Известные в настоящее время источники не дают убедительного объяснения причин столь жестокого решения Петра. Видимо, помимо официальной вины Шафирова, вице-канцлер совершил еще какие-то проступки, вызвавшие резкое недовольство царя.
Петровское время, как видим, отличалось необычными поворотами человеческой судьбы: сыновья безвестных родителей становились знаменитыми людьми; напротив, люди, достигшие почета, богатства и славы, в одно мгновение утрачивали и почести, и богатство, а иногда и жизнь.
Ко времени смерти Петра число сподвижников, с которыми он начинал правление, значительно поубавилось. Одни из них, как Ромодановский, Шереметев, Стрешнев, Головин, Зотов, ушли из жизни. Другие, как Меншиков, Шафиров, Скорняков-Писарев, отчасти Макаров, лишились доверия царя, и, проживи он дольше, трудно сказать, как оборвалась бы жизнь светлейшего князя или кабинет-секретаря. Третьих, как Кикин, Нестеров и Гагарин, он отправил на эшафот. Не стало собственного сына.
На первый взгляд будто бы ничего не изменилось. Так казалось, вероятно, и Петру, продолжавшему сохранять издавна заведенные порядки в своей «компании». Царь, например, не расстался с игрой в «князя-кесаря» и после смерти Федора Юрьевича Ромодановского в 1718 году. Должность руководителя Преображенского приказа вместе с титулом «князя-кесаря» воспринял сын покойного. В письмах к Ивану Федоровичу Ромодановскому царь придерживался того же шутливого тона: «Как словесно вашему величеству били челом, так и письменно доносили, дабы благоволили дела приказу Преображенского принять так, как блаженные памяти отец ваш управлял». В 1722 году царь ставит Ромодановского в известность, что отправляется в Каспийский поход «на вашу государскую службу со всем здешним флотом», и подписывает донесение так: «Вашего величества нижайший слуга Петр». Последний из известных такого рода указов царь написал Ромодановскому за три месяца до своей смерти – в октябре 1724 года.
Роли остались прежними, но исполнители ролей переменились. Ромодановский-отец при всех своих пороках был личностью незаурядной и исполнял роль «князя-кесаря» превосходно. О Ромодановском-сыне, личности, по-видимому, совершенно бесцветной, у нас нет сведений – ни о том, как он оправлялся с обязанностью руководителя Преображенского приказа, ни о том, как он исполнял роль «князя-кесаря».
Раньше «компания» Петра состояла из его сподвижников, с которыми он работал и проводил досуг. Тогда частную жизнь царя трудно было отделить от государственной. Теперь с сподвижниками он общался на работе, а отдыхал с тем кругом лиц, который ему лично был приятен. Среди них на первом плане находились денщики. Приведу пространное суждение о денщиках царя, принадлежащее графу Бассевичу – министру герцога Голштинского, имевшему возможность в течение нескольких лет вблизи наблюдать жизнь двора: «Денщики это нечто вроде домашних слуг и провожатых, каких имеет всякий знатный русский. Царь брал своих из русского юношества всех сословий, начиная с знатнейшего дворянства и нисходя до людей самого низкого происхождения. Чтобы сделаться его денщиком, нужно было иметь только физиономию, которая бы ему нравилась. Враг всякого принуждения и этикета, он допускал к себе своих дворян и камергеров только при каких-нибудь значительных празднествах, тогда как денщики окружали его и сопровождали повсюду. Они могли свободно высказывать ему мысли, серьезные или забавные, какие им приходили в голову. Случалось довольно часто, что он прерывал какой-нибудь важный разговор с министром и обращался к ним с шутками. Он много полагался на их преданность, и этот род службы, казалось, давал право на его особенное расположение. Лучшим способом найти к нему доступ было сближение с денщиками. Сообразно своим способностям и уму они получали всякого рода должности и после того всегда сохраняли в отношениях к своему государю ту кроткость, которой лишены были другие вельможи». Другой иностранец, наблюдавший Петра за границей, записал: «Он окружен совершенно простым народом; в числе его перекрещенец еврей и корабельный мастер, которые с ним кушают за одним столом».
Очень близким к Петру человеком был кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров. Эту должность он занял в 1707 году и выполнял ее до смерти Петра. Через Макарова шла вся переписка царя, кабинет-секретарь составлял по его поручению указы, а также ответы корреспондентам, докладывал о содержании полученных на царское имя прошений, донесений и т. д. Безграничное доверие Петра к Макарову придавало кабинет-секретарю огромный вес в правительственном механизме.
Обычно лица, обращавшиеся с какой-либо просьбой к царю, одновременно просили замолвить словечко и Макарова: «Просил я его царское величество о милосердии, – обращается за содействием к Макарову фельдмаршал Шереметев, – чтоб меня пожаловал, отпустил в Москву и в деревни для управления и чтоб успел я отделить невестку свою со внуком». Корреспондент долгое время не получал от царя ответа. В этом случае тоже прибегали к услугам Макарова: его упрашивали напомнить Петру о деле, представить его таким образом, чтобы оно было решено в пользу просителя. Перед Макаровым заискивали. Его репутация делового, организованного и справедливого человека была хорошо известна среди сановного мира столицы, и каждый из вельмож стремился заручиться его поддержкой. Многие годы он оказывал ее, видимо, безвозмездно, но к концу жизни царя всетаки был соблазнен взяткодателями.
В круг домашних друзей Петра, с которыми он проводил часы досуга, входили также люди, не занимавшие каких-либо государственных должностей ни до того, как они стали вхожи ко двору, ни после этого. К ним относится поп Битка. Он постоянный партнер Петра при игре в шахматы, часто находился при нем безотлучно, сопровождал его в заграничной поездке 1716 – 1717 годов. В качестве знатока церковного чина он привлекался для составления церемоний для «всепьянейшего собора».
Вхож был в дом Петра также Степан Иванович Беляев – певчий дьяк, руководитель царского хора. Он пользоаался расположением царя, сопровождал его в поездке по Европе и так же, как и поп Битка, частенько принимал его дома-Едва ли де самым близким к Петру человеком среди лиц, вхожих в его дом, был князь Юрий Федорович Шаховской, более известный под именем архидьякона Гедеона Шаховского. Этим именем его называли во «всепьянедшем соборе».
Князь занимал при дворе должность шута и сопровождал царя повсюду. Петр ценил начитанность и остроумие Шаховского, его наблюдательность и находчивость. Положение шута позволяло Шаховскому говорить то, что другие до отваживались вслух произносить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Петровское время, как видим, отличалось необычными поворотами человеческой судьбы: сыновья безвестных родителей становились знаменитыми людьми; напротив, люди, достигшие почета, богатства и славы, в одно мгновение утрачивали и почести, и богатство, а иногда и жизнь.
Ко времени смерти Петра число сподвижников, с которыми он начинал правление, значительно поубавилось. Одни из них, как Ромодановский, Шереметев, Стрешнев, Головин, Зотов, ушли из жизни. Другие, как Меншиков, Шафиров, Скорняков-Писарев, отчасти Макаров, лишились доверия царя, и, проживи он дольше, трудно сказать, как оборвалась бы жизнь светлейшего князя или кабинет-секретаря. Третьих, как Кикин, Нестеров и Гагарин, он отправил на эшафот. Не стало собственного сына.
На первый взгляд будто бы ничего не изменилось. Так казалось, вероятно, и Петру, продолжавшему сохранять издавна заведенные порядки в своей «компании». Царь, например, не расстался с игрой в «князя-кесаря» и после смерти Федора Юрьевича Ромодановского в 1718 году. Должность руководителя Преображенского приказа вместе с титулом «князя-кесаря» воспринял сын покойного. В письмах к Ивану Федоровичу Ромодановскому царь придерживался того же шутливого тона: «Как словесно вашему величеству били челом, так и письменно доносили, дабы благоволили дела приказу Преображенского принять так, как блаженные памяти отец ваш управлял». В 1722 году царь ставит Ромодановского в известность, что отправляется в Каспийский поход «на вашу государскую службу со всем здешним флотом», и подписывает донесение так: «Вашего величества нижайший слуга Петр». Последний из известных такого рода указов царь написал Ромодановскому за три месяца до своей смерти – в октябре 1724 года.
Роли остались прежними, но исполнители ролей переменились. Ромодановский-отец при всех своих пороках был личностью незаурядной и исполнял роль «князя-кесаря» превосходно. О Ромодановском-сыне, личности, по-видимому, совершенно бесцветной, у нас нет сведений – ни о том, как он оправлялся с обязанностью руководителя Преображенского приказа, ни о том, как он исполнял роль «князя-кесаря».
Раньше «компания» Петра состояла из его сподвижников, с которыми он работал и проводил досуг. Тогда частную жизнь царя трудно было отделить от государственной. Теперь с сподвижниками он общался на работе, а отдыхал с тем кругом лиц, который ему лично был приятен. Среди них на первом плане находились денщики. Приведу пространное суждение о денщиках царя, принадлежащее графу Бассевичу – министру герцога Голштинского, имевшему возможность в течение нескольких лет вблизи наблюдать жизнь двора: «Денщики это нечто вроде домашних слуг и провожатых, каких имеет всякий знатный русский. Царь брал своих из русского юношества всех сословий, начиная с знатнейшего дворянства и нисходя до людей самого низкого происхождения. Чтобы сделаться его денщиком, нужно было иметь только физиономию, которая бы ему нравилась. Враг всякого принуждения и этикета, он допускал к себе своих дворян и камергеров только при каких-нибудь значительных празднествах, тогда как денщики окружали его и сопровождали повсюду. Они могли свободно высказывать ему мысли, серьезные или забавные, какие им приходили в голову. Случалось довольно часто, что он прерывал какой-нибудь важный разговор с министром и обращался к ним с шутками. Он много полагался на их преданность, и этот род службы, казалось, давал право на его особенное расположение. Лучшим способом найти к нему доступ было сближение с денщиками. Сообразно своим способностям и уму они получали всякого рода должности и после того всегда сохраняли в отношениях к своему государю ту кроткость, которой лишены были другие вельможи». Другой иностранец, наблюдавший Петра за границей, записал: «Он окружен совершенно простым народом; в числе его перекрещенец еврей и корабельный мастер, которые с ним кушают за одним столом».
Очень близким к Петру человеком был кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров. Эту должность он занял в 1707 году и выполнял ее до смерти Петра. Через Макарова шла вся переписка царя, кабинет-секретарь составлял по его поручению указы, а также ответы корреспондентам, докладывал о содержании полученных на царское имя прошений, донесений и т. д. Безграничное доверие Петра к Макарову придавало кабинет-секретарю огромный вес в правительственном механизме.
Обычно лица, обращавшиеся с какой-либо просьбой к царю, одновременно просили замолвить словечко и Макарова: «Просил я его царское величество о милосердии, – обращается за содействием к Макарову фельдмаршал Шереметев, – чтоб меня пожаловал, отпустил в Москву и в деревни для управления и чтоб успел я отделить невестку свою со внуком». Корреспондент долгое время не получал от царя ответа. В этом случае тоже прибегали к услугам Макарова: его упрашивали напомнить Петру о деле, представить его таким образом, чтобы оно было решено в пользу просителя. Перед Макаровым заискивали. Его репутация делового, организованного и справедливого человека была хорошо известна среди сановного мира столицы, и каждый из вельмож стремился заручиться его поддержкой. Многие годы он оказывал ее, видимо, безвозмездно, но к концу жизни царя всетаки был соблазнен взяткодателями.
В круг домашних друзей Петра, с которыми он проводил часы досуга, входили также люди, не занимавшие каких-либо государственных должностей ни до того, как они стали вхожи ко двору, ни после этого. К ним относится поп Битка. Он постоянный партнер Петра при игре в шахматы, часто находился при нем безотлучно, сопровождал его в заграничной поездке 1716 – 1717 годов. В качестве знатока церковного чина он привлекался для составления церемоний для «всепьянейшего собора».
Вхож был в дом Петра также Степан Иванович Беляев – певчий дьяк, руководитель царского хора. Он пользоаался расположением царя, сопровождал его в поездке по Европе и так же, как и поп Битка, частенько принимал его дома-Едва ли де самым близким к Петру человеком среди лиц, вхожих в его дом, был князь Юрий Федорович Шаховской, более известный под именем архидьякона Гедеона Шаховского. Этим именем его называли во «всепьянедшем соборе».
Князь занимал при дворе должность шута и сопровождал царя повсюду. Петр ценил начитанность и остроумие Шаховского, его наблюдательность и находчивость. Положение шута позволяло Шаховскому говорить то, что другие до отваживались вслух произносить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120