В полумраке камеры можно было различить две грязные подстилки из рваного полотна и гнилой соломы, торчащей во все стороны. Никаких других предметов меблировки не наблюдалось.
— Нда… Нет, вы только посмотрите, до чего они довели бедных животных!
— наигранно воскликнул молодой горянин, указывая на подстилки. — Заставлять зверюшек кушать эту вот солому! Бессердечные все-таки у нас…
— Хватит, — оборвал его Одинокий. — Не стоит вымещать на других свое раздражение.
В это время явился начальник стражников — высокий седовласый мужчина с небольшими щетинистыми усами над верхней губой. Он немного хромал, на левой руке не хватало двух пальцев, а лоб пересекал старый шрам.
— Мне очень жаль, — сообщил он, лязгнув мечом на перевязи, — но это самое лучшее место, куда мы можем вас сейчас поместить. Надеюсь, вэйлорн в ближайшее же время займется вами, а нет — я устрою вас получше.
С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь. Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.
— Давайте-ка перекусим, — глянул он на парней из-под густых бровей. — Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы — зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком Камня жизни?
Тот рассеянно кивнул.
— Тогда тебе руководить войском, — категоричным тоном заявил Одмассэн.
— А как же Монн? — язвительно поинтересовался Мнмэрд.
— Оставьте это мне, — отмахнулся Одинокий.
Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, — колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как «дно».
Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся навстречу Ренкру, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:
— Остановись!
Он возразил:
— Но я не могу. Я же падаю.
— Остановись! — предостерегал туман. — Остановись, пока еще не совсем поздно! Остановись!!!
Ренкр попытался ухватиться за кустики мха, зацепиться за них, чтобы прекратить это нелепое падение, но мох с чавкающим звуком обрывался, клочья прилипали к пальцам, и юноша стал трясти руку, чтобы сбросить их. Потом посмотрел на ладонь — вместо мха к ней прилипли волосы, измазанные в липкой красной жидкости. С ужасом он понял, что эта жидкость — кровь.
— Остановись!
— Я хочу это сделать, слышите, хочу, но не могу!
Ренкр еще раз попытался ухватиться за мох /или что это там такое?!/, но все повторилось с тем же результатом.
— Остановись!
— Я…
— Оставьте его, — прозвучал еще один голос, твердый и властный. Другие замолчали, а этот продолжал говорить: — Неужели вы не видите: он не в силах остановиться. Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Никто и ничто. Предначертанное должно свершиться, и оно свершится. Довольно слов.
И алый свет потух, осталась только тьма, и тьма злобно свистела в ушах Ренкра, а он все падал, падал, падал… А в голове эхом звучали слова: «Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Он падает, падает, падает…»
Ренкр выставил перед собой руки, всей душой желая оттолкнуть то, к чему так стремительно приближался, то, что ожидало его на самом дне, где бы это дно ни находилось. Но — не было сил, не было удачи, не было надежды — ничего не было. Только тоска, глубокая непреодолимая тоска, от которой хотелось завыть и начать рвать в клочья грудь, чтобы выдрать горящее сердце и отбросить прочь, как можно дальше от себя. Но даже этого было невозможно сделать, оставалось только лететь навстречу неведомому, но нежеланному будущему.
— Нет!!!
— Спокойней, парень, спокойней, это был всего лишь дурной сон. — Одмассэн похлопал долинщика по спине, подал чашку с холодной водой, и Ренкр одним глотком опрокинул ее в пересохшее горло. — Не принимай так близко к сердцу. — Одинокий тяжело вздохнул, поднялся на ноги и прошаркал в другую часть камеры, к двери, в которую принялся стучать — размеренно и неторопливо. Было видно: он делает это уже не в первый раз и совершенно не надеется, что его услышат.
К удивлению узников, на стук неожиданно быстро отреагировали: дверь распахнулась и внутрь вошел Монн в сопровождении вчерашних стражников.
Вэйлорн попросил воинов подождать его за дверью, и те повиновались, но, уходя, начальник стражников из-за спины военачальника подмигнул заключенным. Монн застыл у двери, внимательно всматриваясь в лица паломников. Он сильно постарел и осунулся, лицо, казалось, немного перекосилось, и уродливый шрам был теперь еще более заметен.
— Ты уж садись, чувствуй себя как дома, — криво усмехнулся Одмассэн.
Вэйлорн проигнорировал усмешку.
— Я предупреждал вас, — холодно обронил он. — На вашем оружии нет рун, и если вы можете доказать иным способом, что были в Нижних пещерах, то сделайте это как можно скорее, в противном же случае вас казнят. Вернее, — поправил он себя, — вас изгонят, что в принципе равнозначно смерти, так как вас изгонят поодиночке.
Одинокий сплюнул на и без того не отличавшийся чистотой пол камеры, скривился:
— Нечестно играешь, Монн, нечестно. Руны нанесены на клинок Ренкра. И ты об этом знаешь.
Вэйлорн дернулся, как от удара, — словно его уличили в чем-то зазорном. Он резко обернулся, позвал стражников и потребовал, чтобы те принесли меч долинщика.
Через несколько долгих минут клинок оказался в камере, и Монн обнажил меч, демонстрируя его паломникам. К их ужасу, на оружии на самом деле не было рун!
Как будто по наитию Ренкр протянул руку к мечу:
— Позволь.
Монн медленно протянул клинок рукоятью от себя, и парень принял оружие. В это время факел, зажженный Мнмэрдом сегодня утром, зашипел и потух.
Сначала ничего не происходило, но потом сам воздух в камере словно бы сгустился, наполнился чем-то невидимым, но от этого не менее других предметов присутствующим в пещере. В полутьме камеры на клинке стали медленно проступать голубоватым пульсирующим свечением руны Ворнхольда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109