку у меня из-под локтя.
Потом она уселась на скамью, ту самую, на которой только что сидели Надир-шах и его дружок и, вытащив из складок местного цветастого одеяния сигареты, закурила.
Выпустив дым, уплывший в густую листву, она посмотрела на меня и сказала:
- Ладно. Я успокоилась. Но зато ты сейчас начнешь нервничать.
- Ну-ну, - снисходительно усмехнулся я, - давай-давай.
- Даю. Генри обследовал помещения и обнаружил, что в каждой из наших комнат имеется видеожучок.
- Ну и что? - я недоуменно пожал плечами. - Подумаешь! Может быть, старый падишах любит смотреть, чем занимаются его гости, особенно если это девушки.
- Вот именно. На девушек пусть смотрит, я им сказала о камерах, так они теперь вертятся перед ними голышом, делая вид, что ни о чем не догадываются. Старый пердун обкончается там, и пусть. Но когда Генри как бы случайно двинул по жучку в нашей с тобой комнате спинкой кресла и сломал его, через пять минут прискакал местный якобы электрик и сказал, что ему нужно проверить проводку. Я вышла из ванной без всего и сказала, что у нас все в порядке и чтобы он убирался. Он ушел очень расстроенный.
- Выскакивать без всего из ванной ты любишь, - подтвердил я, вспомнив Ухту, где Наташа смутила похотливую грудастую горничную, уже рассчитывавшую на дополнительный заработок.
- Да, люблю, - вызывающе сказала она, - но не в этом дело. Во-первых, теперь мы знаем о жучках, а во-вторых, Генри сказал, что испортит их и в тех комнатах, где расположились его ребята.
- И это правильно, - кивнул я.
- Конечно. Но это опять же - семечки. Полчаса назад, когда ты пошел обозревать эти садово-парковые окрестности, я тоже решила прогуляться в одиночестве. Устала, знаешь ли, с дороги. Так вот, когда я добралась до главных ворот, не тех, через которые мы въезжали, а других, на южной стороне, то там, тихонько стоя в кустах, увидела интересную вещь.
Она затянулась, а я подумал, что интересные вещи начинают валиться на нас, как из мешка. Главное, чтобы не засыпали насмерть.
- Так что за вещь? - подтолкнул я Наташу.
- А вещь такая, - она выпустила дым и внимательно проследила за тем, как он уплыл.
- Когда-нибудь я ликвидирую тебя частным порядком за твою любовь к драматическим паузам, - пообещал я, угрожающе глядя на нее.
- А вещь такая, - повторила Наташа, - ворота открылись, внутрь въехал военный джип и остановился около будки охранника. Из будки вышел какой-то худой загорелый чурбан в белой накидке и с большой бородой, подошел к водителю и они заквакали по-своему.
- Ну и о чем же они квакали? - усмехнулся я, уже догадавшись, что загорелым чурбаном был не кто иной, как Надир-шах.
- Я не знаю, о чем они квакали, - прищурилась Наташа, - но один называл другого Надиршахом. Как тебе это нравится?
Я подумал и честно ответил:
- А никак! Я сам недавно видел его сидящим на этой самой скамье.
- И ничего мне не сказал?
- Да я и не успел! Ты сразу же схватила меня за руку и поволокла сюда. Я уж думал, тебе потрахаться захотелось…
Наташа зыркнула на меня и вдруг больно ущипнула за ляжку.
Я ойкнул и вскочил.
- Я тебе покажу - потрахаться! Маньяк.
Я не нашелся, что сказать, и поэтому полез за сигаретами.
Ну и дела…
Так что же тут делает этот долбаный Надиршах?
Неужели он знает о том, что я здесь?
При мысли об этом меня аж передернуло. Только этого и не хватало для полного счастья! Хотя…
- А моего имени они не называли?
- Нет. Точно не называли. Я слушала очень внимательно, будь уверен.
- Хорошо… - медленно сказал я, - хорошо. А что было дальше?
- А дальше тот, что на джипе, уехал, а Надиршах снова ушел в будку. Через десять минут за ним приехал белый «мерседес». И он тоже отвалил.
Мы помолчали, затем я сказал:
- Значит, так. Нужно немедленно предупредить Генри, чтобы он готовил своих ребят к действиям, а я пока пройдусь и подумаю.
Наташа встала и пошла в караван-сарай искать Генри, а я достал еще одну сигарету, прикурил от зажигалки и глубоко затянулся.
Генри Хасбэнд был чернокожим сержантом американского спецназа, покинувшим службу из-за разногласий с начальством. Начальство считало, что всяких подонков нужно публично судить, предоставляя им адвокатов, а также по возможности не нарушая их гражданских прав. И эти подонки становились телезвездами, о них узнавал весь мир, какие-то козлы из гуманитарных организаций защищали их права, в общем, не так уж и плохо у них все было. Ну, получит злодей двадцать пять лет за кровавое преступление, выйдет, когда ему исполнится полтинник, и будет жить, поплевывая на детей тех, кого он убил. И закон будет на его стороне.
А Генри считал, что его работа заключается в том, чтобы уничтожать их без шума и помпы, а также без суда и следствия, которые им были только на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69