Потом я перешел к более сложным движениям и начал бегать по двору вместе с собаками. После недели одышки и сбитых ног я достиг определенных успехов.
Движение, сон и освобождение от постоянной боли позволили прояснить мозги. Я начал отмечать дни зарубками на кирпичах двора, считая периоды сна за ночи. Хотя руки все еще дрожали, голова работала лучше, я мог думать и начал вспоминать события моей прежней жизни: дни учения, свою подготовку Смотрителя, эззарианские ритуалы, некоторые события лет, проведенных в рабстве, постоянные сражения с демонами.
К несчастью, как я ни бился, не мог вспомнить самое главное: свою семью, друзей, как попал в рабство и как освободился, как очутился в Кир-Вагоноте, что я хотел узнать, рискуя жизнью и рассудком. Моя жизнь походила на аккуратно исписанный лист бумаги, залитый сверху чернилами: часть текста читается прекрасно, а часть полностью закрыта для зрителя.
Я не знал, хочу ли я прочесть то, что залито чернилами. Каждая дверца, которую я открывал, таила за собой что-нибудь жуткое или болезненное. Я старался измотать себя физическими упражнениями так, что не мог поднять ни руки, ни ноги, а потом начинал вспоминать песни, которые отвлекали меня и от прошлого, и от настоящего, и от будущего, в конце концов падал среди собак и засыпал. Потом будет время вспомнить. А если я погибну и не успею, какая разница?
О побеге я не думал. Я убедил себя, что стены слишком высокие и гладкие, ворота слишком тяжелые и запертые заклинанием, которое я не в силах сломать. На крыше стояла решетка из черных металлических прутьев. Даже если представить, что я смогу их разогнуть, необходимо еще преодолеть расстояние в два человеческих роста, отделяющее меня от решетки. Моя мелидда умерла, испортилась, засохла или что там еще, заклинания были такими же полезными, как уши глухого или глаза слепого. То краткое ощущение вернувшейся силы было лишь сном. Но все здравые рассуждения не скрывали правды. Если я попытаюсь бежать, демоны снова бросят меня в подземелье. Страх перед этим держал меня сильнее оков.
За все это время я ни разу не видел ни Валлин, ни Меррита, ни Денаса, ни Викса, странного демона, который затащил меня в Кир-Вагонот страшными снами. Во двор приходил только слуга в зеленых одеждах, который приносил еду и убирал за нами, – по счастью, иллюзорные собаки почти не воняли, – еще он проверял, не засорился ли источник, вытекающий из-под камня. Изредка он садился на скамью в углу двора и наблюдал за нами. Он ни разу не заговорил со мной и не дал понять, что я чем-то отличаюсь от псов. Правда, иногда он являлся в прочном теле вместо светящейся формы и тогда выступал очень гордо. Не думаю, что он старался ради собак. Он очень смешил меня, когда начинал подхватывать падающие штаны или проводил рукой по волосам и лицу, словно удостоверяясь, что они еще на месте.
Я не делал попыток заговорить с ним. Не хотел последствий, печальных или иных. Но однажды, когда собаки мешали ему подметать двор, я свистнул им, они примчались и сидели возле меня, пока он работал. Когда он покончил со своими обязанностями, то слегка кивнул мне, я улыбнулся и поклонился в ответ.
Вскоре после этого случая он видел, как я бегаю по двору после мытья, чтобы поскорее обсохнуть. В свой следующий приход он оставил рядом с моей миской кусок чистой ткани. Я не делал попыток преодолеть разделяющую нас пропасть, даже когда он был готов заговорить, но каждый раз, когда этот слуга являлся в человеческом обличье, я кланялся ему, не насмешливо и без вызова, просто из вежливости.
Через несколько дней после того, как он оставил мне полотенце, слуга явился в телесном облике. Он шел медленно, полусогнувшись. Когда попытался опустить на землю тяжелые подносы с едой для собак, то болезненно сморщился и замер. По симптомам я заключил, что он растянул себе спину, а поскольку анатомии человека не знает, то не может излечиться. Но когда я подошел ближе и протянул руки, чтобы забрать его груз, заметил на его зеленой тунике проступающие багровые полосы. Я забрал подносы и поставил их на землю, потом повел его к ручью. Жестами я велел ему снять рубаху. Его действительно били, скорее всего палкой. Я вспомнил, как Меррит рассказывал мне о демонах, заставляющих других принимать человеческие формы, чтобы причинять им боль. Я взял его рубаху и намочил ее, потом промыл холодной водой свежие раны. Я умел промывать раны, не усиливая боль, и знал, как можно нажать на одно место, чтобы пациент не чувствовал, что я делаю в это время. Когда было совершено необходимое, я отдал ему рубаху. То ли мои усилия не прошли даром, то ли тела демонов были не так чувствительны к боли, как настоящие, но он поклонился и вернулся к своей работе как ни в чем не бывало.
Я должен был догадаться. На следующий день у меня появился новый страж. Отвратительного вида мегера. Она приносила с собой палку и била рычащих псов, если они подходили к ней слишком близко. Она злобно ворчала на меня и угрожала своей палкой, от каждого ее движения сине-серое сияние расходилось по двору кругами. Меня не вдохновлял ни ее вид, ни ее оружие. Я не огрызался в ответ и не пугался, а просто прекращал свои занятия и уходил в угол. Когда она убиралась со двора, я возвращался к прерванной работе.
После нескольких недель тренировок ко мне начала возвращаться сила. Долгие часы бега восстановили дыхание, а вечные попытки увернуться от ласкающихся собак сделали меня ловким. Я практиковал все, что только мог извлечь из памяти, чтобы укрепить мышцы, обострить чувства, подавить свои постоянные страхи. Но руки мои по-прежнему тряслись, и, когда я после особенно удачного дня надеялся заметить робкий проблеск мелидды, каждый раз натыкался на холод и пустоту в душе.
Как-то после очень трудного дня, когда я мылся у ручья, мечтая заполучить палку моей гарпии, чтобы практиковаться с мечом, кто-то с грохотом распахнул ворота и вбежал во двор. Это оказалась низенькая пухлая девушка, слишком тяжеловесная и мужеподобная, в разодранном желтом платье. Ее круглое личико пылало, длинные каштановые волосы в беспорядке падали на плечи, она задыхалась. Когда она заметила меня, ее маленькие глазки широко распахнулись от изумления.
– Ой!
За воротами зазвучали грубые голоса, раздался топот тяжелых ног.
– Прошу вас, помогите мне! Жестокий повелитель поклялся, что он либо получит меня, либо отдаст безумным демонам. Уже сотни лет я томлюсь в этом замке.
Самым любопытным мне показалось то, что ее слова были совершенно пусты. Несмотря на их значение, в ее голосе не слышалось страха. Мы со страхом были старые знакомые, поэтому я заинтересовался… и насторожился. Стараясь не проронить ни слова, я обвел руками высокие стены и пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Движение, сон и освобождение от постоянной боли позволили прояснить мозги. Я начал отмечать дни зарубками на кирпичах двора, считая периоды сна за ночи. Хотя руки все еще дрожали, голова работала лучше, я мог думать и начал вспоминать события моей прежней жизни: дни учения, свою подготовку Смотрителя, эззарианские ритуалы, некоторые события лет, проведенных в рабстве, постоянные сражения с демонами.
К несчастью, как я ни бился, не мог вспомнить самое главное: свою семью, друзей, как попал в рабство и как освободился, как очутился в Кир-Вагоноте, что я хотел узнать, рискуя жизнью и рассудком. Моя жизнь походила на аккуратно исписанный лист бумаги, залитый сверху чернилами: часть текста читается прекрасно, а часть полностью закрыта для зрителя.
Я не знал, хочу ли я прочесть то, что залито чернилами. Каждая дверца, которую я открывал, таила за собой что-нибудь жуткое или болезненное. Я старался измотать себя физическими упражнениями так, что не мог поднять ни руки, ни ноги, а потом начинал вспоминать песни, которые отвлекали меня и от прошлого, и от настоящего, и от будущего, в конце концов падал среди собак и засыпал. Потом будет время вспомнить. А если я погибну и не успею, какая разница?
О побеге я не думал. Я убедил себя, что стены слишком высокие и гладкие, ворота слишком тяжелые и запертые заклинанием, которое я не в силах сломать. На крыше стояла решетка из черных металлических прутьев. Даже если представить, что я смогу их разогнуть, необходимо еще преодолеть расстояние в два человеческих роста, отделяющее меня от решетки. Моя мелидда умерла, испортилась, засохла или что там еще, заклинания были такими же полезными, как уши глухого или глаза слепого. То краткое ощущение вернувшейся силы было лишь сном. Но все здравые рассуждения не скрывали правды. Если я попытаюсь бежать, демоны снова бросят меня в подземелье. Страх перед этим держал меня сильнее оков.
За все это время я ни разу не видел ни Валлин, ни Меррита, ни Денаса, ни Викса, странного демона, который затащил меня в Кир-Вагонот страшными снами. Во двор приходил только слуга в зеленых одеждах, который приносил еду и убирал за нами, – по счастью, иллюзорные собаки почти не воняли, – еще он проверял, не засорился ли источник, вытекающий из-под камня. Изредка он садился на скамью в углу двора и наблюдал за нами. Он ни разу не заговорил со мной и не дал понять, что я чем-то отличаюсь от псов. Правда, иногда он являлся в прочном теле вместо светящейся формы и тогда выступал очень гордо. Не думаю, что он старался ради собак. Он очень смешил меня, когда начинал подхватывать падающие штаны или проводил рукой по волосам и лицу, словно удостоверяясь, что они еще на месте.
Я не делал попыток заговорить с ним. Не хотел последствий, печальных или иных. Но однажды, когда собаки мешали ему подметать двор, я свистнул им, они примчались и сидели возле меня, пока он работал. Когда он покончил со своими обязанностями, то слегка кивнул мне, я улыбнулся и поклонился в ответ.
Вскоре после этого случая он видел, как я бегаю по двору после мытья, чтобы поскорее обсохнуть. В свой следующий приход он оставил рядом с моей миской кусок чистой ткани. Я не делал попыток преодолеть разделяющую нас пропасть, даже когда он был готов заговорить, но каждый раз, когда этот слуга являлся в человеческом обличье, я кланялся ему, не насмешливо и без вызова, просто из вежливости.
Через несколько дней после того, как он оставил мне полотенце, слуга явился в телесном облике. Он шел медленно, полусогнувшись. Когда попытался опустить на землю тяжелые подносы с едой для собак, то болезненно сморщился и замер. По симптомам я заключил, что он растянул себе спину, а поскольку анатомии человека не знает, то не может излечиться. Но когда я подошел ближе и протянул руки, чтобы забрать его груз, заметил на его зеленой тунике проступающие багровые полосы. Я забрал подносы и поставил их на землю, потом повел его к ручью. Жестами я велел ему снять рубаху. Его действительно били, скорее всего палкой. Я вспомнил, как Меррит рассказывал мне о демонах, заставляющих других принимать человеческие формы, чтобы причинять им боль. Я взял его рубаху и намочил ее, потом промыл холодной водой свежие раны. Я умел промывать раны, не усиливая боль, и знал, как можно нажать на одно место, чтобы пациент не чувствовал, что я делаю в это время. Когда было совершено необходимое, я отдал ему рубаху. То ли мои усилия не прошли даром, то ли тела демонов были не так чувствительны к боли, как настоящие, но он поклонился и вернулся к своей работе как ни в чем не бывало.
Я должен был догадаться. На следующий день у меня появился новый страж. Отвратительного вида мегера. Она приносила с собой палку и била рычащих псов, если они подходили к ней слишком близко. Она злобно ворчала на меня и угрожала своей палкой, от каждого ее движения сине-серое сияние расходилось по двору кругами. Меня не вдохновлял ни ее вид, ни ее оружие. Я не огрызался в ответ и не пугался, а просто прекращал свои занятия и уходил в угол. Когда она убиралась со двора, я возвращался к прерванной работе.
После нескольких недель тренировок ко мне начала возвращаться сила. Долгие часы бега восстановили дыхание, а вечные попытки увернуться от ласкающихся собак сделали меня ловким. Я практиковал все, что только мог извлечь из памяти, чтобы укрепить мышцы, обострить чувства, подавить свои постоянные страхи. Но руки мои по-прежнему тряслись, и, когда я после особенно удачного дня надеялся заметить робкий проблеск мелидды, каждый раз натыкался на холод и пустоту в душе.
Как-то после очень трудного дня, когда я мылся у ручья, мечтая заполучить палку моей гарпии, чтобы практиковаться с мечом, кто-то с грохотом распахнул ворота и вбежал во двор. Это оказалась низенькая пухлая девушка, слишком тяжеловесная и мужеподобная, в разодранном желтом платье. Ее круглое личико пылало, длинные каштановые волосы в беспорядке падали на плечи, она задыхалась. Когда она заметила меня, ее маленькие глазки широко распахнулись от изумления.
– Ой!
За воротами зазвучали грубые голоса, раздался топот тяжелых ног.
– Прошу вас, помогите мне! Жестокий повелитель поклялся, что он либо получит меня, либо отдаст безумным демонам. Уже сотни лет я томлюсь в этом замке.
Самым любопытным мне показалось то, что ее слова были совершенно пусты. Несмотря на их значение, в ее голосе не слышалось страха. Мы со страхом были старые знакомые, поэтому я заинтересовался… и насторожился. Стараясь не проронить ни слова, я обвел руками высокие стены и пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103