Чтобы добраться пешком до Хеорота, придется затратить некоторое время, но осторожные соплеменники хозяйки предпочитали держаться на расстоянии от дома – не хотели лишний раз искушать судьбу. И, разумеется, Гренделя.
Два шатра из выдубленных шкур и плотного серого войлока, поленница, открытый очаг под навесом, рядом с ним маленькая кузня для собственных нужд. Обстановка самая спартанская, ничего лишнего.
Встретил гостей старший – очень высокий вальх, смуглый будто сириец или египтянин. Имя ему было Ариовист. Личность до крайности живописная – прежде Северин видывал только галлов, но они немногим отличались внешне от германцев, разве что волосом темнее да бороды бреют по старинной традиции, привившейся за времена римского владычества.
Сомнений не было: Ариовист и его повелительница принадлежат к племени «старых» кельтов, наподобие бойгов или свессинов, тех, что населяли Европу задолго до появления италийских легионов и сохранившихся ныне только в самых глухих уголках – горах Гельвеции или Богемии, в непроходимых лесах и болотах за Бистулой, возле морского побережья Балтии. Немногим удалось пережить Великое Нашествие из Скандзы.
Выглядел Ариовист грозно – при иссиня-черных волосах и коричневой коже глаза у него были ярко-голубые и холодные, выражавшие только настороженность и недоверие. На лбу и щеках вытутаированные тонкие узоры, на предплечьях и тыльной стороне ладоней татуировки цветные – красные и зеленые. В ушах тяжелые золотые серьги, длиннющие усы заплетены в косички. Одежда самая простая – штаны из кожи, рубаха да обычная меховая безрукавка. Изогнутый кинжал на тонком поясе. Ходит Ариовист босиком.
По мнению Северина, именно так должен был выглядеть великий кельтский вождь Верцингиторикс, с которым упорно воевал Юлий Цезарь пятьсот лет назад. И впрямь варвар из варваров – с облагороженным римской цивилизацией Хловисом никакого сравнения!
– Я ждал вас, Вальхтеов предупредила, – кивнул Ариовист, выслушав Ремигия. – Спрашивай, жрец.
Чересчур многого епископ от Ариовиста не ожидал и был прав: оберегавших госпожу соплеменников интересовали только их прямые обязанности – несмотря на долгие годы, проведенные в Хеороте, даны остались для вальхов чужаками с иными обычаями и богами. Кроме того, Ариовист не мог избавиться от чувства вины перед конунгин: не уберег ее сыновей и позволил Гренделю поранить Вальхтеов.
Детей искали? Конечно искали – и до сих пор ищем! Жизнь на это положим. Да только одна беда: духи говорят, что их нет в числе живых. Оно их убило, никаких сомнений. Оно способно только убивать. – Ты видел Гренделя своими глазами и бился с ним, – сказал Ремигий. Ариовист недовольно поморщился – совсем негоже называть чудовище по имени пусть даже и светлым днем. – Расскажи.
Косноязычием кельты никогда не страдали – любой из вальхов отличный рассказчик, однако сейчас Ариовист с трудом подбирал слова. Ничего нового он не сообщил, но преподобный выделил некоторые дополнения к привычному образу кровожадного тролля: Ариовист обмолвился, будто в Гренделе есть… Да, звучит странно, но в нем замечались человеческие черты. И кровь у него теплая.
– Кровь? – выпрямился Ремигий. – Выходит, вы Гре… кхм… его ранили? Можно ранить, значит можно убить?!
Ариовист помолчал, вздохнул, сходил в шатер и принес продолговатый предмет, завернутый в старую тряпицу. Отбросил ткань, явив короткий клинок, напоминавший римский гладий. Лезвие обломилось в верхней трети, металл пошел трещинами.
Северин вытянул шею, стараясь рассмотреть оружие подробнее, и сразу отметил странное травление возле гарды: неизвестный гравировщик сплел воедино изображения священных животных: оленя, лошади и ворона – знаки Церунноса, Эпоны и Луг-га, древних кельтских богов. Вкруг шла надпись округлыми письменами вальхов, прочно забытыми еще в эпоху Клавдия – смысл этих символов ныне утрачен.
– Оружие посвящено Незримым, – тотчас понял Ремигий. – Судя по ковке и рисунку, меч очень старый, ему не одно столетие…
– Прадедов, – отрезал Ариовист. – Только этим клинком и получилось тролля поразить. В ногу, справа. Другим оружием никак – стрелы отскакивают, мечи по шкуре скользят. И пускай меч ковали не люди, а другие, все одно сломался.
– Кто – другие? – не удержался Северин и немедля опустил глаза, перехватив недружелюбный взгляд вальха.
– Не твоего ума дело, сопляк, – бросил Ариовист. – Иноплеменникам этого знать незачем.
– Кровь, значит, теплая? – поспешил вернуться к исходной теме Ремигий. – Такая же, как у человека?
– Да, – кивнул вальх. – Немного темнее, чем у людей, но все равно теплая и красная.
– Я слыхал, будто у ледяных великанов, хримтурсов, кровь синяя, – встрял Хрокмунд. – У троллей черная.
– Прекрасно, – буркнул епископ. – Спасибо тебе, Ариовист, ты очень помог. Прошу об одном: в ближайшие дни с Вальхтеов и Оленьего зала глаз не сводить, на ночную стражу вставайте по четверо, а не по двое.
– Ты чего-то ждешь? – негромко спросил вальх.
– Жду. Падения проклятия Хеорота. Разгадка этой тайны совсем рядом, след четкий и ясный… Северин, Хрокмунд – в седла! Поедем к восходу, в сторону болот!
* * *
– Дядя, надо вернуться! – взмолился Северин. – Солнце к горизонту идет, да и скверно здесь-Так скверно – сил нет!
Хрокмунд-дан не повторил слова епископского племянника только из гордости, пускай и готов был немедленно развернуть коня и без остановки скакать прочь, до самого Хеорота.
– Возвращаемся, – согласился Ремигий. – И впрямь, места очень нехорошие, аж сердце щемить начало. Глядите, опять ползающие огни…
Лошадка епископа всхрапнула и едва не понесла, чудом удалось сдержать. Только когда унылые туманные холмы исчезли в дымке далеко позади, животные успокоились и перестали вздрагивать.
…Несмотря на тихое сопротивление Хрокмунда, преподобный настоял на обследовании кромки болот, находившихся в дюжине римских миль от Оленьего зала, в глубине полуострова Даннмёрк, за каменистыми вересковыми лугами и хвойными рощицами.
Деревень в этой стороне не было, люди предпочитали селиться вдоль морского побережья, на берегах речек или севернее, на возвышенностях вокруг Сканнерборга. Здесь, в широких ложбинах между низкими безлесными холмами, простерлись топи, питаемые многочисленными ручьями, стекавшими с пологих гряд.
Места удивительно мрачные, ни одного яркого живого пятнышка – все оттенки серого, бурые и зеленоватые пятна разделяющих трясины островков. Черные омуты, безжизненно-желтые заросли прошлогоднего тростника и высохшей осоки, полоски ноздреватого снега, еще не растопленного весенним солнцем. Словом, тоска.
Запахи тоже не радовали – смердит гнилью и затхлой водой, слабый ветерок доносит сомнительный аромат прелой травы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Два шатра из выдубленных шкур и плотного серого войлока, поленница, открытый очаг под навесом, рядом с ним маленькая кузня для собственных нужд. Обстановка самая спартанская, ничего лишнего.
Встретил гостей старший – очень высокий вальх, смуглый будто сириец или египтянин. Имя ему было Ариовист. Личность до крайности живописная – прежде Северин видывал только галлов, но они немногим отличались внешне от германцев, разве что волосом темнее да бороды бреют по старинной традиции, привившейся за времена римского владычества.
Сомнений не было: Ариовист и его повелительница принадлежат к племени «старых» кельтов, наподобие бойгов или свессинов, тех, что населяли Европу задолго до появления италийских легионов и сохранившихся ныне только в самых глухих уголках – горах Гельвеции или Богемии, в непроходимых лесах и болотах за Бистулой, возле морского побережья Балтии. Немногим удалось пережить Великое Нашествие из Скандзы.
Выглядел Ариовист грозно – при иссиня-черных волосах и коричневой коже глаза у него были ярко-голубые и холодные, выражавшие только настороженность и недоверие. На лбу и щеках вытутаированные тонкие узоры, на предплечьях и тыльной стороне ладоней татуировки цветные – красные и зеленые. В ушах тяжелые золотые серьги, длиннющие усы заплетены в косички. Одежда самая простая – штаны из кожи, рубаха да обычная меховая безрукавка. Изогнутый кинжал на тонком поясе. Ходит Ариовист босиком.
По мнению Северина, именно так должен был выглядеть великий кельтский вождь Верцингиторикс, с которым упорно воевал Юлий Цезарь пятьсот лет назад. И впрямь варвар из варваров – с облагороженным римской цивилизацией Хловисом никакого сравнения!
– Я ждал вас, Вальхтеов предупредила, – кивнул Ариовист, выслушав Ремигия. – Спрашивай, жрец.
Чересчур многого епископ от Ариовиста не ожидал и был прав: оберегавших госпожу соплеменников интересовали только их прямые обязанности – несмотря на долгие годы, проведенные в Хеороте, даны остались для вальхов чужаками с иными обычаями и богами. Кроме того, Ариовист не мог избавиться от чувства вины перед конунгин: не уберег ее сыновей и позволил Гренделю поранить Вальхтеов.
Детей искали? Конечно искали – и до сих пор ищем! Жизнь на это положим. Да только одна беда: духи говорят, что их нет в числе живых. Оно их убило, никаких сомнений. Оно способно только убивать. – Ты видел Гренделя своими глазами и бился с ним, – сказал Ремигий. Ариовист недовольно поморщился – совсем негоже называть чудовище по имени пусть даже и светлым днем. – Расскажи.
Косноязычием кельты никогда не страдали – любой из вальхов отличный рассказчик, однако сейчас Ариовист с трудом подбирал слова. Ничего нового он не сообщил, но преподобный выделил некоторые дополнения к привычному образу кровожадного тролля: Ариовист обмолвился, будто в Гренделе есть… Да, звучит странно, но в нем замечались человеческие черты. И кровь у него теплая.
– Кровь? – выпрямился Ремигий. – Выходит, вы Гре… кхм… его ранили? Можно ранить, значит можно убить?!
Ариовист помолчал, вздохнул, сходил в шатер и принес продолговатый предмет, завернутый в старую тряпицу. Отбросил ткань, явив короткий клинок, напоминавший римский гладий. Лезвие обломилось в верхней трети, металл пошел трещинами.
Северин вытянул шею, стараясь рассмотреть оружие подробнее, и сразу отметил странное травление возле гарды: неизвестный гравировщик сплел воедино изображения священных животных: оленя, лошади и ворона – знаки Церунноса, Эпоны и Луг-га, древних кельтских богов. Вкруг шла надпись округлыми письменами вальхов, прочно забытыми еще в эпоху Клавдия – смысл этих символов ныне утрачен.
– Оружие посвящено Незримым, – тотчас понял Ремигий. – Судя по ковке и рисунку, меч очень старый, ему не одно столетие…
– Прадедов, – отрезал Ариовист. – Только этим клинком и получилось тролля поразить. В ногу, справа. Другим оружием никак – стрелы отскакивают, мечи по шкуре скользят. И пускай меч ковали не люди, а другие, все одно сломался.
– Кто – другие? – не удержался Северин и немедля опустил глаза, перехватив недружелюбный взгляд вальха.
– Не твоего ума дело, сопляк, – бросил Ариовист. – Иноплеменникам этого знать незачем.
– Кровь, значит, теплая? – поспешил вернуться к исходной теме Ремигий. – Такая же, как у человека?
– Да, – кивнул вальх. – Немного темнее, чем у людей, но все равно теплая и красная.
– Я слыхал, будто у ледяных великанов, хримтурсов, кровь синяя, – встрял Хрокмунд. – У троллей черная.
– Прекрасно, – буркнул епископ. – Спасибо тебе, Ариовист, ты очень помог. Прошу об одном: в ближайшие дни с Вальхтеов и Оленьего зала глаз не сводить, на ночную стражу вставайте по четверо, а не по двое.
– Ты чего-то ждешь? – негромко спросил вальх.
– Жду. Падения проклятия Хеорота. Разгадка этой тайны совсем рядом, след четкий и ясный… Северин, Хрокмунд – в седла! Поедем к восходу, в сторону болот!
* * *
– Дядя, надо вернуться! – взмолился Северин. – Солнце к горизонту идет, да и скверно здесь-Так скверно – сил нет!
Хрокмунд-дан не повторил слова епископского племянника только из гордости, пускай и готов был немедленно развернуть коня и без остановки скакать прочь, до самого Хеорота.
– Возвращаемся, – согласился Ремигий. – И впрямь, места очень нехорошие, аж сердце щемить начало. Глядите, опять ползающие огни…
Лошадка епископа всхрапнула и едва не понесла, чудом удалось сдержать. Только когда унылые туманные холмы исчезли в дымке далеко позади, животные успокоились и перестали вздрагивать.
…Несмотря на тихое сопротивление Хрокмунда, преподобный настоял на обследовании кромки болот, находившихся в дюжине римских миль от Оленьего зала, в глубине полуострова Даннмёрк, за каменистыми вересковыми лугами и хвойными рощицами.
Деревень в этой стороне не было, люди предпочитали селиться вдоль морского побережья, на берегах речек или севернее, на возвышенностях вокруг Сканнерборга. Здесь, в широких ложбинах между низкими безлесными холмами, простерлись топи, питаемые многочисленными ручьями, стекавшими с пологих гряд.
Места удивительно мрачные, ни одного яркого живого пятнышка – все оттенки серого, бурые и зеленоватые пятна разделяющих трясины островков. Черные омуты, безжизненно-желтые заросли прошлогоднего тростника и высохшей осоки, полоски ноздреватого снега, еще не растопленного весенним солнцем. Словом, тоска.
Запахи тоже не радовали – смердит гнилью и затхлой водой, слабый ветерок доносит сомнительный аромат прелой травы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84