Но столкнулся с другой реальностью.
Сэм усмехнулся.
— Понимаю. Вроде бы в твоей армии все так же прогнило, как и у нас. — Сэм дотронулся до своих капитанских нашивок: — Видишь? Я долго их ношу. Штабные офицерики постоянно обновляют свои плечики. А полевые? Кто хочет повышать в чине человека, у которого руки в крови? Солдат, побывавший в бою, мог бы шепнуть полковнику, что его новейшая военная программа — это всего лишь куча дерьма, несущая человекоубийство. А что еще хуже, мнение бойца может просочиться в прессу.
— Но ты должен был чему-то научиться, командуя отборными частями.
— Ага, так же, как и ты, оставаясь в чине майора. Знаешь, не так уж трудно превратиться в бюрократа, который командует штабными крысами и бухгалтерами и шелестит бумажонками. Эти ребята сидят в безопасности в своих конторах на берегу Потомака и волнуются, только когда их рапорты запаздывают. Свиста пуль они не слышали со времен учений. Но знаешь, когда я захожу в их контору и произношу слово “десантник”, это действует на них, как полет в чертовом пузыре, и у этих говноедов начинают дрожать коленки. Все равно как свирепый бульдог входит в комнату с причесанными и надушенными пуделями.
Виктор сделал глоток, медленно наклоняя чашку.
— Может быть, хорошо, что нам не пришлось сразиться. Ведь мы совсем не так представляли друг друга.
Расслабившись, Сэм откинулся назад.
— Да, путаницы было предостаточно. В основном страсти нагнетала плохая разведка. Плохая или сама по себе, или же какой-нибудь безмозглый политикан совал свой нос куда не надо и трахал всех подряд.
Улыбка Виктора стала шире.
— Как хорошо жить с газетой “Правда”, она никогда не сообщает о наших ошибках.
— Мы могли бы прислать тебе “Вашингтон пост” или “Балтимор-сан”. Что одна, что другая — всё враки.
— Лучше не надо. Кажется, мы сами можем разобраться с этими “фактами”, с нашими, привычными. Если получим еще и ваши, выйдет мешанина.
Сэм ответил улыбкой.
— А что ты думаешь о Шейле? Какой ход она собирается сделать?
— Увидим. Все это слишком внове. — Стукалов обвел рукой комнату. — Когда мы привыкнем ко всему, тогда и увидим, как будут развиваться события. Но я думаю, что в одном она права. Мы чем-то должны занять людей, должны отвлечь их от того, что происходит.
— Другого выбора нет,
Стукалов поднял бровь.
— Да, черт возьми. Если есть трудности, мои ребята справятся с ними. Если трудностей нет — как прошлой ночью, — они их создадут. Мэрфи — самый трудный.
— Недовольный?
— Нет. Просто он любит рисковать. Он из тех парней, кому дашь коробочку, покажешь, что внутри сидит скорпион, и посоветуешь держать пальцы подальше, а он все-таки залезет внутрь просто для того, чтобы убедиться, что он сможет это сделать и не подохнуть.
Стукалов расхохотался.
— Ты очень здорово сказал о Мэрфи. Ты мог бы стать офицером Советской Армии. Мы думаем так же, как и ты.
— Я приметил Маленкова, ну, того, что вылез вперед.
— Николай — хороший человек. Его медалями можно завесить стену. Он страшно любопытен, как и твой Мэрфи. — Стукалов помолчал. — А как мы завершим их маленькую эскападу ночью?
Сэм откинулся на спинку стула.
— Мне нечего сказать. Ты, наверное, заметил, что, как только мы попали сюда, Мэрфи исчез из виду. У него есть время подумать о своих грехах, он надеется, что во всеобщей суматохе я обо всем забуду. Не знаю. Когда я обнаружил их прошлой ночью, они болтали и смеялись, попивая пивко Вайт-базы, которое не стоит и ломаного гроша. Думаю, что в нынешней ситуации это не такой уж большой грех.
Стукалов нахмурился.
— А если когда-то нам придется все-таки столкнуться лицом к лицу? Этого нельзя исключить.
Сэм посмотрел на ароматную жидкость в стакане.
— Ну ладно, допустим, такая вероятность существует. Но если мы не слепим команду из этих мясников и эти Пашти прикончат нас, какая, к черту, разница, что случилось в пути?
Стукалов прищурился.
— Думаю, Сэм, мы понимаем друг друга. Возможно, чем скорее мы начнем работать сообща, тем лучше. Предлагаю начать с совместных тренировок. Физкультура…
— Физкультура? Отличная идея! Давай начнем завтра же, в семь ноль-ноль. Может быть, сделаем смешанные группы. Я уговорю Габи присоединиться. Кто знает, может, мы многому научим друг друга. Он уже здесь, со своими, давай спросим. За твое здоровье, Виктор. — Сэм поднял свою чашку и чокнулся со Стукаловым. — Оно тебе пригодится.
* * *
— Господин Генеральный секретарь! — Когда спутниковая связь заработала, Билл Фермен судорожно вытер лицо. Его переводчик повторил обращение на русском.
Голованов тоже разговаривал с помощью переводчика.
— Добрый день, полковник. Полагаю, веская причина вынудила вас выйти на связь со мной в столь опасное время?
Фермен облизнул губы, чувствуя, как пот струится по его лысеющей голове.
— Господин Генеральный секретарь, сегодня утром Джона Атвуда силой принуждали покинуть президентский пост. Так сложились обстоятельства. ЦРУ и военная разведка не уверены, что он правильно осветил факты, связанные с тем, что произошло с нашим вооружением. Они думают, что это какой-то трюк. Секретная служба завладела дневниками Атвуда. Все сведения об Ахимса… ну, они думают, что он сошел с ума. То есть заболел. Послушайте, грозит катастрофа. Вы можете что-нибудь сделать? Вы можете рассказать им о появлении пришельцев?
— Зачем мне это делать?
— Потому что, господин Генеральный секретарь, они напуганы до смерти, что вас сместят и поставят новое правительство с жестким курсом. Когда ракеты нейтрализованы, ничто не остановить Советскую Армию…
— Вы думаете, я спасу президента Атвуда? — Голованов устало улыбнулся.
— Весь мир катится к чертям! Сегодня в полдень пресса опубликует материалы о ракетах. Наступит кромешный ад. Мы на краю гибели. Люди посходили с ума. Черт побери, если мы не возьмем ситуацию под контроль, мы погибли.
Фермен замолчал. Он задыхался, пришлось опять вытереть платком лицо.
Голованов нахмурился.
— Полковник Фермен, думаю, что уже слишком поздно. Я даже себе ничем не смогу помочь.
Что-то щелкнуло, и связь прервалась.
— Черт побери! — Фермен стукнул кулаком по столу. Переводчик смотрел на него безумным взглядом.
— Пришельцы?
* * *
Юрий Голованов смотрел на экран, уверенный, что связь прервали на том конце провода. Сердце, как деревянный молот, глухо билось в его груди.
— Итак, — медленно заговорил маршал Растиневский, — вы часто подобным образом беседовали с американцами?
Юрий посмотрел на окруживших его офицеров ГРУ. Направленные на него черные дула пистолетов и автоматов, казалось, злорадствовали. Что испытывал Горбачев в такой же ситуации? Какая ирония судьбы!
— Думаю… все мои слова вы расцените как фантазии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Сэм усмехнулся.
— Понимаю. Вроде бы в твоей армии все так же прогнило, как и у нас. — Сэм дотронулся до своих капитанских нашивок: — Видишь? Я долго их ношу. Штабные офицерики постоянно обновляют свои плечики. А полевые? Кто хочет повышать в чине человека, у которого руки в крови? Солдат, побывавший в бою, мог бы шепнуть полковнику, что его новейшая военная программа — это всего лишь куча дерьма, несущая человекоубийство. А что еще хуже, мнение бойца может просочиться в прессу.
— Но ты должен был чему-то научиться, командуя отборными частями.
— Ага, так же, как и ты, оставаясь в чине майора. Знаешь, не так уж трудно превратиться в бюрократа, который командует штабными крысами и бухгалтерами и шелестит бумажонками. Эти ребята сидят в безопасности в своих конторах на берегу Потомака и волнуются, только когда их рапорты запаздывают. Свиста пуль они не слышали со времен учений. Но знаешь, когда я захожу в их контору и произношу слово “десантник”, это действует на них, как полет в чертовом пузыре, и у этих говноедов начинают дрожать коленки. Все равно как свирепый бульдог входит в комнату с причесанными и надушенными пуделями.
Виктор сделал глоток, медленно наклоняя чашку.
— Может быть, хорошо, что нам не пришлось сразиться. Ведь мы совсем не так представляли друг друга.
Расслабившись, Сэм откинулся назад.
— Да, путаницы было предостаточно. В основном страсти нагнетала плохая разведка. Плохая или сама по себе, или же какой-нибудь безмозглый политикан совал свой нос куда не надо и трахал всех подряд.
Улыбка Виктора стала шире.
— Как хорошо жить с газетой “Правда”, она никогда не сообщает о наших ошибках.
— Мы могли бы прислать тебе “Вашингтон пост” или “Балтимор-сан”. Что одна, что другая — всё враки.
— Лучше не надо. Кажется, мы сами можем разобраться с этими “фактами”, с нашими, привычными. Если получим еще и ваши, выйдет мешанина.
Сэм ответил улыбкой.
— А что ты думаешь о Шейле? Какой ход она собирается сделать?
— Увидим. Все это слишком внове. — Стукалов обвел рукой комнату. — Когда мы привыкнем ко всему, тогда и увидим, как будут развиваться события. Но я думаю, что в одном она права. Мы чем-то должны занять людей, должны отвлечь их от того, что происходит.
— Другого выбора нет,
Стукалов поднял бровь.
— Да, черт возьми. Если есть трудности, мои ребята справятся с ними. Если трудностей нет — как прошлой ночью, — они их создадут. Мэрфи — самый трудный.
— Недовольный?
— Нет. Просто он любит рисковать. Он из тех парней, кому дашь коробочку, покажешь, что внутри сидит скорпион, и посоветуешь держать пальцы подальше, а он все-таки залезет внутрь просто для того, чтобы убедиться, что он сможет это сделать и не подохнуть.
Стукалов расхохотался.
— Ты очень здорово сказал о Мэрфи. Ты мог бы стать офицером Советской Армии. Мы думаем так же, как и ты.
— Я приметил Маленкова, ну, того, что вылез вперед.
— Николай — хороший человек. Его медалями можно завесить стену. Он страшно любопытен, как и твой Мэрфи. — Стукалов помолчал. — А как мы завершим их маленькую эскападу ночью?
Сэм откинулся на спинку стула.
— Мне нечего сказать. Ты, наверное, заметил, что, как только мы попали сюда, Мэрфи исчез из виду. У него есть время подумать о своих грехах, он надеется, что во всеобщей суматохе я обо всем забуду. Не знаю. Когда я обнаружил их прошлой ночью, они болтали и смеялись, попивая пивко Вайт-базы, которое не стоит и ломаного гроша. Думаю, что в нынешней ситуации это не такой уж большой грех.
Стукалов нахмурился.
— А если когда-то нам придется все-таки столкнуться лицом к лицу? Этого нельзя исключить.
Сэм посмотрел на ароматную жидкость в стакане.
— Ну ладно, допустим, такая вероятность существует. Но если мы не слепим команду из этих мясников и эти Пашти прикончат нас, какая, к черту, разница, что случилось в пути?
Стукалов прищурился.
— Думаю, Сэм, мы понимаем друг друга. Возможно, чем скорее мы начнем работать сообща, тем лучше. Предлагаю начать с совместных тренировок. Физкультура…
— Физкультура? Отличная идея! Давай начнем завтра же, в семь ноль-ноль. Может быть, сделаем смешанные группы. Я уговорю Габи присоединиться. Кто знает, может, мы многому научим друг друга. Он уже здесь, со своими, давай спросим. За твое здоровье, Виктор. — Сэм поднял свою чашку и чокнулся со Стукаловым. — Оно тебе пригодится.
* * *
— Господин Генеральный секретарь! — Когда спутниковая связь заработала, Билл Фермен судорожно вытер лицо. Его переводчик повторил обращение на русском.
Голованов тоже разговаривал с помощью переводчика.
— Добрый день, полковник. Полагаю, веская причина вынудила вас выйти на связь со мной в столь опасное время?
Фермен облизнул губы, чувствуя, как пот струится по его лысеющей голове.
— Господин Генеральный секретарь, сегодня утром Джона Атвуда силой принуждали покинуть президентский пост. Так сложились обстоятельства. ЦРУ и военная разведка не уверены, что он правильно осветил факты, связанные с тем, что произошло с нашим вооружением. Они думают, что это какой-то трюк. Секретная служба завладела дневниками Атвуда. Все сведения об Ахимса… ну, они думают, что он сошел с ума. То есть заболел. Послушайте, грозит катастрофа. Вы можете что-нибудь сделать? Вы можете рассказать им о появлении пришельцев?
— Зачем мне это делать?
— Потому что, господин Генеральный секретарь, они напуганы до смерти, что вас сместят и поставят новое правительство с жестким курсом. Когда ракеты нейтрализованы, ничто не остановить Советскую Армию…
— Вы думаете, я спасу президента Атвуда? — Голованов устало улыбнулся.
— Весь мир катится к чертям! Сегодня в полдень пресса опубликует материалы о ракетах. Наступит кромешный ад. Мы на краю гибели. Люди посходили с ума. Черт побери, если мы не возьмем ситуацию под контроль, мы погибли.
Фермен замолчал. Он задыхался, пришлось опять вытереть платком лицо.
Голованов нахмурился.
— Полковник Фермен, думаю, что уже слишком поздно. Я даже себе ничем не смогу помочь.
Что-то щелкнуло, и связь прервалась.
— Черт побери! — Фермен стукнул кулаком по столу. Переводчик смотрел на него безумным взглядом.
— Пришельцы?
* * *
Юрий Голованов смотрел на экран, уверенный, что связь прервали на том конце провода. Сердце, как деревянный молот, глухо билось в его груди.
— Итак, — медленно заговорил маршал Растиневский, — вы часто подобным образом беседовали с американцами?
Юрий посмотрел на окруживших его офицеров ГРУ. Направленные на него черные дула пистолетов и автоматов, казалось, злорадствовали. Что испытывал Горбачев в такой же ситуации? Какая ирония судьбы!
— Думаю… все мои слова вы расцените как фантазии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153