Уже этим летом он собирается строить большой флот в устье Рейна. По-настоящему большой, в несколько сотен лодий. Еще через год-другой он соберет свой народ, летом, – когда нет штормов и ветер благоприятствует! – погрузит на корабли и отправится завоевывать Британию! Представляешь, каково?
…Прежде этот дом принадлежал какому-то безвестному центуриону, теперь же его занимал отец Никодим из Адрианополя – советник рикса, человек ученый, но склонный к пьянству.
Рукоположение он получил в Никее, а вот какое чудо привело Никодима к саксам, клирик помнил слабо – каждодневное бражничание доброй памяти не способствует. В вере, однако, был крепок и истов как любой грек, придерживался Никейского символа, а встретить в прирейнском захолустье настоящего епископа и не мечтал. Свято хранил шесть книг, привезенных с собой из Фракии, – Евангелия, Ветхий Завет и четыре тома сочинений Августина, архиерея, державшего диоцезию Гиппонскую.
Эрзарих, развалившись на широкой лавке, громоподобно храпел – лангобард устал, испил крепкого саксонского пива, набил пузо вареной телятиной и горя теперь не ведал. Нет ничего лучше хорошего дома и гостеприимного хозяина, а дорога впереди дальняя…
– Завоевывать Британию, – повторил Ремигий. – История повторяется, а, брат Никодим? Идет по кругу. Некоторые варвары встают на римский путь, тебе не кажется?
– Кажется, – глубоко, как делают только очень пьяные люди, кивнул грек. – Спираль истории, ваше преподобие… Эорих уже почти христианин, на капище рядом с идолами крест поставил. Слушается меня, образованность ценит…
– Пил бы ты поменьше, святой брат, цены бы тебе не было. Всё, хватит разговоров, спать пора.
Никодим уныло посмотрел на очередной непочатый кувшин, вздохнул, потеребил пятерней пышную черную бородищу и последовал совету Ремигия буквально: уронил голову на столешницу, объяв ручищами помянутый кувшин вкупе с кружкой, и засопел, ровно младенчик.
– Какое время, такие и нравы, – весело фыркнул епископ. Встал, постелил на свободной лавке чистую попону, отыскал маленькую подушечку, набитую сеном. Прошептал после обязательной молитвы:
– Зри, Господи, на каких столпах возводится храм твой! На несокрушимых… Это надо же, из самой Византии сочинения Августина сюда припер, не поленился, не бросил, не потерял и не пропил…
Глава седьмая
В которой епископ Ремигий знакомится с Хеоротом, открывает некоторые неприглядные тайны, исследует болота, ожидает неминуемой встречи с Гренделем
Весна 496 года по Р. X.
Даннмёрк, Хеорот
– …У саков, в Бонне, мы провели целых два дня, – продолжал епископ свой рассказ о путешествии из Стэнэ в Хеорот. – Пришлось задержаться, Никодим из Адрианополя настоял, хотел, чтобы я познакомился с Эорихом. Потом мы узнали, что саксы отправляют большой обоз с купленным в Паннонии зерном к фризам, с хорошей охраной. Узнав цель нашего пути, Эорих предложил идти с обозом, так гораздо безопаснее. Мы переправились через Рейн и направились к северо-востоку через Тевтобургский лес к реке Везер. Там встретились с фризами-плотогонами, которые переправляют товары к морскому побережью, и через день оказались в дельте Везера. А дальше совсем просто – фризы и юты дружат с саксами; если один из племянников рикса Эориха сказал, что этот важный жрец и охраняющий его воин желают попасть в Даннмёрк, значит так тому и быть. Меня и Эрзариха проводили до устья Альбиса, вместе с лошадьми перевезли на противоположный берег и указали направление – о Хродгаре и его Золотом бурге окрестные племена наслышаны.
– Не сомневаюсь, – вздохнул Северин. – Теперь сюда никто не приезжает, соседи боятся Хеорота…
Подробная беседа между епископом и его непутевым родственником состоялась после полуночи, в мужском доме, куда все вернулись отпировав в гостях у Вальхтеов. Беовульф принял бесповоротное решение ночевать на холме – не мог он больше видеть сумрачные лица данов, а сам «пир» куда больше напоминал тризну.
Скверные настроения, царившие в Хеороте, отметил и Ремигий – от его взгляда не ускользнуло то, что конунг отсутствовал, а роль хозяйки исполняла жена Хродгара. Кроме того, даны явились в общинный дом с оружием, не оставив его у входа, и позволили чужакам остаться при мечах – вопиющее, немыслимое нарушение закона!
Почему? Да очень просто: хмельные напитки не только веселят душу и разум, но и могут способствовать внезапным и глупым ссорам. Нет преступления страшнее убийства сородича, а тем более гостя в пиршественном зале – известно ведь, что варвары быстро закипают от любой обиды, впадая в священную ярость, но и столь же быстро отходят. Дабы не жалеть о совершенном в миг гнева, клинки оставляют возле дверей, и забрать их можно только покидая дом.
Вальхтеов ничем не выказывала беспокойства, наоборот старалась соблюсти обычаи гостеприимства. От имени Хродгара одарила Беовульфа и остальных золотом, поприветствовала ромейского жреца, явившегося нежданно, но от этого не ставшего менее уважаемым и дорогим гостем. Завела учтивую беседу.
Внесли зажаренного целиком вепря, распространился восхитительный запах горячего мяса, чеснока и трав. Пива наварили на три дня вперед, а еще медовуха, морская рыба, просяная и овсяная каша, теплый хлеб, орехи в меду, овечий сыр, створоженное козье молоко.
Стол богатый, достойный великих владык. Но радости за этим столом не было.
Унферт, Хродульф и Хрокмунд пили мало, разговор поддерживали только из вежливости, без внимания слушали рассказы Беовульфа о жизни в землях, принадлежащих народам полудня, обеспокоен но поглядывали на двери и прислушивались к неразличимым звукам. Изредка Унферт подзывал одного из дружинных, отправлял наружу – глянуть, как там. На дворе горели факелы, много, не меньше трех десятков – это Северин отметил, когда вышел по своей надобности, в обязательном сопровождении Алатея. Ходить по одному Беовульф запретил под страхом ужасных кар и немедленного смертоубийства.
Ант посмотрел наверх, на звездное небо и восходящую растущую луну, оценил тусклые пятнышки факелов, закрепленных на стене Оленьего зала, возвышавшегося на гребне холма, взглянул в сторону моря. Зачем-то лизнул палец, оценил направление ветра. Ночь была спокойной, только чайки граяли в отдалении.
– Тихо, – заключил Алатей. – Ни звуков, ни запахов. Запомни, Скильд: полагаться только на глаза не следует, зрение можно обмануть. Зато слух не обманешь, а галиурунны обычно воняют… Пошли обратно, иначе беспокоиться начнут, незачем лишний раз людей пугать.
Царящее в общинном доме уныние отчасти рассеялось благодаря текущему рекой ячменному пиву. Ремигий быстро нашел о чем поговорить с Эремодом и Гуннлафом – здешними жрецами, состоящими «при конунге», а не жившими по обыкновению на капище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
…Прежде этот дом принадлежал какому-то безвестному центуриону, теперь же его занимал отец Никодим из Адрианополя – советник рикса, человек ученый, но склонный к пьянству.
Рукоположение он получил в Никее, а вот какое чудо привело Никодима к саксам, клирик помнил слабо – каждодневное бражничание доброй памяти не способствует. В вере, однако, был крепок и истов как любой грек, придерживался Никейского символа, а встретить в прирейнском захолустье настоящего епископа и не мечтал. Свято хранил шесть книг, привезенных с собой из Фракии, – Евангелия, Ветхий Завет и четыре тома сочинений Августина, архиерея, державшего диоцезию Гиппонскую.
Эрзарих, развалившись на широкой лавке, громоподобно храпел – лангобард устал, испил крепкого саксонского пива, набил пузо вареной телятиной и горя теперь не ведал. Нет ничего лучше хорошего дома и гостеприимного хозяина, а дорога впереди дальняя…
– Завоевывать Британию, – повторил Ремигий. – История повторяется, а, брат Никодим? Идет по кругу. Некоторые варвары встают на римский путь, тебе не кажется?
– Кажется, – глубоко, как делают только очень пьяные люди, кивнул грек. – Спираль истории, ваше преподобие… Эорих уже почти христианин, на капище рядом с идолами крест поставил. Слушается меня, образованность ценит…
– Пил бы ты поменьше, святой брат, цены бы тебе не было. Всё, хватит разговоров, спать пора.
Никодим уныло посмотрел на очередной непочатый кувшин, вздохнул, потеребил пятерней пышную черную бородищу и последовал совету Ремигия буквально: уронил голову на столешницу, объяв ручищами помянутый кувшин вкупе с кружкой, и засопел, ровно младенчик.
– Какое время, такие и нравы, – весело фыркнул епископ. Встал, постелил на свободной лавке чистую попону, отыскал маленькую подушечку, набитую сеном. Прошептал после обязательной молитвы:
– Зри, Господи, на каких столпах возводится храм твой! На несокрушимых… Это надо же, из самой Византии сочинения Августина сюда припер, не поленился, не бросил, не потерял и не пропил…
Глава седьмая
В которой епископ Ремигий знакомится с Хеоротом, открывает некоторые неприглядные тайны, исследует болота, ожидает неминуемой встречи с Гренделем
Весна 496 года по Р. X.
Даннмёрк, Хеорот
– …У саков, в Бонне, мы провели целых два дня, – продолжал епископ свой рассказ о путешествии из Стэнэ в Хеорот. – Пришлось задержаться, Никодим из Адрианополя настоял, хотел, чтобы я познакомился с Эорихом. Потом мы узнали, что саксы отправляют большой обоз с купленным в Паннонии зерном к фризам, с хорошей охраной. Узнав цель нашего пути, Эорих предложил идти с обозом, так гораздо безопаснее. Мы переправились через Рейн и направились к северо-востоку через Тевтобургский лес к реке Везер. Там встретились с фризами-плотогонами, которые переправляют товары к морскому побережью, и через день оказались в дельте Везера. А дальше совсем просто – фризы и юты дружат с саксами; если один из племянников рикса Эориха сказал, что этот важный жрец и охраняющий его воин желают попасть в Даннмёрк, значит так тому и быть. Меня и Эрзариха проводили до устья Альбиса, вместе с лошадьми перевезли на противоположный берег и указали направление – о Хродгаре и его Золотом бурге окрестные племена наслышаны.
– Не сомневаюсь, – вздохнул Северин. – Теперь сюда никто не приезжает, соседи боятся Хеорота…
Подробная беседа между епископом и его непутевым родственником состоялась после полуночи, в мужском доме, куда все вернулись отпировав в гостях у Вальхтеов. Беовульф принял бесповоротное решение ночевать на холме – не мог он больше видеть сумрачные лица данов, а сам «пир» куда больше напоминал тризну.
Скверные настроения, царившие в Хеороте, отметил и Ремигий – от его взгляда не ускользнуло то, что конунг отсутствовал, а роль хозяйки исполняла жена Хродгара. Кроме того, даны явились в общинный дом с оружием, не оставив его у входа, и позволили чужакам остаться при мечах – вопиющее, немыслимое нарушение закона!
Почему? Да очень просто: хмельные напитки не только веселят душу и разум, но и могут способствовать внезапным и глупым ссорам. Нет преступления страшнее убийства сородича, а тем более гостя в пиршественном зале – известно ведь, что варвары быстро закипают от любой обиды, впадая в священную ярость, но и столь же быстро отходят. Дабы не жалеть о совершенном в миг гнева, клинки оставляют возле дверей, и забрать их можно только покидая дом.
Вальхтеов ничем не выказывала беспокойства, наоборот старалась соблюсти обычаи гостеприимства. От имени Хродгара одарила Беовульфа и остальных золотом, поприветствовала ромейского жреца, явившегося нежданно, но от этого не ставшего менее уважаемым и дорогим гостем. Завела учтивую беседу.
Внесли зажаренного целиком вепря, распространился восхитительный запах горячего мяса, чеснока и трав. Пива наварили на три дня вперед, а еще медовуха, морская рыба, просяная и овсяная каша, теплый хлеб, орехи в меду, овечий сыр, створоженное козье молоко.
Стол богатый, достойный великих владык. Но радости за этим столом не было.
Унферт, Хродульф и Хрокмунд пили мало, разговор поддерживали только из вежливости, без внимания слушали рассказы Беовульфа о жизни в землях, принадлежащих народам полудня, обеспокоен но поглядывали на двери и прислушивались к неразличимым звукам. Изредка Унферт подзывал одного из дружинных, отправлял наружу – глянуть, как там. На дворе горели факелы, много, не меньше трех десятков – это Северин отметил, когда вышел по своей надобности, в обязательном сопровождении Алатея. Ходить по одному Беовульф запретил под страхом ужасных кар и немедленного смертоубийства.
Ант посмотрел наверх, на звездное небо и восходящую растущую луну, оценил тусклые пятнышки факелов, закрепленных на стене Оленьего зала, возвышавшегося на гребне холма, взглянул в сторону моря. Зачем-то лизнул палец, оценил направление ветра. Ночь была спокойной, только чайки граяли в отдалении.
– Тихо, – заключил Алатей. – Ни звуков, ни запахов. Запомни, Скильд: полагаться только на глаза не следует, зрение можно обмануть. Зато слух не обманешь, а галиурунны обычно воняют… Пошли обратно, иначе беспокоиться начнут, незачем лишний раз людей пугать.
Царящее в общинном доме уныние отчасти рассеялось благодаря текущему рекой ячменному пиву. Ремигий быстро нашел о чем поговорить с Эремодом и Гуннлафом – здешними жрецами, состоящими «при конунге», а не жившими по обыкновению на капище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84